Предчувствие беды
Шрифт:
Я повторил всё, тактично забыв про собственное и димино-фотокорреспондентское охламонство. В ответ я услышал продолжения ЦРУ (ценного руководящего указания) от шефа, требующего, чтобы я ознакомился с письмами, которые он мне передал, а также взял в библиотеке какую-нибудь книгу про Северосибириск и/или Элурмийскую АССР. «Стыдно же ехать ничего не зная», – особо подчеркнул главред-небожитель. Далее шеф особо подчеркнул важность присутствия на открывающемся в воскресенье в Северосибирске Конгрессе элурмийского народа. На мой вопрос, с чего бы это вдруг они решили начать в законный выходной, он не дал никакого ответа, а на мою ухмылку по поводу «конгресса», а не чего-нибудь другого, ёмко произнёс, что «вот, мол, и узнаешь, почему не съезд, не курултай, а именно Конгресс и почему опять же он, например, не Всемирный».
В общем же и целом, я и Дима Батанов должны были провести в этом самом
– Да, кстати, Валерий, – тут шеф и небожитель нахмурил лоб, видимо, опять попытавшись вспомнить моё отчество, и не преуспел в этом, – не исключено, что вы будете жить в номере, где когда-то останавливался…
После этого шеф произнёс фамилию одного довольно известного в прошлом певца, который скончался пару лет назад. Моя мама, помнится, практически фанатела от него. Пластинки с его песнями, кажется, она не прочь послушать и сейчас.
– Номер чем-то знаменит?, – не то, чтобы я решил схохмить перед уходом, скорее мне даже стало по-настоящему интересно.
– Ещё как знаменит!, – глаза у шефа загорелись, из чего я сделал вывод, что история та не просто была интересной, но даже и как-то затронула шефа лично.
– В общем, в те благословенные годы певцы всячески стремились получить «заслуженного». Понятное дело, что это было хорошо и для статуса, и – что ещё важнее – для кошелька. Но в РСФСР, как ты, Валерий, понимаешь, стать заслуженным артистом было весьма непросто. Иным это удавалось ближе к 50-летию. А хорошо есть и сладко пить им хотелось и в более молодые годы. Да и администраторы в филармониях тоже были заинтересованы в этих самых заслуженных – чтоб не просто певцы ртом у них выступали, а заслуженные артисты. А вот взять их было непросто. И нашёл один мудрый человек – явно еврей – выход. И стали молодые, да перспективные, а то и немолодые и уже перезревшие, становиться заслуженными в автономных республиках. Кто в Чечено-Ингушетии, кто в Южной Осетии, кто ещё где. А наш «герой» сумел каким-то макаром достучаться до общественности в Элурмийской АССР. И таки стал! Понятное дело, гастроли сложные были – и перед нефтяниками попел, и перед золотодобытчиками, и перед оленеводами-коневодами, и даже перед лесорубами. Но потом сильно оскандалился…, – тут шеф даже замолчал. Чему можно было это приписать, я не понял.
– Что ж он там наделал-то, в Элурмийской АССР?, – попытался я вернуть шефа к повествованию, которое, конечно, вряд ли поспособствовало бы успеху моей командировки, но было, надо признать, небезынтересным. Как минимум, будет, что потом рассказать маман.
– Ещё как наделал, – шеф буквально давился от распиравшего его смеха. – Короче, по итогам его гастролей номер в «Севере», где он изволил останавливаться, 2 уборщицы отмывали не то 5, не то 6 часов. Тумбочка вроде бы восстановлению после визита маэстро не поддавалась. Ещё по морде он там кому-то приложился… Ну и нашлись доброхоты – точнее, явно завистники, которые всё это кому надо рассказали, да под нужным соусом преподнесли. В общем, в двух центральных газетах вышли статьи, в которых были в красках описаны подвиги молодого – ему ещё 29 вроде тогда было – советского эстрадного дарования. Но и это хрен бы с ним, – шеф на этих словах уже проржался и стал говорить спокойным тоном. – В общем, попытались с него звание заслуженного снять, да ещё и практику эту прикрыть. Типа заслуженным в автономии быть можешь, но только если сам там живёшь. А тогда, Валерий, как раз 3 человека на низком старте, что называется, были. В Йошкар-Олу, Казань и Нукус соответственно, чтоб там заслуженными стать. И тут такой им облом. Муж одной из певиц – той, что к марийцам ехать собралась, даже морду ему бить хотел.
– И набил?, – этот вопрос отнюдь не был дежурным: такого рода подробности про жизнь людей если уж не знаменитых, то, как минимум, известных, вполне интересны.
– Не, Валерий, не набил. Певец ведь разрядник по боксу был, так что муж певицы как узнал об этом, так и решил не лезть.
– Вот уж не подумал бы, что он боксёром был, – мне и впрямь тот певец казался скорее тщедушным, нежели богатырём.
