Предательство, которому ты служишь

Я не могу удержаться от смеха.

— Я знаю, детка.

Оттолкнувшись от стены, я медленно возвращаюсь к кровати.

— Тебе нужно обезболивающее, и даже не пытайся сказать мне, что нет. Я вижу по твоим глазам, что ты в агонии.

— Немного болит.

— Ага, немного, — усмехается она, поднимаясь с кровати, чтобы помочь мне сделать последние несколько шагов. — Ты хотя бы смотрелся там в зеркало? — Она бросает взгляд в сторону ванной комнаты.

— Да, — признаю я, вздрагивая, вспоминая свои синяки и опухшее лицо, рассеченную губу и бровь, темные кровоподтеки вокруг ребер и, конечно, очевидную дыру в плече.

— Ложись в постель, — требует она, откидывая простыни, чтобы я мог скользнуть под них.

— А штаны? — самодовольно спрашиваю я.

Ее взгляд задерживается на мне на мгновение, прежде чем опуститься к моему поясу.

— Ты хочешь, чтобы мне было удобно, не так ли?

— От тебя одни неприятности, Кейн Ледженд.

Ухмылка растягивает мои губы, когда девушка обходит меня и опускает руки к моему поясу, прежде чем расстегнуть штаны.

Желание проносится сквозь меня в ту секунду, когда ее мягкие костяшки пальцев касаются моей чувствительной кожи, и мой член набухает. На мгновение отодвинув всю боль в сторону.

Летти расстегивает пуговицу на моих брюках и обхватывает пальцами ткань, чтобы стянуть их вниз по моим ногам.

В ту секунду, когда натыкается на мой член, она ахает.

— Кейн, — рычит она. Думаю, она хотела предупредить меня, но в моей голове это звучит совсем не так.

— Что? Ты раздеваешь меня. Ничего не могу с этим поделать.

— Конечно, не можешь, — бормочет она. — Садись. — Я делаю, как велено, и опускаюсь на край кровати, вздыхая с облегчением, что мне больше не нужно держаться на ногах.

Она стягивает с моих ног брюки, а затем носки, прежде чем откинуть одеяло и кивнуть мне, чтобы я залезал.

— Но… — Я надуваю губы.

— И не нокай мне, Ледженд, — нахально говорит она, уперев руки в бедра, как будто она здесь главная. Даже раненый, я все еще могу уложить ее на спину за считанные секунды, и она это знает. — Ты голоден?

— Изголодался, — бормочу я, оглядывая ее с головы до ног.

— В смысле еды, Кейн. Все остальное сейчас исключено из меню.

— Кайфоломщица. Смотреть, как ты обхватываешь губами мой член прямо сейчас, было бы…

Летти стонет от разочарования. Я смеюсь секунду, прежде чем понимаю, насколько это на самом деле больно, и резко останавливаюсь, чего, конечно, она не упускает, если ее приподнятая бровь и выражение «Я же тебе говорила» мне о чем-нибудь говорят.

— Возьми это, — говорит она, протягивая две таблетки и стакан воды. — Я пойду за едой. Не делай глупостей.

Девушка проскальзывает в ванную, чтобы освежиться, прежде чем еще раз проверить, как я, и выходит из комнаты. Мой взгляд следует за ней, пока она не сворачивает за угол, затем я откидываю голову назад и позволяю своим глазам снова закрыться, поскольку боль неуклонно пульсирует в каждом сантиметре моего тела.

Вспоминаю свое время с Виктором и его головорезами. Я знал, что будет плохо, когда он настигнет меня, ожидал побоев, но предполагал, что если Виктор нажмет на курок, то меня не будет рядом, чтобы рассказать историю. Может быть, он становится мягкотелым в старости, или, как я и подозревал, в глубине души заботится не только о себе.

В семье Харрисов не было секретом, что он готовил младшего брата к тому, чтобы тот стал его приемником. Рид мог быть вторым в команде и связать будущее с «Ястребами», в конце концов, это его право по рождению. Но в Грее Виктор видел что-то другое, и обучал его — промывал мозги — делать всю его грязную работу. Я имею в виду, что никто даже с половиной мозгов не подумал бы, что похищение Харли в начале этого года было хорошей гребаной идеей, но Грей это сделал. Интересно, сожалеет ли он об этом сейчас?

Я представляю себе молодого Грейсона Харриса, с которым Кайл дружил, и задаюсь вопросом, почему у него все пошло не так.

— Привет, как у тебя дела? — спрашивает Рид, отвлекая мои мысли от своего младшего брата.

— Ну, знаешь. Как на вершине мира.

Он смеется, подходит к стулу под окном и подтаскивает его ко мне.

— Похоже он заглотил наживку.

— Ну, я все еще жив, не так ли?

— Почти, — бормочет он, опуская взгляд на мою зашитую пулевую рану. — Док хорошо поработал, а?

— За эти годы у него было много практики, — невозмутимо говорю я.

— Думаю, да.

Между нами воцаряется тишина.

— Ты уверен во всем, начиная с этого момента?

— Конечно, чувак. Уверен. Я… эм… сказал Летти, что она может поговорить с Аланой, — признается он, потирая затылок.

— Хорошо, пусть Алана объяснит свою точку зрения.

— Хочешь, чтобы я поднял ее или…

— Это зависит от тебя, чувак. Она твоя пленница.

Рид хихикает и его глаза загораются.

— Тебе слишком нравится, что она здесь, не так ли?

— Что заставляет тебя так говорить?

Громкий грохот эхом разносится по дому, сопровождаемый, как я могу только предположить, чередой проклятий Летти.

— Мне, наверное, следует… — Он показывает большим пальцем через плечо. — Да, я пойду. Это звучало дорого.

Поднимаясь со стула, он идет к двери, прежде чем оглянуться на меня.

— Тебе очень повезло, Кейн. Держись за нее.

— Так и планирую, чувак.

После того как Летти принесла мне сэндвичи и призналась, что разбила почти все тарелки Рида о его кафельный пол, я рухнул, и девушка обвилась вокруг меня, как обезьянка. Это было идеально, если не считать агонии, в которой я находился, и того факта, что она все еще отказывалась отсосать мне.

Груз, который давил на мои плечи в течение… ну, годы, наконец спал. Я больше не был марионеткой Виктора и мог жить своей жизнью. Пока Рид выполняет свою часть — в чем я не сомневаюсь, — все кончено. Действительно все кончено.

Я лежу, наблюдая через окно, как восходит солнце, когда Летти начинает шевелиться рядом со мной.

— Доброе утро, Принцесса, — шепчу я, когда ее ресницы распахиваются.

— Привет, — говорит она, ее глаза сразу же загораются, когда она смотрит на меня, и широкая улыбка расплывается на ее губах. — Как ты себя чувствуешь?

— Как будто попал под автобус, — признаюсь я.

— Ну, ты выглядишь сексуально. Синий и фиолетовый тебе очень идут, — бормочет она, указывая пальцем на мое разбитое лицо.