Праздник синего ангела

– Винди-Винди-Винди.

Верейский с любопытством смотрел на свихнувшегося приятеля, раздумывая, как бы его увести обратно без ощутимых потерь для себя.

– Теперь смотри, - Ковригин перестал кричать, но все еще искал что-то глазами в верхушках деревьев.

Семен лениво посмотрел туда же. Через полминуты он увидел. Это была крошечная белка. Она перепрыгнула с одной ветки на другую и настороженно стала смотреть на людей внизу. Она была очень похожа на полуторамесячного котенка темно-серого цвета. Хвостик-спичка ходил ходуном, описывая круг за кругом со скоростью вертолетного винта.

– Видал?
– Ковригин не скрывал гордости укротителя тигров.
– Я ее два месяца приручаю. На голос уже отзывается, скоро с руки начнет брать. Я ее орехами прикармливаю. А сейчас она просто тебя боится. Ты для нее чужой.

– А что это ты орал, когда звал ее?

– Винди? Это я ее так назвал. Ветерок по-английски. Орех в зубы возьмет и поминай как звали - только шелест и шорох слышны.

– Ты, Пашка, совсем здесь одичал. С белками знакомство водишь. Больше не с кем?

– Почему не с кем? А вы с Гаврилой?

– Мы не в счет. Завел бы ты себе женщину, Паша. Поприличней. Я хоть и алкаш, но советы даю ценные. Имей в виду.

– Иди ты, - беззлобно огрызнулся Ковригин, - советник. Проживу я без женщин и без советов. Пошли обратно.

Коммерсант запаздывал. Семен, стоя на крыльце, посматривал на часы и ругался вполголоса на обормотов, заставляющих себя ждать: "А еще друг называется!"

– Паш, что ты обо всем этом думаешь?

– Ты же знаешь Гаврилу. Какие-нибудь очередные разборки с деловыми партнерами. Кто-то кому-то чего-то недопоставил или деньги вовремя не перевел - и все, кранты. Или еще: попадется, к примеру, неправильный клиент - какой-нибудь занудствующий ортодокс, начнет права качать до потери пульса с обеих сторон. А может конкуренты замочили - ничего не попишешь, бизнес он и есть бизнес, - Ковригин умел успокаивать.

– Да ну тебя с твоими прогнозами. Я не об этом. Я о том, что в городе творится.

– А-а... Ну, об этом вообще ничего думать нельзя. Это можно видеть и чувствовать или не видеть и не чувствовать. Логика и разум тут не действительны. Это сфера иррационального. Может даже на грани мистики. Если человек бессилен - значит в игру вступили боги. А может, демоны. Не знаю.

– Демоны, боги... Вся эта небесная канцелярия, по-моему здесь ни при чем. Дело в человеке...
– но увидев подъезжающее долгожданное фиолетовое транспортное средство, он радостно закончил: - А истина в вине.

Из машины вышел хмурый Лева и, не сказав ни слова, с мрачным видом достал с заднего сиденья спортивную сумку. До Художника донеслось приятное, услаждающее слух позвякивание. С распростертыми объятиями он продекламировал:

– Мрачнее тучи был Гаврила,

Гаврила гневом исходил.

Бессмертная "Гавриилиада".

Лева поморщился.

– Ты как всегда пьян, Сема, и даже не скрываешь этого.

– От друзей ничего не скроешь, - возразил тот, сияя как новенький рубль.

Но за него вступился Ковригин:

– Это он от долгого ожидания пьян. Перевозбудился. А ты чего такой кислый? Дела не идут?

– А то ты сам не знаешь, какие у нас дела творятся. Скоро весь город одним большим синим трупом станет. И всем это до фени. Никто даже не чешется. Верхи не хотят, низы не могут. У меня за последние две недели несколько долгосрочных контрактов полетело к бесу. С нами отказываются иметь дело, как с зачумленными. Как в таких условиях можно работать, я вас спрашиваю?
– он уже не говорил - кричал, яростно размахивая руками. Драпать отсюда надо, драпать. И как можно скорее, на все четыре стороны.

