Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.)

Подготовительные тезисы к моей лекции дают представление о взглядах «общинников» по поводу их основного противника: «Бюрократия – социальный слой обладающих властью лиц, неподконтрольных со стороны трудящихся. Неподконтрольность делает бюрократию независимой от интересов трудящихся, порождает собственный интерес бюрократии, выражающийся в приобретении привилегий и расширении сферы бесконтрольной власти. Власть бюрократии позволяет им воспроизводить привилегии, поддерживать свою стабильность путем кооптации – самостоятельного подбора своих кадров и жесткого контроля за информацией каждым подразделением. Кооптация делает бюрократию крайне неэффективной (кадры подбираются не в соответствии с интересами дела, а в соответствии с интересами подбирающего во внутрибюрократической конкуренции). Жесткий контроль за информацией приводит к негибкости бюрократизированного аппарата и нескоординированности его работы. Эти обстоятельства порождают общую неэффективность бюрократии, что делает ее враждебной любой конкурирующей небюрократической (или даже бюрократизированной в меньшей степени) структуре, способной более эффективно выполнять свои функции. Одной из таких структур является самоуправление».

В кулуарах лекториев обсуждались собственные идеологические разногласия «общинников». Дело в том, что из-за моей поездки к питерским неформалам со мной не согласовали окончательный вариант декларации «Общины». Мне она казалась легковесной, без достаточного «конструктива». Исаев согласился разработать более солидную экономическую программу, которую приятели и написали в виде реферата по экономике.

Реферат «Тезисы о характере и задачах перестройки» подводил под экономические идеи федералистов философский базис. Он обращался к теме противоречий при социализме: «Одно из важнейших в этом ряду – противоречие между трудовым вкладом работника и долей вознаграждения». Если прежде основной пафос федералистов был направлен против бюрократизма и этатизма, то здесь критике подвергается входящая в моду идея доверить хозяйство свободному рынку: «… опыт стран социализма, прежде всего Югославии, доказывает, что снятие контроля с рыночных механизмов не способно решить указанную проблему, так как приводит к нарушению пропорций, конкурентным столкновениям на рынке, в которых немалую роль играют факторы, независимые от работника. В результате создается угроза необратимых изменений в положении работника (безработица), то есть принципиального нарушения закона „от каждого по способностям, каждому по труду“. Авторы тезисов видели выход „в использовании новых, присущих социализму механизмов, призванных сбалансировать хозрасчет. Предлагаемые ниже механизмы основаны на неразрывной взаимосвязи ленинских идей делегирования, хозрасчета и непосредственно-экономической власти Советов. Реализация этих идей была прервана вынужденной политикой военного коммунизма и не продолжалась после ее преодоления…“ То есть идея, может быть, и ленинская, но экономической власти у Советов в СССР не было.

Делегирование теперь определяется так: «Делегирование – избирательная система, основанная на комплектовании вышестоящих организаций из представителей нижестоящих с правом отзыва делегата пославшей его организацией в любое время» [76] .

Здесь же критике были подвергнуты и принципы прямых выборов, положенные в основу производственной демократии по закону 1987 года: «В условиях прямых выборов руководство остается фактически независимым от рабочих. Причины этого:

› большинство избирателей не могут лично знать деловые качества кандидата и проверить информацию о них;

› избранный руководитель фактически независим от выборов до выборов. Регулярные консультации с избравшей его массой невозможны, и ее воля является обязательной для руководства только в период предвыборной кампании;

› отсутствие внутренней связи в среде избирателей делает снятие руководителя раньше срока (отзыв) возможным лишь по инициативе какого-либо органа, избранного по такому же принципу». Такая формальная демократия фактически сводила на нет идею самоуправления, заложенную в законе о государственном предприятии. В итоге создавалась непосредственная угроза интересам работников. «2. а) Прежде всего самоокупаемость и самофинансирование как основы работы социалистических предприятий вступают в противоречие с системой их внутреннего управления. Уровень доходов тружеников теперь непосредственно зависит от деятельности руководства предприятия, в то время как непосредственная связь между администрацией и рабочими отсутствует…» [77] Администрация может использовать свою бесконтрольность и рыночную самостоятельность в личных интересах. Так оно и вышло на грани 80-х и 90-х годов.

Авторы стремятся сбалансировать рынок, сделать связи между производителем и потребителем более оптимальными, в чем может помочь «механизм потребкооперации, то есть объединения (организации) потребителей для взаимодействия с производителем». Необходимость регулирования рынка обусловлена прежде всего тем, что в случае спонтанного перехода к нему «предприятия переориентируют экономические связи друг на друга, оставив без смежников традиционных партнеров», что ведет «к угрозе остановки значительных производственных мощностей» [78] .

