Праздник Прощания

С минуту они лежали неподвижно в траве, затем Павел решил всё же посмотреть, что поджидало их за холмом. Он разгреб густую траву и почти перед собой увидел маленького старичка. Дряхлый рут стоял на коленях и упирался руками в землю.

– - Руки мои омертвели. Сила ушла, покинув меня, оставила, сделала ненужным, лишним. Сгубила. Нынче я никто. Я стал трупом и не смог с моим народом паршей встретить. Это страшит меня. Я не умер, но стал безжизненным. Для чего столько жизни дано было мне?

Старик уткнулся лицом в траву. Множество букашек сию же секунду поползло по его белой бороде на лицо ему, в нос, в рот, в глаза.

– - Прими меня! Успокой, приласкай, от тяжести освободи!

– - пропел старик.

Букашки стремительно вырастали числом и быстро покрыли всё тело рута. Они копошились на нём, шелестели тоненькими ножками, и вскоре не стало видно старика. Живая куча насекомых копошилась в траве.

– - Вот это фокус!
– - воскликнул подползший Рудик.

– - Давай-ка мотать отсюда. Не ровён час и нас обглодают. Я на такое внимание не напрашиваюсь.

Куча букашек в этот момент загудела и вдруг взметнулась с места, будто кто-то сильно подул на неё. Чёрными песчинками поднялись насекомые в небо и рассыпались в его голубизне. Ровно колыхалась трава. Старика не было.

– - Ушёл, -- прошептал Рудик, -- в Бога ушёл.

– - Иди ты... Мошкара, что ли, эта -- Бог? Хоть бы косточка осталась, а то просто исчез Ну, Кадола, ну, сочинитель...

– - А что там?
– - показал Рудик куда-то в сторону, и Павел увидел странные чёрные глыбы, похожие на плиты заброшенного строительства. Приятели осторожно направились туда.

– - Тоннель. Это не то, о чём говорил Кадола?

– - У него бы спросить, -- злобно оскалился Павел, -- пошли. Рискнём. По сей момент удача была с нами.

Они углубились в проход. Маленькие тусклые лампочки освещали сырые стены. Тут и там виднелись толстенные ржавые цепи, опускающиеся со стен на пол. Вдоль коридора прорисовывалось множество громадных дверей. Где-то слышался тяжёлый скрип открытой двери.

– - Средневековье какое-то.

– - Давай войдём в эту, раз отперта. Терять уж нечего, -- сказал Павел и согнулся слегка, чтобы не удариться о мощный косяк. Рудик поспешил не отстать от приятеля. Пройдя в дверь, он потянул за собой железную ручку, дверь охнула, и что-то с грохотом обрушилось с обратной стороны. Рудик толкнул дверь назад, но она не поддалась.

Павел бросил на друга испепеляющий взгляд.

– - Для таких как ты, Папа, в музеях пишут, чтобы руками не трогали, -- произнёс он.
– - Если мы тут останемся, дружочек, то ты покинешь мир первым, потому что я тебя сожру, когда проголодаюсь.

Павел зашагал вперёд, но идти пришлось недолго. Дорогу снова преградила дверь.

– - Если она не откроется, то я вышибу её твоей дурной башкой, -- пригрозил Павел через плечо Рудику и пнул дверь ногой. Она легко распахнулась.

– - Так, -- проговорил Павел, шагнув через порог.

– - Что там такое?

– - Готов спорить с тобой на любые деньги, Папа, что ты никогда не догадаешься в какую дыру мы попали... Это наше "Сидалище". Или это тоже мир Кадолы, который он сочинил? Если "Сидалище" со всему тутошним напитками тоже провалилось в писательское воображение, то я, сказать честно, не очень-то огорчусь, -- Павел медленно прошёл внутрь и зашагал, оглядываясь, через зал ресторанчика. Рудик заторопился следом. Когда они приблизились к стойке, толстощёкий Матрас поднял на них ленивые глаза. Он сидел за прилавком и, бросив ногу на ногу, читал книжечку в мягкой обложке.

– - Матрас, привет.

– - Кого я вижу!
– - хмыкнул бармен.
– - Где это вы с утра отсутствуете?

Павел и Рудик неуверенно переглянулись. "Сидалище" было привычно полупустым и тихим. За окном шумел знакомый дождь, мутно виднелись вывески, освещенные витрины. На улице купалась в воде вечная ночь.

Они находились в своем настоящем "Сидалище", в собственном городе. Сомнений быть не могло.

– - Вывела, стало быть, кривая, -- пробормотал Павел, а Рудик перекрестился.

– - А вы откуда, мужики? Что с вами?
– - не понимал удивлённых взоров Матрас.
– - Вы словно в первый раз тут... И как это вы такие сухие под таким ливнем? И без зонтиков.

– - Уметь надо, -- хмыкнул Павел.
– - Налей-ка нам для бодрости.

Рудик обернулся на дверь, откуда они только что вышли.

– - А что у тебя за той дверью, Матрас?

– - Ничего. Пыль. Паутина. Я хотел там склад оборудовать, но очень ненадежное место. Постоянно что-то рушится, осыпается. Дверь там еще одна есть, но она никогда не открывалась. Завалена с обратной стороны... А что это вы вдруг заинтересовались?
– - Матрас наполнил две большие рюмки.

– - Да мы, понимаешь, в клуб юных археологов записались. Слышали, что здесь с древних времён подземные ходы остались...

– - Вы что, спятили? Какие ходы?
– - Матрас надул пухлые губы.

– - Тогда извини, Матрасик, -- улыбнулся Павел и направился к любимому столику.

Он сел на стул и вытянул ноги.

– - А что ты там листал?
– - спросил он через весь зал.

– - Да вот Кадола дал мне новую свою книжечку. "Долина Прощания" называется.

– - Это про рутов?
– - быстро спросил Рудик. Он направлялся к столику и остановился на половине пути.

– - Да, про них, про маленьких человечков. Вы тоже читали?

– - Ага, -- протянул Павел, -- только не до конца. Чем там всё завершилось?

– - Погибают все руты, то есть уходят. Кто в облако превращается, кто в насекомых. Никого не осталось, -- виновато улыбнулся Матрас.
– - Я второй раз перечитываю.

Рудик сел напротив Павла и поднёс рюмку к губам.

– - А Кадола не придёт сегодня?
– - поинтересовался Матрас.
– - Я поблагодарить его хотел. Не появится, что ли?

– - Нет... Теперь я уверен, что не придёт -- негромко сказал Павел и прислонился лбом к стеклу витрины. По стеклу сильно бежала дождевая вода, и на лице Павел шевелились тени капель и букв. Буквы были большие и мокрые. Павел отодвинулся от окна и прочитал:

– - Е-щи-ла-дис.

А пробегавший в длинном прозрачном плаще дудон с большой палкой в руке остановился перед витриной и прочитал с улицы:

– - Сидалище...

Его голое под целлофановым покрывалом тело изогнулось и подняло палку.

– - Сидалище. Жопа то есть, -- гоготнул дудон, -- а мы по жопе-то дубинкой вмажем!

И он размашисто стукнул палкой в плачущее стекло. Витрина лопнула, зазвенела и поперхнулась хлынувшей внутрь водой. Теперь вода была повсюду. Она пузырилась под ногами и хлестала по лицу. Она плескалась и барабанила. Тихое уютное "Сидалище" захлебывалось и шло ко дну посреди бушующего океана. Качались на волнах чашки и тарелки, плавали салфетки и зубочистки. А вода прибывала. И не было от неё спасения.