Преданная. Невеста

– Там уже смотрел.

– Тогда с другой стороны. Может переставила.

– Сейчас.

Слышу шаги. Визуализирую себе Славу. Его кухню. Ноздри щекочет запах другого дома. Хочется туда немыслимо.

– С каких пор ты делаешь себе ночной колд брю? – Спрашиваю с легкой иронией. А от ответного:

– Дрочить устал. Ищу себе занятие, – щеки розовеют.

Качаю головой. Пока думаю, что ответить – молчим.

Слава ищет, прерывая уютную тишину новым вопросом:

– Как подруга?

– Уже нормально. Хочет снять квартиру.

– Это правильно.

Не спорю. Вздыхаю. У Славы свои представления о жизни. Он, скорее всего, съехал бы от такого отца, как Смолин, лет в семнадцать. Возможно, был бы прав. Но это он…

– Ну что, нашел?

Молчит недолго. Но я-то слышу, что шолохи на фоне больше не слышны.

– Нашел. Думаю, что бы еще потерять и попросить тебя помочь найти.

Улыбаюсь. Он даже не представляет, как сильно меня тянет к нему. Можно видеться утром и к вечеру уже изнывать от тоски? Я и сама отвечу: можно. У нас так.

– Я тебя люблю.

– И я тебя. Заснуть попробуй.

– Ага.

Обещаю и быстро скидываю.

Телефон опускается на мои колени. Наверное, стоило бы сразу же вернуться под надежный замок Лизиной комнаты, но я сижу в тишине и темноте, гипнотизируя взглядом еле-заметную щель, через которую сочится свет.

Я помню еще с тех времен, когда просто опасалась контактов со слишком серьезным Лизиным отцом, что там находится его кабинет.

И мне не надо туда идти, но я все же встаю.

Мобильный прячу в карман пижамных штанов.

Мой наряд не выглядит вызывающим. Мои мотивы – более чем благородны.

Я спускаюсь по ступенькам и чем ближе подхожу к двери – тем лучше слышу, что внутри играет негромкая музыка. Какой-то джаз, если не ошибаюсь.

Колеблюсь, возможно, долю секунды, но все же рискую и стучусь.

– Входи.

Уверена на сто процентов, что Лизу он не ждет. Ждал ли меня... Да вряд ли. Я и сама не ждала.

Мой теневой работодатель сидит за рабочим столом. Его ноги заброшены на столешницу. В воздухе отчетливо слышится запах алкоголя. Бутылка виски стоит рядом с мужской рукой. Между пальцами – стакан. Он покачивает его, смотря на меня. Тянет к губам и опрокидывает.

Глотает с рваным дерганьем кадыка.

– Не спится, Юль? – Его голос звучит не прямо-таки дружелюбно, но и не агрессивно. Ненависть к нему мешается с долей сострадания.

Ожидая ответа, он вжимает дно стакана в стол ребром и прокатывая его. Поднимает взгляд. Вслед за ним – бровь.

Сознательно бодрится для меня, но я вижу, что под маской фирменной Смолинской "вежливости" ему не лучше, чем Лизе.

– Спустилась попить. Увидела у вас свет…

Он хмыкает и кивает. Смотрит на бутылку, колеблясь. Видимо, решает, что продолжит пить, когда я свалю. Отодвигает стакан и снимает ноги.

– Сказать что-то хочешь? Говори.

Это ни черта не просьба о помощи, но пусть будет так. Я не гордая.

– Не давите на нее так. Ей сейчас правда может быть лучше подальше от вас. Это не значит, что так будет всегда. Но в моменте…

Смолин хмыкает. Аккуратно сводит кончики пальцев подушечками друг к другу. Следит за этим, потом опять смотрит на меня.

– В моменте... Ты предлагаешь мне радостно отпустить в свободное плаванье дочь, которую я сегодня забрал из клиники после тяжелого алкогольного отравления и обнаруженной в крови дури? – Содержательно его вопрос ужасает, но тон скорее усталый, чем напористый.

– Отсюда она уедет в больницу еще быстрее. Дайте ей время. Может ключи от ее квартиры. Попробуйте уважать личное пространство. Границы. Прислушиваться.

Я и сама знаю, что это всё общие фразы. И вполне возможно, сейчас они вызывают в мужчине только злость, сарказм, протест. Но а вдруг завтра он уже задумается?

После длинной паузы Смолин качает головой и произносит тихо:

– Как у вас всё просто, девки... Так и хочется сказать: вот будут свои...

Смолин хмыкает. Я, вопреки любой логике, тоже.

Мы пересекаемся взглядами. Я улавливаю пугающую вспышку. Отвожу свой. Оглядываюсь на приоткрытую дверь. В принципе, пора...

Комкаю прощальное:

– Спокойной ночи.

Разворачиваюсь и делаю решительный шаг.

Пульс удар за ударом ускоряется, потому что я слышу за спиной звуки, которые слышать не хочу. Не надо.

Смолин отодвигает кресло. Встает. Обходит стол и по диагонали через комнату.

Рука ловко перехватывает меня поперек талии.

Возвращает в комнату. Дверь закрывается уже перед моим носом. Только я остаюсь внутри. И чувствую. Алкоголь – ярче. Жар – сильно.

– Куда спешишь?

Всё плохо.

– Мне к Лизе надо.

– Пойдешь.

Мужская рука соскальзывает с моего тела. А вот с ручки – нет. Он ждет, что развернусь, но я упрямо пялюсь в дверь.

– Что там заботушка?

Отец повторяет за дочерью, я чувствую дыхание на виске. Хочется оттолкнуть и сбежать, но нельзя. Кроме Лизы у нас еще есть план.

Кое-как взяв себя в руки, разворачиваюсь. Вжимаюсь лопатками в дверь. Его любовь к излишнему сокращению дистанций дико бесит. Он не позволяет отдалиться достаточно.

Лицом к лицу – не лучше. Мое лицо исследует темный взгляд. Исходящие от него волны поднимают на руках волоски. Я же давно знала, что он не против. Он никогда и не скрывал.

– Вы даже сейчас думаете о делах?

– Я всегда о них думаю, Юля. Двадцать четыре на семь. Как и ты. Ведь так?

Киваю. С ним я должна играть циничную крысу. Даже если изначально я такой не была. Его план должен был меня такой сделать. Отчасти – так и вышло.

– Так что там он?

– Спрашивает, когда я вернусь к нему от подруги. Ревнует.

– Понимаю его. – Мое притворно ровное дыхание сбивается. Происходящее очень не нравится. Опускаю взгляд на ручку. Дальше – перевожу в другую сторону. Свободная рука ложится мне на талию. Поднимаю к глазам. – Что подруга – моя дочь, его не пряжет? – Он мешает "рабочие" вопросы с переходящими черту действиями. Загоняет меня в угол. Я держусь, пока могу.

– А разве у него есть с вами какие-то проблемы? Вы платите, он пишет решение под вас. Я чего-то не знаю?

Корчу из себя дурочку. Вызываю у Смолина новую улыбку.