Поэтому при всей рыночности программы «общинников» они делают вывод: «Дальнейшее позитивное разрешение основного противоречия социализма возможно лишь при активизации сугубо социалистических общественных механизмов, таких как делегирование, экономическая власть Советов, потребкооперация, полный хозрасчет в их последовательной форме» [79] .

76

Шубин А., Исаев А. Тезисы о характере и задачах перестройки. Ч. 2. С. 1

77

Там же. С. 3.

78

Там же. С. 9.

79

Там же. С. 17.

Однако, согласовав стратегическую программу, идеологи «Общины» продолжали по-разному смотреть на место всего этого «конструктива» – и программного, и тактического. Одни неформалы жаждали быстрых результатов, продвижения в сферу публичной политики. Других больше интересовало выстраивание тех структур, которые смогут заменить нынешнюю «систему». В конкретной обстановке августа – сентября 1987 года это вписывалось в разделение труда – одних больше интересует фронт, других – тыл. Но как только разразился первый же политический кризис, выяснилось, что разделение чревато расколом, ибо исходит из разных подходов к стратегии – приоритетом является строительство горизонтальных корневых сетей, основы нового общества, либо ориентация на борьбу элит, популистское соединение общественных сил и влиятельных вождей из среды правящего класса.

НОВЫЙ САМИЗДАТ

НЕФОРМАЛОВ ТЯГОТИЛО, что распиравшие их идеи нельзя опубликовать. Вокруг них вращались сотни людей, и каждому приходилось разъяснять вопросы дня лично, как правило, в одних и тех же почти заученных выражениях. Конечно, хотелось бы иметь свое издание, которое разъясняло бы позицию клуба, служило средством не просто пропаганды, но и агитации. Мечтой «общинников» было печатать «раздаточный материал» тиражом в тысячу экземпляров. Тогда хватит на всех интересующихся.

В августе 1987 года участник диссидентского движения А. Подрабинек и его товарищи стали выпускать информационное издание «Экспресс-хроника». Они фиксировали события общественного движения, о которых умалчивала официальная пресса. По стилю «Экспресс-хроника» напоминала «Хронику текущих событий» диссидентских времен. В июле начал выходить самиздатский правозащитный журнал С. Григорьянца «Гласность». В Ленинграде вышел либеральный самиздатский журнал «Меркурий». В сентябре к либеральным изданиям добавилась социалистическая пресса: неонароднический журнал «Община» и затем редактировавшийся Б. Кагарлицким левомарксистский «Свидетель» (позднее «Левый поворот» – возрождение названия 1979 года).

В первом номере социалистического вестника «Община», выпущенного А. Исаевым, В. Гурболиковым и В. Губаревым, были опубликованы документы движения и подборка цитат М. Бакунина, направленная против марксизма и государственного социализма. Одновременно стали выпускаться и другие прообщинные издания – «Самоуправление», «Юго-Запад».

Первые тиражи «Общины» в несколько десятков экземпляров стали плодом самоотверженного труда девушек-машинисток, симпатизировавших «общинникам». В 1989—1990 годы «Община» стала одним из крупнейших оппозиционных изданий и крупнейшим социалистическим. Она выходила тиражом до 15 тыс. экземпляров и зачитывалась до дыр.

В качестве рупора неформаловсоциалистов «Община» заявила позицию равноудаления как от коммунистической бюрократии, так и от западнической либеральной технократии, ориентирующейся на возрождение капитализма. Наибольшую угрозу издание видело в смыкании этих двух «противоположностей». На такую перспективу указывало направление, которое принимала гласность: либеральные коммунисты выступают за взвешенный подход, что «в переводе с канцелярского языка на русский означает равновесие между двумя полуправдами – ортодоксально-бюрократической и западническо-технократической. Любопытно, что именно в историко-политической области… нащупываются пути возможного взаимодействия этих двух правых группировок, внешне противостоящих друг другу. Об этом свидетельствует та избирательность, с которой показывают народу кусочки теневой стороны истории. Сказано кое-что против коллективизации и преждевременного свертывания НЭПа, да и то, по-видимому, чтобы подстраховать „индивидуальный сектор“… Проливаются слезы над гробом царской семьи, и ни строки о трагической судьбе левого народничества. Упоминаются несправедливо забытые имена Рудзутака, Тухачевского, Якира и других „героев“… Но ни для ретивых администраторов, ни для либеральных буржуа никогда не будет интересен самодеятельный творческий поиск „черни“ – народных масс. Их более занимают либо вожди, либо тонкий слой политиков из Государственной Думы».

