Предателей (не) прощают
Шрифт:
Широкий задерживался в Америке вместе со Славной. Друга мне тоже не хватало, но было спокойнее от знаний, что Артем где-то рядом с Давыдовым.
– Не пытай меня, Князева, – отсмеивался Широкий на все мои вопросы по поводу Ивана. – Вот прилетит твой боксер и сам все расскажет.
– А он прилетит?
– Если даже все самолеты вдруг перестанут летать, то этот упрямый осел пойдет пешком, упорства в достижении цели ему точно не занимать, – хмыкал Артем. И я верила ему на слово, ведь уже понимала, что не хочу, чтобы Давыдов исчезал из моей жизни, да и мальчишки его ждали.
Перемены
Сыновья и Лампа о чем-то заговорщицки шушукались по углам, а стоило мне зайти в комнату, и они разбегались словно мыши.
– Я достала вам билеты на сегодняшний мой спектакль, – заявила бабушка ближе к вечеру. – Форма одежды парадная, адрес мальчишки знают, попрошу не опаздывать.
– Я не уверена, что хочу сейчас культурно просвещаться, – покрутила носом я, на что получила однозначное:
– Это современная постановка, фьюжн. Тебе разве не интересно посмотреть на меня в новом амплуа?
– Я каждый день любуюсь твоим мастерством, Лампа. Уже покорена.
Такое признание таланта бабушку не удовлетворило.
– Пора развеяться, Шуша, а то совсем зачахнешь, – строго сказала она. – Попробуй только не приехать, я не буду с тобой говорить до конца года.
Эта угроза подействовала. Лампа никогда не бросала слов на ветер, если сказала, то готовность к действию точно имелась. Мне не хотелось испытывать ее обидчивость на прочность.
К восьми часам я была в насыщенно-синем вечернем платье, а мальчишки в смокингах. По нужному адресу нас доставило такси. Я готовилась к современной эпатажной постановке, а попала… на собственную фотовыставку!
– А вот и виновница торжества, – проплыла к растерянной мне Валерия Отрада –известный искусствовед страны и основательница премии творческим талантам «Открытие года». Я ее сразу узнала. – Машенька, где же вы так долго прятались?
– Я? – переспросила ее и даже оглянулась. Вдруг не мне предназначалось?
– Нельзя же скрывать такой талант от общественности, – улыбнулась женщина, протягивая мне визитку. – Позвоните мне на днях, вашими работами заинтересовались заграничные меценаты, попробуем раскрутить их на сеть выставок в Нью-Йорке, Париже, Праге…
– Э-э-э… Хорошо? – больше вопросительно, чем утверждающе протянула я.
– Приятного вечера. – Валерия отсалютовала мне фужером с шампанским и примкнула к группе роскошных женщин бомонда.
– Поверить не могу, – покачала головой я, обернувшись на мальчишек.
Но их и след простыл, как и Лампы нигде видно не было.
Я медленно прошла по залу, посетителей оказалось неожиданно много, и, судя по обрывкам разговоров, им нравились мои работы.
Я словно в сказку попала! Очень давно мечтала о персональной выставке, но все никак… То денег не хватало, то связей, то уверенности в собственном таланте.
А в следующем зале я заметила… Давыдова! Он рассматривал знаковую для нас обоих фотографию туманного утра под мостом.
– Это все ты? – выдохнула я.
– Это все ты, – улыбаясь, развел руками мужчина, которого я очень рада была видеть.
– Как ты узнал? – мне все не верилось,
что происходящее не сон.– Скажем так, мне помогли, – подмигнул Иван и жестом указал в сторону, где стояли сыновья с Лампой и Большим.
Вот где собака оказалась зарыта!
– Спасибо, – искренне поблагодарила я Давыдова.
– Это тебе спасибо, Манюня. За сыновей. За все, – сказал мужчина. – И прости за то, что тебе пришлось пройти.
У меня опять подступили слезы к глазам, но пролиться я им не позволила.
– У меня с Алессандро ничего не было, – сказала я, глядя на реакцию Давыдова. Но она не была бурной.
– Я знаю.
– Знаешь? – округлила глаза я.
– Будь это иначе, ты бы мне сразу сказала, – ответил Иван. – Ведь сказала бы?
– Да, – кивнула я. – Но раньше ты предпочитал делать выводы прежде, чем разговоры разговаривать.
– Я очень стараюсь учиться на собственных ошибках, Маша. Очень.
– То интервью… – замялась я в попытке подобрать нужные слова.
– Было единственным выходом, чтобы заткнуть Ольге рот, – закончил за меня Иван.
– Много проблем пришлось решить? – закусила нижнюю губу я.
– Теперь все хорошо, – пожал плечами Давыдов. – Может, выйдем наружу и поговорим?
Буквально через несколько минут мы дышали свежим вечерним воздухом и любовались яркими звездами, как тогда перед роковой ночью.
Мы застыли друг напротив друга в преддверии неминуемой искренности. Глаза Ивана горели такой же страстью, только к ней еще и нежность прибавилась, а мне плечи грел его пиджак.
– Манюня, я тебя…– проникновенно начал Давыдов, а я уже знала, что он скажет. И так испугалась этого признания, что вдруг встрепенулась.
– Не надо, – нервно повела плечами я.
– Не надо?
– Прости, Ваня, прости, – голос у меня дрожал. – Говорят, дважды в одну реку не войти, а мы умудрились. Но третий раз… Я просто не могу, это слишком больно – очаровываться и разочаровываться…
«Что же я творю? Что?» – набатом било у меня внутри.
Иван долго смотрел на меня. Сначала больным, а потом закрывшимся, нечитаемым взглядом.
– Я понял, Маша, – глухо ответил Давыдов и повернулся, чтобы уйти, но раздался крик.
– Ты не можешь так со мной поступить! – Ольга была растрепанной, с потекшей тушью, покрасневшими глазами и неестественно бледной.
– Что ты здесь делаешь? – прошипел мужчина, перехватывая ее на подлете ко мне.
– Ты оставил меня ни с чем!
– Ты сама не захотела по-хорошему развестись, – спокойно ответил Давыдов. – Я сделал то, что давно должен был.
– Гадина! С*ка! Это ты во всем виновата! Чтоб ты сдохла, ненавижу!
– Заткнись и уходи отсюда, – приказал Ольге мужчина. – Иначе я вызову полицию. Или в больничку захотела? Ты опять что-то принимаешь?
Моя бывшая подруга истерически рассмеялась.
– А тебе какое дело?! Ты попользовался мной и выбросил, как использованный презерватив!
– Уходи, Ольга. Мы с тобой чужие люди, так всегда было, – как-то устало покачал головой Иван. – Если мне надо будет получить судебный запрет на приближение, не сомневайся, я это сделаю, чтобы обезопасить свою семью.