– Был. Согласен, не тяжеловесом покойный был, но удар у него имелся. А слетел он потом из-за истории перед концертом в честь дня милиции. Знаменитая, я тебе скажу, Валера, в узких кругах
история была…, – шеф почему-то глубоко вздохнул. – Ладно, если с хорошим репортажем приедешь из Северосибирска, то расскажу. А про номер в гостинице – пусть для тебя с Димой это будет добрым знаком: заслуженного-то не с него в итоге так и не сняли.Глава 3.
Выполнение распоряжений шефа шло довольно успешно. Письма я начал читать ещё в метро, на котором я ехал из редакции к себе домой. Районная библиотека также, по счастью, была расположена рядом с моим домом, а читательский билет в неё, как выяснилось, не был мною утрачен в ходе редакционных и не только пьянок, равно как и различных поездок – включая на «картошку». Мало того, в библиотеке нашлась вполне неплохая и даже современная (издана в 1987 году) книжка про Элурмийскую АССР, снабжённая к тому же картами, фотографиями и картинками.
Сборы были недолгими – не то, чтобы «нищему собраться, только подпоясаться», но всё же. Поцеловав на прощанье жену и дочку, и пообещав им «быть умником-разумником» и даже вроде как мало курить, я сел в вызванное заблаговременно такси и продолжил начатое ещё в метро чтение писем в редакцию нашего если уж не самого передового, то уж точно самого читаемого в СССР журнала.
Первое письмо было пространным, написанным каллиграфическим почерком и весьма хорошим стилем. Даже обилие количественных данных, касающихся объёмов выбросов в атмосферу, почву и воды загрязняющих веществ, количества становящихся непригодными для оленеводства пастбищ и т.п., письмо не портили и не делали нечитаемыми. Подписано отнюдь не краткое послание было Зейамом Яндииевым и Коляем Гудяевым, соответственно поэтом и журналистом газеты «Северосибирская молодёжь». Кроме того, оба они акцентировали внимание нашей редакции, что являются сопредседателями Элурмийского народного фронта. «Надо же, даже до туда дошла мода на народные фронты», – подумал я.
Следующее письмо было, во-первых, куда как короче первого, во-вторых, содержало в себе скорее эмоции, нежели факты, и, в-третьих, у авторов явно не всё в порядке с грамотностью. В первых двух абзацах я ещё искал только синтаксические ошибки, далее перешёл уже исключительно на грамматические, а ближе к концу письма плюнул на это занятие, просто поняв, что русский язык для авторов вряд ли является родным, а ни поэтом, ни журналистом писавшие стать не смогли. В принципе ничего сверхнового по сравнению с предыдущим письмом авторы не сообщили, но, видимо, главреду надо было показать мне, что есть с мест не только отклик интеллигенции, но и глас простого народа.
Третьей письмо было подписано некоей Савельевой Ниной Ивановной, рабочей, членом КПСС с 1964 года. Про экологии там не было ни слова, зато о том, что власть мало слышит простой народ – более чем. Впрочем, ещё больше эту самую Нину Ивановну занимал дефицит продуктов питания в Северосибирске, равно как и возмущало введение карточной системы на 8-м десятилетии советской власти. Смысла этих возмущений я не особо понял, поскольку у нас в Москве тоже было не особо хорошо с продуктами, да и к тому же вряд ли бы наш главред, расчувствовавшись, отправил бы Нине Ивановне посылку с деликатесами. Впрочем, наверное, это письмо было передано мне, поскольку: а). адресовано лично шефу, а не в редакцию (он – одна из последних инстанций во всём СССР!) и б). должно было подчеркнуть объективность нашего журнала.
Следующее письмо, каюсь, я начал читать с некоторой ленцой, ожидая своего рода «перепева» предыдущих посланий. Первый абзац, заключавший в себе восхваление нашего журнала, я прочитал, не особо вникая в смысл написанного. Потому второй абзац я тоже начал читать «в полглаза», в связи с чем в итоге мне пришлось перечитывать его, причём на всякий случай не один раз. Итак, «доводим до вашего сведения, что в последний год в школу № 18 Южного района Северосибирска перевелось много школьников коренной национальности. Почти все они из семей, переселённых в наш микрорайон Юбилейный из Бадабинского района Элурмийской АССР. Практически все переведённые в школу № 18 школьники титульной национальности сразу же занялись систематическими избиениями, поборами и издевательствами в отношении своих соучеников. Все попытки учителей школы, а также директора пресечь их деятельность успеха не имели. За 89/90 учебный год из школы № 18 перевелось в другие школы города более 10 учащихся разных классов. Родители школьников-элурмийцев не ходят на родительские собрания, а при всех попытках обратиться к ним со стороны директора, школьных учителей и родителей учеников-неэлурмийцев, просто говорят, что не понимают русского языка и отказываются общаться. Чашу моего терпения переполнил тот факт, что моему сыну-ученику 9 «Б» класса трое учащихся-элурмийцев помочились в рот».