Праздник саранчи

Иван развел руками. Мужчина взял дискету и пошел к двери.

— А деньги? — окликнул его Иван удивленно. — Ваш задаток?

Мужчина обернулся:

— Оставьте их себе. Вы же работали…

Он вышел. Иван взял деньги, снова положил. Зевнул поежившись. Подошел к окну и по пояс высунулся наружу. Вздохнул широко, полной грудью, улыбаясь…

В небольшой университетской аудитории за столами сидели человек пятнадцать студентов. Еще один смущенно мялся у наполовину исписанной доски. Иван не спеша прохаживался вдоль столов:

— Говорят, труд сделал из обезьяны человека. Но и волк трудится, добывая себе пищу! Трудится и муравей, и крот, и медведь, однако они не люди! Человек стал человеком, лишь когда научился думать, — Иван повернулся к студенту у доски, — думать головой. Только когда человек в первый раз смог к двум пальцам прибавить еще два, получить ровно четыре пальца и осознать результат, вот тогда он стал человеком…

Иван подъехал к старому пятиэтажному дому. Он вынул из машины пакеты, бутылки, взял под мышку ананас. Радостный, пошел к подъезду.

У подъезда толпились люди, стояла милицейская машина. Иван удивленно посмотрел на машину, на старух, шептавшихся о чем-то.

Он взбежал, прыгая через пять ступеней, на последний этаж. Дверь в квартиру была открыта, на лестнице тоже толпились люди, в основном женщины. Иван рванулся, но не смог пробиться через старух.

— Стол один, деревянный, четыре стула, один сломанный… — монотонно перечислял голос в квартире.

Иван, раздвинув старух, увидел милиционера и двух людей в штатском.

Кровать, шкаф с книгами, этажерка… — продолжал перечислять один из них, оглядывая маленькую однокомнатную квартиру.

— Из окна бросился, прямо на асфальт, — шептала позади Ивана какая-то старуха. — И все тихий такой был, скромный…

— Что вы говорите! — строго сказала другая женщина. — Чего ему бросаться? Он в банке работал, он сосед мой, его выбросили. К нему трое приходили, и машина внизу стояла.

Иван сунул какой-то старухе пакеты, ананас…

Расталкивая людей, бросился вниз…

Пробившись сквозь толпу, он увидел на асфальте замытое пятно, очерченное мелом…

Иван неподвижно сидел на скамейке в скверике. У его ног, чирикая, прыгала стайка воробьев. Он осторожно наклонился, положил руку на асфальт. Воробьи испуганно отлетели. Снова вернулись, прыгая совсем рядом с рукой.

Иван вдруг выхватил одного воробья, поймал его за лапки. Тот забился, вырываясь, закричал. Иван поднес его к самым глазам, рассматривая. Тот замер, испуганно косясь на Ивана. Иван улыбнулся, подул на него, тот закрыл глаза. Иван подбросил его, и воробей выстрелил прямо в небо…

Он оставил машину у ее подъезда. Взбежав на второй этаж, постучал. Еще раз. Ему не открывали. Он прислушался. В квартире раздавались быстрые шаги, что-то двигали…

Иван вышел из подъезда и, оглядев стену дома, легко забрался на карниз. Уцепившись за водосточную трубу, он дотянулся до балкона. Спрыгнув на балкон, через открытую дверь вошел в комнату.

В комнате у голой стены стояли свернутые рулоном маты, чемоданы, упакованные коробки. Катя, не глядя на него, быстро ходила по комнате, продолжая собирать вещи. Она была в джинсах и мужской рубашке, волосы туго заплетены в косу.

Взяв одну коробку, она отнесла ее к двери. Вернулась, взяла еще коробку, снова отнесла к двери. Вдруг быстро прошлась колесом по комнате и сделала сальто. Посмотрела спокойно на Ивана. Снова взяла коробку. Иван молча отобрал у нее коробку, и, взяв с пола чемодан, так же молча пошел к двери.

Открыв дверь, он за руку завел Катю в свою квартиру. Так же держа ее за руку, прошел в спальню и поставил на пол ее чемодан.

— Это твой дом, — сказал Иван.

Она молчала. Он усадил ее на кровать.

— Есть хочешь?

Она покачала головой.

— Пить?

Она снова покачала головой.

— А чего хочешь? ^

— Водки хочу, — сказала она тихо.

Иван сходил на кухню, принес рюмку водки, стакан воды и кусок хлеба.

Она молча взяла рюмку, выпила залпом, сделала глоток воды из протянутого стакана. Взяла хлеб, пожевала немного. Потом тихо прилегла на кровати.

Иван прикрыл ей ноги покрывалом.

— Я вещи принесу, — сказал он и вышел из спальни.

Он медленно спустился по лестнице. Вышел во двор.

Встал, прямой, огромный, с каменным лицом. Он огляделся равнодушно. Стемнело, и во дворе никого не было. Он пошел не спеша к своей машине, из которой торчали ее вещи. Вдруг остановился, прислушиваясь. Повернувшись, пошел через двор, все быстрее и быстрее. Навстречу ему послышалось треньканье гитары… Он побежал.

В беседке, склонившись над гитарой, перебирая струмы, сидел длинноволосый горбатый парень. Заметив Ивана, он поднял голову, и его лисье лицо растянулось в улыбка Рядом с ним сидел второй парень. Он развел руками, гладя на Ивана как на старого знакомого. Около него на лавочке сидела, опустив голову, рыжеволосая девушка.

Иван шагнул к ней и, взяв за подбородок, поднял ей голову. Она засмеялась весело, отодвигаясь от Ивана. Взмахнув головой, спутала волосы. Иван узнал ее.

— Чего ты к бабе нашей прицепился? — сказал горбатый. — Она у нас одна, не обижай нас! — Он засмеялся, быстро перебирая струны.

Иван повернулся и пошел прочь от беседки…

Он быстро, напролом, шел через кусты, почти бежал.

Он выбежал на пустырь к какому-то сараю. Споткнувшись, упал на колени. Его лицо было исцарапано в кровь. Он сел на землю и, прислонившись спиной к стене сарая, держась руками за голову, заплакал навзрыд. Опустив руки, вдруг рассмеялся сквозь слезы. Ударил себя по коленям, поднял голову, глядя на небо, снова засмеялся и заплакал. Он сидел у старой кирпичной стены и, потирая окровавленное лицо, качая толовой, все плакал и смеялся…

ДОБРЫЕ ЛЮДИ

Панька Морозов, получая на маслобойке свою долю масла, не утерпел и харкнул прямо в бидон с желтой жидкой мутью. Бидон тут же слил на землю, прямо в Маслобойке и, ни на кого не обращая внимания, вытащил шесть мешков семечек. Побросав их в телегу, уехал, вежливо попрощавшись, пообещав отжать масло у немцев.

Был он малый двадцати двух лет, отчаянный, оттого и дурак. Смерть незримо ходила за его спиной с самого рождения, как ходит за людьми отчаянными и смелыми. До немцев ему съездить не довелось.