Преданные сражения
Шрифт:
«Так вот, – продолжал фюрер, – мы получили конфиденциальные донесения, что регент-правитель Венгрии адмирал Хорти пытается установить контакты с врагом, желая договориться о сепаратном мире. Успех его замыслов означал бы гибель нашей армии. Хорти хочет найти согласие не только с Западными державами, но также и с Россией, которой он предложил полную капитуляцию.
Вы, шурмбаннфюрер Скорцени, подготовите военный захват будапештского замка на горе Бургберг. Начнете эту операцию, как только мы получим сведения, что регент намерен отказаться от своих обязательств, вытекающих из его союзнического договора с Германией. Похоже, что Генеральный штаб подумывает о высадке парашютистов или, возможно, о приземлении нескольких самолетов на саму эту гору. На время вашей миссии вы поступаете в распоряжение нового командующего нашими войсками в Венгрии генерала N. Однако приготовления начнете сегодня же, поскольку штаб у N, еще только формируется [212] .
212
Не совсем ясно, что имеет в виду Скорцени передавая слова Гитлера: командующим вермахтом в Венгрии (с подчинением ему командующий войсками в Восточной Венгрии и Западной Венгрии) являлся генерал пехоты Ганс фон Грейфенберг – этот пост он занимал до конца войны. Однако назначение состоялось (и тогда же был сформирован штаб) еще 1 апреля 1944 г.
Генерал Йодль прочитал мне список подразделений, вверяемых под мое начальство: батальон парашютистов люфтваффе, 600й парашютный батальон [213] и моторизованный батальон, сформированный из курсантов офицерского училища в Винер-Нойштадте. К тому же из Вены будут переведены две эскадрильи транспортных планеров и поставлены под мое командование.
– Вы получите также на время операции самолет из штабной эскадрильи фюрера, и будете пользоваться им для ваших личных передвижений, – заключил Йодль.
213
Ядром 600-го парашютного батальона СС (SS-Fallschirm^gerbataillon 600) стало 90 ветеранов, оставшихся от 500-го парашютного батальона СС. Он был сформирован в октябре 1944 г. в Дойч-Ваграм (Австрии). Кроме того, в операции «Панцерфауст» (Unternehmen Panzerfaust) принял участие и 502-й егерский батальон СС.
Еще несколько минут Гитлер беседовал с Риббентропом по поводу докладов немецкого посольства в Будапеште. Согласно последним депешам, положение следует считать «очень напряженным»; венгерское правительство явно желает покинуть лагерь стран «оси». Затем фюрер подписал мой мандат и, протягивая мне, добавил:
– Я рассчитываю на вас и на ваших людей.
Затем он удалился. Немного позже ушли остальные, оставив меня в одиночестве. Проглядывая наскоро документ, я поразился, что буду располагать практически неограниченными полномочиями. На листе большого формата типа «государственная бумага», где в верхнем левом углу золотым рельефом был выбит орел со свастикой, а наверху готическими буквами написано «Фюрер и рейхсканцлер» (F"uhrer und Reichskanzler) [214] , я прочитал:
214
Это довольно странно: дело в том, что еще до войны в официальных документах (и в случае с бланками тоже) в Третьем рейхе по идеологическим соображениям отказались от готического шрифта в пользу т. н. германского письма.
«Штурмбаннфюрер резерва СС Отто Скорцени назначен мною для выполнения личного и конфиденциального приказа высочайшей важности. Прошу все военные и гражданские службы оказывать штурмбанфюреру Скорцени всевозможную помощь и выполнять все его требования».
Под этими словами – подпись первого лица в Германии, выведенная нетвердой рукой. На какой-то миг я подумал, что с таким карт-бланшем я мог бы по своей прихоти поставить весь рейх с ног на голову. Затем решил, что буду пользоваться им как можно меньше. Ведь я уже научен, что следует опасаться слепого подчинения штабных чинов, которым показывают «высочайший приказ». Я предпочитал полагаться на понимание и на сознательную помощь тех, к кому должен буду обратиться.
Сейчас уже два часа ночи, но, прежде чем ложиться спать, хочу сделать свои первые распоряжения. К счастью, двумя днями раньше я предусмотрительно телеграфировал приказ о боевой тревоге одному из своих подразделений, бывшему 50-2-му егерскому батальону. Теперь я прошу соединить меня с капитаном [215] [Адрианом] фон Фёлькерзамом и отдаю ему приказания:
– Алло, Фёлькерзам. Мне только что поручили крупномасштабную операцию. Потрудитесь записать: 1-я рота, усиленная несколькими отборными солдатами, сегодня утром, ровно в восемь, грузится в самолет на аэродроме Гатов. Пусть возьмут тройной запас патронов, и добавьте полное снаряжение для четырех взводов подрывников. Каждому человеку дайте запас съестного на шесть суток. Роту поручите оберштурмфюреру [СС Вернеру] Хунке. Место назначения знает командир транспортной эскадрильи. Я сам в тот же час вылечу отсюда и примерно в десять прибуду на заводской аэродром Хейнкеля, что неподалеку от Ораниенбурга. Приезжайте за мной. Мы, то есть вы, Остафель, [Карл] Радль и я, отправляемся в полдень. Вопросов нет? Прекрасно. И до скорого.