Тогда к предупреждению «общинников» прислушались немногие. Они предупреждали, что переход к капитализму будет проводиться авторитарным путем, с помощью номенклатуры со всеми вытекающими отсюда последствиями: «Для всякого здравомыслящего политика ясно, что реставрировать западный вариант капитализма в нашей стране снизу, демократическим путем нельзя, поэтому „буржуазники“ сейчас распадаются на две неравные группы – те, кто целиком сориентирован на отъезд и поэтому кричит о демократии без расчета чего-либо реально добиться, но с расчетом приобрести себе политический капитал, и те, кто действительно заинтересован в превращении России в Америку и поэтому будут искать путей наверх. По мере демократизации первых будет все меньше, а вторых все больше». «В этих условиях те, кто действительно хочет блага для нашего народа и поэтому выступает за демократию и социализм, должны сплотиться перед угрозой реконсолидации правых сил» [80] .

80

Община. – 1987. – № 2. – С. 9.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ДЕЛО ЕЛЬЦИНА

КОНСТРУКТИВИСТЫ И РАДИКАЛЫ

ОСЕННЯЯ РЕАКЦИЯ

ПОСТУПАТЕЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ неформальных организаций Москвы было прервано кризисом в партийном руководстве, известном как «дело Ельцина». Если в 1986—1987 годы многие речи Горбачева воспринимались как сенсация и скромные реформы приносили генсеку популярность, то во второй половине 1987-го значительные слои населения почувствовали, что слово и дело «верхов» расходятся. Это проявилось уже в сочувствии к выступлению руководителя московской парторганизации Бориса Ельцина, критиковавшего партийные привилегии и пониженного за это в должности.

Общественные настроения с особой силой проявились в среде общественных движений, которые попытались использовать конфликт в руководстве для вмешательства в большую политику.

Осенью 1987 года в неформальной среде заговорили о похолодании политического климата. «Община» писала: «Для тех, кто следит за политическим климатом в нашей стране, не является секретом, что сентябрь стал месяцем контрнаступления консервативных и правых сил… Мы далеки от мысли, что сентябрьское похолодание связывалось кем-либо с серьезными намерениями повернуть вспять колесо истории. Это была, скорее, проба сил…» [81] . Вскоре первые признаки похолодания, заметные в отношении партийных органов к неформалам, получили зримые подтверждения в официальных речах (доклад Горбачева к юбилею Октября и так далее), «деле Ельцина» и последующих событиях общественной жизни до письма Нины Андреевой включительно.

81

Община. – 1987. – № 2. – С. 6.

Но на первых порах Ельцин сам приложил руку к осенней реакции. В условиях назревающего конфликта с Егором Лигачевым, готовясь выступить на октябрьском пленуме ЦК, Ельцин опасался быть обвиненным в создании параллельной КПСС политической структуры.

Вспоминает Г. Павловский: «Из отпуска вернулся Ельцин, затопал ногами – что это вы без меня тут сделали! – замордовал идеолога МГК Карабасова, тот кинулся мордовать всех либеральных аппаратчиков ниже.

Карабасов меня вызвал, как одного из организаторов «Встречи». Я привел диссидентов, включая Новодворскую, так что я был источником зла. И во время разговора Карабасов стал мне объяснять, что я могу вернуться на 101-й километр. А я был временно прописан в Москве по решению Ельцина (по ходатайству Карпинского). Это напоминало разговор с Радищевым, которого Александр вернул из Сибири, а какой-то Ростопчин стал объяснять, что может его вернуть назад. Он, какой-то Карабасов, мне угрожает! Это меня рассмешило и разозлило одновременно. Все диссидентское во мне проснулось, я на него наорал и ушел, хлопнув дверью. На выходе милиционер потребовал от меня отмеченный пропуск, я его просто оттолкнул и вышел – я был дико зол! После этого за мной даже возобновилась слежка, которая продолжалась до ноября, до конца ельцинского кризиса.

В сентябре 1987 года мы обсуждали возможность создания либеральной фракции в КПСС, Пельман даже написал бумагу, в которой доказывал, что Ельцин может ее возглавить. Эта мысль для меня была странна – Ельцин, который только что на нас так давил, может стать главным либералом. Эту бумагу я передал старшим товарищам».