Предательство Тристана

– Я надеюсь, вы понимаете, в каком положении оказались.

– Целиком и полностью.

– Приятно это слышать.

– Я понимаю, что был похищен и незаконно заключен в тюрьму агентами советской тайной полиции. Я понимаю, что произошло большое недоразумение, которое повлечет за собой серьезные последствия, куда более серьезные, чем вы можете себе представить.

Рубашов медленно и печально покачал головой.

– Нет, мистер Меткалф. Никакого недоразумения. И все «последствия», как вы изволили выразиться, мы просчитали. Мы мирные люди, но мы не потерпим открытого шпионажа, проводимого против нас.

– Да, – спокойно откликнулся Меткалф. – «Шпионаж» – это, кажется, именно то обвинение, которое вы любите выдвигать всякий раз, когда кто-то решает, что тот или иной человек чем-то неугоден. Разве это не тот самый случай? Кому-то, скажем, в Комиссариате внешней торговли, не понравились условия, выдвинутые моей семейной фирмой, и…

– Нет, сэр. Прошу вас, не тратьте впустую мое время на ваши тщетные уловки. – Он ткнул тоненьким указательным пальцем в сторону кучи папок на столе. – Все это дела, расследованием которых я руковожу. Как видите, у меня много работы, а часов в сутках слишком мало, чтобы ими можно было разбрасываться. Так что давайте, как говорится, возьмем быка за рога, мистер Меткалф. – Он шагнул к столу, взял лист бумаги и вручил его Меткалфу. От следователя сильно пахло трубочным табаком и кислым потом. – Ваше признание, мистер Меткалф. Подпишите его, и наша работа будет закончена.

Меткалф взглянул на листок и увидел, что он девственно чист. Принудив себя весело улыбнуться, он взглянул на следователя.

– Просто поставьте свою подпись здесь, внизу, мистер Меткалф. Детали мы проработаем позже.

Меткалф снова улыбнулся.

– Вы производите впечатление глубоко интеллигентного человека, мистер Рубашов. И ничуть не похожи на тупицу, который мог бы принять дурацкое решение арестовать видного американского промышленника, семейство которого имеет немало друзей в Белом доме. И на человека, желающего принять на себя ответственность за дипломатический инцидент, который может выйти из-под контроля.

– Ваше теплое отношение глубоко тронуло меня, – сказал следователь, опершись задом на стол. – Но дипломатия – это не моя забота. Не мое, так сказать, амплуа. Моя работа заключается в расследовании преступлений, вынесении приговоров и наблюдении за их выполнением. Мы знаем о вас гораздо больше, чем вы можете себе вообразить. Наши агенты наблюдали за вашими действиями с момента вашего прибытия в Москву. – Рубашов взял со стола толстую папку. – Здесь много, очень много деталей. И все они рисуют совсем не того человека, который мог приехать к нам с действительно деловыми намерениями.

Меткалф наклонил голову и трагически вскинул одну бровь.

– Я же мужчина, мистер Рубашов. И я не имею иммунитета против обаяния русских девушек.

– Как я уже сказал, мистер Меткалф, пожалуйста, не заставляйте меня тратить время впустую. Теперь вот что… Ваши передвижения по Москве крайне заинтриговали меня. Вы, как мне кажется, передвигаетесь очень свободно и, я бы сказал, широко.

– Я неплохо знаю город.

– Вы были замечены за изъятием документов на Пушкинской улице. Вы отрицаете, что были там?

– Вы сказали: за изъятием документов?

– У нас есть фотографии, мистер Меткалф.

Что они могли сфотографировать? – спросил себя Меткалф. То, как он достает пакет из-за радиатора? Как он сует пакет в карман? Не зная, что именно они видели, сознаваться было бы глупо.

– Было бы любопытно взглянуть на эти фотографии.

– Я был уверен, что они должны вас заинтересовать.

– Я постоянно имею дело с документами. Бумаги – это просто отрава моей жизни.

– Понимаю. А что, у вас в обычае убегать при виде агента НКВД?

– Я думаю, это первое, что придет в голову любому, – пуститься наутек, когда видишь, что тобой заинтересовался НКВД, не так ли? Это не та репутация, которой стоит гордиться, – то, что вы вселяете страх в сердца даже ни в чем не повинных людей.

Русский вальяжно хохотнул.

– Да, – согласился он, но тень улыбки тут же исчезла с его лица. – Но в первую очередь – в сердца виновных. Я уверен, вам известно, что для гражданского лица иметь оружие в Москве – это преступление.

– Я всегда ношу оружие для самозащиты, – возразил Меткалф, пожав плечами. – У вас здесь, как вы, конечно, знаете, имеется преступный элемент. А мы, преуспевающие иностранные бизнесмены, – заманчивая добыча.

– Я задал вам не случайный вопрос, мистер Меткалф. За одно это вы вполне можете схлопотать довольно длинный тюремный срок. И можете мне поверить, вы не получите удовольствия, проводя время в советской тюрьме. – Он повернулся лицом к портретам Сталина, Ленина и Дзержинского, как будто хотел почерпнуть от них вдохновение, и продолжил, не поворачиваясь: – Знаете ли, мистер Меткалф, в нашей организации имеются люди, занимающие положение намного выше моего, которые очень хотели бы вашей смерти. У нас имеются доказательства – гораздо более весомые, чем вы можете себе представить, вашей шпионской деятельности. У нас вполне хватит доказательств, чтобы отправить вас в ГУЛАГ до конца жизни.

– Я не знал, что вы нуждаетесь в доказательствах для того, чтобы устранить человека.

Увеличенные линзами глаза Рубашова вперились ему в лицо.

– Вы боитесь смерти, мистер Меткалф?

– Да, – ответил Меткалф. – Но если бы я жил в Москве, то не боялся бы. И вообще, если у вас так много этих сфабрикованных доказательств, позволяющих засадить меня, то зачем же вам нужно вести со мной все эти разговоры?

– Потому что я хочу дать вам шанс. Скажем так: предлагаю сделку.

– Сделку?

– Да, мистер Меткалф. Если вы предоставите мне интересующую меня информацию – подтверждение различных известных нам деталей относительно организации, на которую вы работаете, ваши цели, имена и так далее, – не исключено, что ближайшим поездом вы отправитесь домой.

– Очень сожалею, но ничем не могу вам помочь. Увы, я просто не знаю ничего такого, что могло бы вам пригодиться. – И повторил: – Сожалею.

Рубашов крепко стиснул сжатые ладони.

– Что ж, – сказал он. – Поверьте, я сожалею куда больше вашего. – Он шагнул к столу и нажал кнопку. – Спасибо, что уделили мне время, мистер Меткалф. Возможно, при нашей следующей встрече у нас появится настроение, чтобы поговорить свободно и открыто.

Дверь кабинета резко распахнулась, и трое конвойных влетели как ураган, как будто они ожидали именно этой реплики для своего появления.

Его немедленно отвели в другую часть здания, где коридор был выкрашен белым и ярко освещен. Конвойный нажал на кнопку возле двери с табличкой «Допросная камера № 3». Дверь открыли изнутри, и Меткалф оказался в комнате, где и пол, и стены, и даже потолок были облицованы сверкающей белой кафельной плиткой. В помещении находились пятеро солдат НКВД, вооруженных резиновыми дубинками. Дверь закрылась.