215
К этому времени Адриан фон Фёлькерзам был уже переведен
в СС и являлся уже не капитаном, а гауптштурмфюрером СС, чего Скорцени, как его непосредственный начальник, не знать не мог.Несколько часов отдыха, и я уже лечу на борту «Хейнкеля» He.111. Созерцая пейзаж, думаю о тех последствиях, которые неминуемо вызовет предательство венгров. Ставка в игре, которую мне, возможно, придется играть, огромна: целая армия – миллион человек, чье положение станет весьма шатким, чтобы не сказать отчаянным, в том случае, если венгерские дивизии в Карпатах прекратят огонь или, что еще хуже, перейдут на сторону врага. И если к тому же мы потеряем и Будапешт, центральный узел наших коммуникаций, то это будет невообразимая катастрофа. О, только бы мне успеть!
Внезапно я вспоминаю о тех транспортных планерах, что фюрер предоставил в мое распоряжение. И еще два батальона парашютистов. Как же все-таки эти господа из Генерального штаба представляют себе операцию парашютистов против Замка на Горе – не говоря уже о сумасбродной затее приземлить планеры на вершине утеса? Оказывается, я неплохо знаю Будапешт: единственное место, где в крайнем случае можно было бы осуществить подобный замысел, – это огромный плац, называемый, один Бог знает почему, Кровавым полем. Однако если венгры переметнутся на сторону врага, то нас могут совсем запросто смести еще до того, как мы успеем собраться в группу – перекрестным огнем с самой горы, которая там совсем близко, и с зданий, окружающих эспланаду. Возможно, все-таки удастся приземлить несколько ударных отрядов. Ладно, посмотрим все на месте.
В условленный час я прибываю в Ораниенбург, где меня ждет Фёлькерзам. Он сообщает, что моя первая рота уже отбыла в Вену, место сбора различных частей, вверенных под мое командование. На машине мы заскакиваем в Фриденталь, чтобы забрать личные вещи, а затем, в сопровождении Радля и Остафеля, вылетаем в австрийскую столицу. В нашем багаже мы везем ящик новейшей взрывчатки, недавно поступившей из армейских лабораторий. Это достаточно удобное сиденье, если только все время не думать о встрече с вражеским самолетом, а это вполне реально, учитывая активность союзнической авиации над Германией. Один снаряд по ящику – и все взлетает на воздух! Но, по правде говоря, мы слишком заняты нашими планами, чтобы думать об этом. Единодушно решаем моторизовать все наши части. Так что впереди славные схватки со службой распределения транспорта. Мы знаем, как тяжело сейчас отыскать грузовики. Восточный фронт, а в последние несколько месяцев уже и Западный поглотили их в таком количестве, что даже самая мощная в мире промышленность не смогла бы заполнить эти бреши.
Однако в Вене всего за три дня нам удается уладить все трудности. А я еще и устроил в Нойштадте смотр моему пехотному батальону, насчитывающему тысячу юнкеров – отличная команда отборных молодцов, движимая исключительным боевым духом. Парашютисты люфтваффе уже прибыли в Вену, равно как и батальон парашютистов СС, доставленных с Восточного фронта. Люди из люфтваффе находятся в прекрасном состоянии, офицеры рвутся в бой, но вот эсэсовцы выглядят не очень хорошо: в предшествующие недели их жестоко потрепали в боях. Кстати, это тот же самый батальон, что в июне 1944 г. участвовал в операции против Тито.
Как только мы уладили многочисленные сложности, связанные с моторизацией и оснащением наших частей, я отправляюсь в Будапешт в сопровождении Радля. Пора уже ознакомиться с положением на месте. Запасшись документами на имя некого «доктора Вольфа», облаченный в отличный гражданский костюм, я представляюсь в венгерской столице некому господину N, которому меня сердечно рекомендовал наш общий друг. Этот славный человек встречает меня с распростертыми объятиями, с гостеприимством, достойным лучших венгерских традиций. Он даже сам переезжает, оставляя мне в пользование свою квартиру, включая лакея и кухарку! Мне стыдно в этом признаваться, но никогда за всю свою жизнь я не жил так хорошо, как в эти три недели, – и это на пятом году войны! Да мой хозяин еще бы и обиделся, если бы я питался более скромно!
Тем временем в Будапешт прибывает и мой непосредственный начальник генерал N. Он пытается прежде всего сформировать работоспособный штаб: поскольку у него не хватает офицеров, я одалживаю ему Фёлькерзама и Остафеля. Чтобы приготовиться к любой неожиданности, мы вырабатываем план боевой тревоги для всех немецких войск в Будапеште и вокруг него: этот план должен обеспечить нам в случае заварухи контроль над железными дорогами, вокзалами, телефонными и телеграфными узлами.
Наши секретные службы уже сумели установить, что сын регента Никлас (Миклош) фон Хорти только что имел первую встречу, естественно сверхсекретную, с эмиссарами Тито. Венгры явно пытаются через югославских партизан установить контакт с советским Верховным командованием, чтобы договориться о сепаратном мире. Таким образом, на этот раз данные Генерального штаба фюрера оказываются точны. Во время совещания с начальниками служб разведки мы решаем установить наблюдение за действиями Ники Хорти, заслав в его окружение нашего агента. И вот один хорват, имеющий хорошие связи в правительственных кругах, очень быстро завоевывает доверие как югославов, так и сына Хорти. И мы узнаем, таким образом, что очень скоро уже сам регент примет участие в ночном собрании заговорщиков. Эта новость нам особенно неприятна, ибо в наши планы вовсе не входит, чтобы глава государства был лично замешан в этом деле. Однако заботу о том, чтобы найти здесь какое-то решение, я оставляю на тайные службы и полицию, у меня есть другие заботы.