Предатель. После развода

Лучше пусть будет мудаком, который изменяет нелюбимой жене, которую он ни во что не ставит, а я останусь идеальной бывшей женой-жертвой.

— Да не жду я от тебя извинений, Фиса, — Герман озадаченно поднимает брови, — и нет, разве я могу винить женщину в ее нелюбви? Если не любят, надо уходить, а я не ушел.

Ох, представляю, чтобы было, если бы Герман решил честно уйти из семьи без интрижки на стороне.

Да это бы было куда хуже.

Так хоть причина у нашего развода была, и я сполна насладилась ролью гордой жертвы, которую обманули.

— Что, так тоже не пойдет, да? — Герман тихо смеется.

Да он бы тогда лопатой мне корону сбил, а эта корона вросла аж в череп.

— У нас был неиллюзорный шанс стать той парой, в которой есть мерзкая старуха, которая командует сгорбленным затюканным дедком, — Герман приглаживает волосы и смотрит на потолок. — Есть, конечно, в этом своя романтика, но я бы так не хотел.

И ведь я живо представляю себя старой брюзгой, которая не дает жизни никому. Ни соседям, ни знакомым, ни сотрудникам в банке, который отвечал бы за мою пенсию.

— А теперь ты будешь кобелем, — с ехидством замечаю я. — Ты решил съехаться с Дианой и настроен строить с ней, я так понимаю, семью, но тебе это не помешало поцеловать меня.

— Нет, не помешало, — герман надевает маску самодовольства, — и тебе понравилось. Ты не была против.

Я вспыхиваю смущением как спичкой, но усилием воли я сжимаю кулаки так крепко, чтобы ногти впились во внутреннюю часть ладоней.

— Не в этом дело, Гера, — цежу сквозь зубы. — У тебя сын растет и дочь. И чему ты их научишь в таких отношениях, в которых ты гуляешь, а твоя половинка закрывает на это глаза, а?

— А ты бы их хотела научить тому, что бывший должен ковриком стелиться перед ножками королевы?

— А ну, не переводи стрелки! — рычу я. — Ты мне дал четко понять, что наши дети будут жить и в твоих новых отношениях. И что-то они далеки от хорошего примера для подрастающего поколения!

— За то в наших отношениях мы учили подрастающее поколение любви и уважению, да?

— Может, хватит, а?

— Я понимаю, о чем ты говоришь, Фиса, — Герман взгляда не отводит, — и ты, как обычно, знаешь, как надо другим жить. Может, ты себе какой-нибудь дельный совет уже дашь? Что бы ты себе посоветовала сейчас, такая умная и разумная?

Я отворачиваюсь к окну.

Отношения — это слишком сложно для меня, потому что в них наступает момент, когда на гормональных всплесках, эмоциях и влюбленности уже не вытягиваешь.

Я точно больше замуж не выйду.

— Я уже советовала себе отпустить тебя с миром, Гера, — тихо отвечаю я. — Пожелать тебе счастья и любви. Ты ведь этого достоин, как и любой другой человек. И я не должна лезть к тебе с советами. Как ты сказал, я должна перестать выебываться.

Зажмуриваюсь и шепчу:

— Ты был не моим любимым мужем, а просто моим. Вот меня и штормит сейчас.

Я избегала откровенной беседы и скандала с Германом, потому что в них бы мы пришли к точке, а так наши отношения оборвались на многоточии, которое подразумевает возможное продолжение. Пусть и горькое, но продолжение.

— И что ты меня отпустишь? — горячий шепот обжигает ухо, и я вздрагиваю. — Отдашь Диане, которая так сильно бесит?

— Гера, прекрати, — шепчу я, а у самой по рукам проходит теплая слабость. — Разве я могу тебя отдать? Ты же не вещь.

— Мне нравится, когда ты называешь меня Герой.

Я делаю резкий шаг вперед, избегая поцелуя в шею, и разворачиваюсь к Герману:

— Пора слезть с моего крючка окончательно, — твердо смотрю в черные глаза и прячу трясущиеся руки за спину. — Ты скучаешь по той Анфисы, которой больше нет, Герман.

— Опять Герман, — закатывает глаза. — Я тебя понял.

— И я, пожалуй, оставлю заботу о знакомстве наших детей с Дианой на тебя, — суетливо поправляю ворот блузки.

— Сбегаешь?

— Да, — признаюсь я. — Ты-то сможешь Диане смотреть в глаза, а я — нет. Мне будет, как минимум, неловко.

— Ясно, — Герман прячет руки в карманы. — Какой я нехороший мальчик.

— Больше этого не повторится.

— Как скажешь.

Минуту смотрим друг другу в глаза, а затем я решительно шагаю к двери. Герман хочет взять меня за руку, но я успеваю увернуться.

— Нет, — пячусь к двери. — Я ухожу. Это уже точно.

Герман молчит, продолжая недобро щуриться на меня, как затаившийся в кустах маньяк.

— Пока, Гера… — небольшая заминка, и я поправляюсь. — Герман.

— Давай еще по отчеству, ага.

— И будь, пожалуйста, на связи, — игнорирую его напряженный сарказм. — Я все равно буду волноваться, что и Афинку на тебя оставила.

— Я справлюсь.

— Не сомневаюсь, — киваю и торопливо выхожу из комнаты. — Все, я ушла, Гера… Герман, блин.

Бью себя по лбу кулаком и бегу на цыпочках в прихожую.

Все, это самый настоящий конец. Я признаю, что мы оба просрали брак, и что я тоже не хочу возвращаться в те отношения, в которых Герман меня раздражал.

— Ты телефон забыла, Фиса. Как же ты такая вся деловая мадама и без телефона будешь?

Глава 43. Кто это?

— Фишка, ты тяжелая, блин, — с покряхтыванием тащу Афинку из песочницы к скамье.

Попросила взять ее на ручки, а я почему-то не смог отказать. Жалко стало. Она же совсем ничего не понимает, что происходит между мамой и папой.

И почему они живут отдельно.

— Зато ты сильный, — шмыгает и запоздало добавляет, — я не Фишечка.

— Раз я тебя ношу на руках, — сдавленно отвечаю, — то ты будешь Фишечкой. Вот так это работает.

— Нет.

— Да, — уверенно повторяю я. — Фишечку Боря носит на руках, а взрослую Афину — нет.

Останавливаюсь, чтобы показать, что я говорю серьезно:

— Ты кто сейчас, — держу на лице маску невозмутимости, — Фишечка или Афина?

Задумывается и хмурится, вглядываясь в мое лицо. Конечно, она может закатить истерику и криками со слезами вынудить меня взять ее на руки, но, видимо, сейчас не то настроение.