Предатель
Шрифт:
– Пытайся-пытайся, я-то щекотки не боюсь.
Но я умею подыгрывать, так что я позволяю Кейси найти точку опоры и опрокинуть меня на спину. Она с победной усмешкой усаживается на меня.
– Моли о пощаде, – заявляет она, явно гордая собой.
Придерживая ее за бедра, я изо всех сил стараюсь не ткнуться в нее эрекцией.
– Ладно, сдаюсь, – хрипло говорю я. – Делай со мной что хочешь.
Она наклоняется и целует меня в губы. Я уже наполовину возбужден и молюсь, чтобы она этого не почувствовала. Не то чтобы я не хочу, чтобы она прокатилась на моем члене, но я не собираюсь доводить до этого сейчас.
Но чтоб меня, как же она хорошо целуется.
Не знаю, что это за особенная магия, но от одного ее вкуса я становлюсь совершенно диким. «Подмять ее под себя и сорвать с нее одежду» – такой вот сорт сумасшествия. Так что, когда она хватает меня за ладони и поднимает их вверх по своим бедрам, я не сдерживаюсь и провожу большими пальцами по твердым соскам под тонким свитером. У нее вырывается крохотный стон мне в губы, и мой самоконтроль повисает на волоске. Схватив ее за грудь, я сжимаю пальцы, и она начинает двигать бедрами взад и вперед.
Со стоном опрокидываю нас набок и отстраняюсь. Ровно настолько, чтобы мы больше не соприкасались ниже пояса, пока я целую ее шею. Если она мне позволит, то я возьму ее прямо здесь, и это будет восхитительно. А еще это испортит все, что могло бы между нами быть.
– Не торопись ты так, – говорю я, когда ее лицо грустнеет. – У нас полно времени.
Это не то, что она хочет от меня услышать. Даже когда она наклоняет голову, чтобы поцеловать меня, и запускает пальцы мне в волосы, очевидно, что она уже думает, что сделала не так. Она, разумеется, все сделала так, и мне жаль, что я не могу ей этого объяснить.
Единственный человек, который неизбежно напортачил, это я.
Глава 6
Кейси
Ужины в этом доме – дело семейное, и это не обсуждается. Да, по выходным тоже, без исключений. Если мне или Слоан нужно пропустить ужин, то от нас требуется заявление в письменном виде и презентация с описанием основных причин, почему нас должны отпустить. Ну хорошо, не до такой степени, но почти. К этой традиции папа относится очень серьезно.
Я все еще парю в небесах после свидания с Фенном, помогая Слоан накрывать на стол. Папа шуршит на кухне, завершая блюдо, которым нас порадуют на этот раз. Честно говоря, готовит он ужасно, и мы все это знаем, но папа все равно настаивает. Слоан думает, что он пытается играть сразу две роли – строгого добытчика и заботливого домохозяина, но домашние дела ему никогда не давались.
– И чего ты так улыбаешься?
Поднимаю глаза и вижу подозрительный взгляд сестры.
– Ой. Я даже не заметила.
Она расслабляется.
– Извинения приняты.
У меня вырывается смешок.
– Я не буду извиняться за улыбку! Люди иногда улыбаются, Слоан. Смирись.
Закончив раскладывать салфетки, я бегу на кухню за стаканами. Несколько минут спустя мы все втроем уже сидим за столом. Бо и Пенни сидят возле папы с умоляющими мордами, пока он накладывает огромную порцию лазаньи на тарелку Слоан.
Она выпучивает глаза.
– Пап, – протестует она, – мне бегать в понедельник. Ты пытаешься убить меня углеводами?
– Мне казалось, перенасыщение углеводами – реальная тактика некоторых спортсменов перед забегом. – Он непонимающе смотрит на нее. –
Ты же сама недавно говорила.– Да, но не половину целой лазаньи же. – Она разрезает огромный кусок пополам, втыкает вилку в середину и скидывает вторую часть мне на тарелку.
Я фыркаю.
– Спасибо.
Пока мы едим, папа закидывает нас вопросами, в основном Слоан. Судя по тому, как она морщится и стонет, она уже жалеет о том, что на прошлой неделе высказала ему, мол, он совершенно не интересуется ее жизнью и по умолчанию считает, что она в порядке. Судя по всему, это вышло ей боком – Слоан до ужаса скрытная, так что я точно знаю – этот интерес ее убивает. Но мне ее совершенно не жалко. Добро пожаловать в мою жизнь. Меня-то папа вечно чем-то донимает.
Едва сдерживаюсь, чтобы не засмеяться, когда он спрашивает ее об Эр Джее:
– Мистер Шоу с тобой хорошо обращается?
– О боже мой. Нет. Мои отношения мы точно обсуждать не будем. – Слоан запихивает в рот кусок лазаньи и жует как можно медленнее, чтобы избежать необходимости говорить.
Папа сдается и разворачивается узнать, как прошел день у меня.
– Мистер Бишоп заходил погулять с собаками? – спрашивает он.
О нас с Фенном он говорит с таким же энтузиазмом, что и о Слоан с Эр Джеем. По крайней мере, папа больше не возражает против нашей дружбы вслух. Держит свое неодобрение при себе, потому что знает, как для меня важно проводить время с Фенном.
Если бы не его дружба, я вполне могла бы до сих пор сидеть в своей комнате, зацикленная на той ночи, когда моя машина оказалась в озере. Занималась бы самоедством. Просыпалась по несколько раз за ночь от ледяных кошмаров. Да, кошмары мне до сих пор снятся, но уже реже. Теперь, если я просыпаюсь от них, то звоню Фенну, и он меня успокаивает. Говорит, что неважно, сколько времени. Если он мне нужен – я ему звоню.
И все-таки я знаю, что папе это все не очень-то нравится. Он еще до аварии считал меня хрупкой. Я была малышкой, меня нужно было защищать. А Слоан была опорой. Сильной. Я не завидую сестре, да и никогда не завидовала, но сложно отрицать, что иногда я злюсь. Не столько на нее, сколько на папино поведение. Словно я слабее ее. Не такая крепкая.
Я могу быть сильной, когда надо. Пережила же ту ночь, в конце-то концов.
– Кейс? – переспрашивает он.
– А, да. Заходил. Прогулялись до озера, было приятно.
Более чем. До сих пор чувствую его на своих губах.
Чувствуя, как теплеют щеки, меняю тему, пока не покраснела:
– Забыла спросить, можно Лукас сегодня зайдет кино посмотреть? Он мне написал перед самым ужином.
Папа отпивает воды из стакана.
– Да, конечно. Лукасу тут всегда рады. – Он косится на Слоан. – Кстати, не видел Сайласа на этой неделе.
– Он занят плаванием. А я бегом. Как-то не пересекались.
Я свою сестру знаю хорошо, и под маской этого небрежного ответа определенно что-то кипит. Только не знаю, что именно. Вспоминаю недавние разговоры с Фенном, не упоминал ли он о каких-то недопониманиях между сестрой и Сайласом Хейзелтоном, ее лучшим другом в Сэндовере. Но ничего не всплывает в памяти.
– И вообще, хватит о нас, – восклицает Слоан, переводя стрелки. – Как ваша неделя прошла, директор Тресскотт?