Предательство Тристана

– Но ведь и у вас все точно так же. В вашей организации. Так что ваше объяснение не убеждает.

– Есть такая русская пословица: дареному коню в зубы не смотрят. Считайте то, что произошло, дареным конем.

– У нас есть другое выражение, заимствованное у Вергилия: бойтесь данайцев, дары приносящих.

– Но вы не троянец, а я не грек. Вы считаете меня врагом, потому что я работаю на ГРУ.

– Но ведь так оно и есть.

– С вашей точки зрения, возможно. Вы, как американский агент, заброшенный в Москву, естественно, должны видеть все в черно-белом свете.

– Называйте меня как хотите. Вам виднее.

Меткалф заметил, что они подъезжали к Ленинградскому вокзалу.

– Да, мне действительно виднее; к тому же у нас нет времени на споры. Неужели вы воображаете, что мы, работники советской разведки, слепые или, по крайней мере, настолько ограниченные люди, что не можем связать концы с концами, видя то, что происходит прямо у нас перед носом? Что мы видим меньше, чем замечаете вы, пришельцы из других, далеких стран? Право, такое высокомерие меня забавляет. Это не мы, это вы слепцы. Мы, работающие внутри злодейской системы, знаем правду лучше, чем кто бы то ни был. Мы видим, как все происходит. Понимаете ли, у меня нет никаких иллюзий. Я знаю, что я всего лишь маленький винтик в большой гильотине. Моя мать часто повторяла мне одно старинное высказывание: «Судьба требует плоти и крови». И вообще, что чаще всего требуется? Плоть и кровь. Об этом нельзя забывать. Возможно, когда-нибудь я расскажу вам свою историю. Но сейчас на это нет времени.

Кундров выключил мотор и повернулся к Меткалфу. Его глаза сверкали так же ярко, как его огненно-рыжие волосы.

– Когда вернусь в штаб ГРУ, я составлю рапорт, где будет сказано, что я стрелял в вас, ранил, но вы все же убежали. Считается, что, когда дело касается иностранцев, стрельба – это уже самая крайняя мера. Следовательно, вы где-то скрываетесь. Я смогу задержать рапорт на несколько часов, но потом ваше имя попадет в список лиц, которых пограничники обязаны задерживать. Сделать что-то еще было бы для меня слишком опасно.

– Вы и так уже сделали невероятно много, – ровным голосом отозвался Меткалф.

Кундров поглядел на часы.

– Вы купите билет на ленинградский поезд. Когда приедете в Ленинград, вас встретит очень простая с виду крестьянская чета, которая спросит у вас, вы ли двоюродный брат Руслана. Вы поздороваетесь с ними, как обычно, пожмете им руки, и они посадят вас в грузовик. Они не станут говорить с вами, и вам нужно будет отнестись с пониманием к их сдержанности.

– Кто они такие?

– Участники подполья. Хорошие люди, которые работают в колхозе и имеют свои собственные причины для того, чтобы делать то, что они делают.

– Что именно?

– Время от времени, довольно редко, они служат посредниками в цепи контрабандистов. Речь идет не о товарах, а о человеческом грузе. О людях, которым необходимо покинуть Советский Союз, причем безопасно и как можно быстрее. Они доставят вас в деревню очень близко к границе, где вас примут другие. Пожалуйста, поймите: они рискуют своими жизнями, чтобы спасти вашу. Отнеситесь к ним с уважением, не пытайтесь им указывать, а, напротив, делайте то, что они вам скажут. Постарайтесь не причинить им неприятностей.

– Вы знаете этих людей?

– Я знаю о них. Давным-давно я наткнулся на этих людей, узнал об их действиях и получил возможность выбирать. Добавить еще несколько трупов к миллионам казненных или закрыть глаза и позволить этим смельчакам продолжать совершать подвиги.

– Бороться против системы, которую вы защищаете, – протянул Меткалф.

– Я не защищаю систему, – резко бросил Кундров. – В Советском Союзе слишком мало героев, и с каждым днем их число убывает. А нам необходимо, чтобы их было больше, а не меньше. Теперь идите, да поживее, а то опоздаете на поезд. И тогда вас уже никто не спасет.

Часть IV Москва. Август 1991

Посол Стивен Меткалф очень боялся этой встречи, совершенно определенно больше чем когда-либо в жизни боялся какого-нибудь другого разговора. Он незаметно прикоснулся к пистолету, лежавшему в кармане пиджака, почувствовав кончиками пальцев холод стали. В этот момент у него в памяти всплыли слова его старого русского друга: «Вы единственный, у кого есть шанс добраться до него. Он защищен куда лучше, чем я. Только вы можете рассчитывать на встречу с ним».

Бок о бок со своим старым другом – их окружала кучка одетых в форму охранников, – Меткалф вошел в неосвещенный вестибюль. Их привели в Кремль, в эпицентр советской власти, где Меткалф бывал очень много раз. Впрочем, в пределах мощной стены, окружавшей крепость, именуемую Кремлем, находилось много различных построек, и как раз в этом здании Меткалфу прежде не довелось побывать. Оно располагалось в северо-восточном углу кремлевского комплекса, и здесь размещался Президиум Верховного Совета. Именно в этом неоклассическом доме с колоннами в 1953 году был арестован глава советской тайной полиции Лаврентий Берия, пытавшийся после смерти Сталина устроить государственный переворот.

Годится, мрачно подумал Меткалф.

Здесь, в этом самом здании, находится кабинет человека, которого большинство московских посвященных лиц считают самым могущественным во всем Советском Союзе, человека, обладающего куда большей властью, чем даже Горбачев, вернее, куда большей, чем та, на которую хотел бы претендовать Горбачев.

Малозаметный, никогда не допускавший какого бы то ни было шума вокруг своего имени человек по имени Степан Менилов. Человек, с которым Меткалф никогда не встречался, но был достаточно наслышан о нем. Менилов осуществлял власть позади трона, карьерный аппаратчик, распоряжавшийся такими рычагами власти, о существовании которых мало кто догадывался. Впрочем, он не просто распоряжался этими рычагами, а, как говорили, играл на них, словно на большом церковном органе. Он имел волшебную дирижерскую палочку, которой владел с ловкостью виртуоза, организуя в своем темном царстве сложнейшее взаимодействие инструментов. Он был Дирижером.

Менилов был секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза и заместителем председателя всесильного Совета обороны – органа, надзиравшего за деятельностью КГБ, Министерства иностранных дел, Министерства обороны и Министерства внутренних дел. Председателем Совета являлся Горбачев, но сейчас он был якобы болен и находился под домашним арестом на своей роскошной приморской вилле в Крыму.

И теперь все возглавлял Степан Менилов.

Старый друг Меткалфа подробно проинформировал его о Степане Менилове. Пятьдесят семь лет, сторонник жесткой линии, крупный специалист по оружию, был выращен прабабкой, а потом дядей в крошечной деревушке в Кузнецком бассейне, а затем совершил быстрое восхождение по лестнице советской промышленности, стал секретарем Центрального Комитета, ответственным за военно-промышленный комплекс, был награжден Ленинской премией за преданную службу своей стране.

Но к чему Меткалф совершенно не был готов, так это к тому, что, когда перед ними распахнулась дверь, ведущая в служебные помещения Менилова, тот собственной персоной появился на пороге. Он оказался высоким, подтянутым и очень представительным, даже красивым мужчиной – совершенно не таким, каким представляются в людском сознании носители тайной власти. Двигался он изящно и уверенно, его рукопожатие было твердым, но не чрезмерно сильным. Он попросил генерала остаться в приемной и пожелал говорить только с американцем.