– Какая блоха тебя укусила?

– Эта блоха зовется налоговой полицией. И так все дела горят синим пламенем, так еще эти архангелы со своими иезуитскими методами и дешевыми улыбочками. Обобрали до последней копейки. Поставщики подгадили. Не удосужились письменно зафиксировать разрыв отношений. Три слова по междугородке и гудбай, Вася. А этим кровососам-бюрократам бумажки подавай обо всем на свете. А кто мне неустойки платить будет?

– он со злостью швырнул сумку на табуретку, так что содержимое ее жалобно зазвенело.

– Лева, мы тебе искренне сочувствуем, но не надо так бушевать. Лучше садись и выпей, - Семен уже доставал из сумки бутылки, любовно прочитывая этикетки на заморской продукции. Но первой он откупорил родную "Столичную" - недостатком патриотизма Художник никогда не страдал.

Разлил.

– За процветание Гаврилы - источника наших благ, за наш ум, честь и совесть во веки веков. Поехали.

Несколько омраченное начало вечера было сглажено подхалимским тостом Семена и громким звоном чокающихся стаканов.

– А все-таки отсюда надо делать ноги, - Лева уже успокоился, но сидел с задумчивым видом.
– Здесь гиблое место. Не успеешь оглянуться, как тебя уже запакуют и отправят коптить небо.

– Что верно, то верно. Только бежать надо было раньше, когда возможность была. Сейчас - финита ля комедия. А попытаешься нелегально - из тебя решето сделают.

– Город не закрыт наглухо. Как ты думаешь к нам жратва попадает? Вот это, - Лева кивнул на сумку, - поставляет в город мой знакомый. Бывший мой клиент, сейчас новое дело разворачивает. Спирт людям нужен в любых ситуациях, даже при смерти пить будут. Сейчас в городе алкоголя потребляется в два раза больше, чем раньше, до эпидемии. Вот так-то. Достоверные сведения. А если есть въезд, значит должен быть и выезд. Я по своим каналам могу разузнать про это дело. Товарный вагон, конечно, не лучшее средство передвижения, да и ненадежное. Вот если выйти на контрабандные пути...

– А что, есть и такие?

– Сейчас все есть. Должно быть и это. Надо наладить связи. Ну как, что скажете?

– Побег - вещь вообще романтическая, - отправляя в рот кусок колбасы, прожевал Семен.
– И главное - масса острых ощущений. Особенно, если пристрелят невзначай.

– На выбор: либо умрешь белым человеком от руки защитника родины. Заметь - почти что героическая смерть. Либо ты станешь синюшной поганкой и помрешь от неизвестной науке пакости.

– Да-а, невелик выбор. Но я оптимист - это меня и погубит, - Семен открыл бутылку коньяка и понюхал.
– Клопомор, - он презрительно отверг иноземное пойло и налег на отечественное.
– До последней капли крови буду верить я в святое!
– провозгласил он, поднял стакан, посмотрел его на просвет и торжественно опрокинул в рот.
– Меня никакая зараза не возьмет. Подавится. Да и куда мне. Здесь у меня мастерская. И Клавдия. Ее не брошу, а с собой тащить - лучше сразу в гроб. Не побегу, - резюмировал он и приложился прямо к горлышку бутылки.

– Извини, Лева, я тоже никуда отсюда не побегу, - принял эстафету Ковригин.
– Хватит, набегался. Привык я к этому городу, к работе своей. Да и с чисто рассудочной точки зрения наблюдать за ходом вещей гораздо интереснее из центра событий, а не со стороны, ты не согласен? Я останусь здесь до конца, каков бы он ни был.

– Ну и черт с вами, недоумки. Я тоже остаюсь. Не знаю, правда, зачем. Пока погляжу.

– Паша, пока не забыл, я хочу поставить перед тобой вопрос ребром, слегка заплетающимся языком заговорил Художник.