Предел мечтаний

И тут из спальни выбежала сама Джина, похожая на солнечный луч в своем ярко-желтом платье, контрастировавшем с ее темными волосами. Тэннера охватила нежность.

— Дэнни обедает с нами? — спросил он.

Джина удивленно взглянула на него.

— Разве я тебе не сказала?

— О чем?

— Дэнни пригласил меня к себе поужинать с ним и его родными. Мне казалось, я тебе сказала.

Она посмотрела на Тэннера с видом настолько невинным, что никто не принял бы его за чистую монету. Несомненно, она не сообщила ему о перемене планов, так как боялась, что он рассердится.

— Что-нибудь не так, сэр? — неуверенно спросил Дэнни. — Я могу позвонить родителям и сказать, что мы не придем.

— Нет... никаких проблем, — отозвался Тэннер и бросил на сестру взгляд, означавший: поговорим потом.

— Тогда я готова. — Джина широко улыбнулась. — Надеюсь, вам будет хорошо вдвоем. А нам-то точно будет.

Когда они неловко попрощались и вышли, Тэннер обернулся к Колетте.

— Вот так сюрприз, — произнес он. — Ну а ты готова?

— Ох, Тэннер, не нужно тебе меня приглашать, — попыталась протестовать Колетта и поставила сумочку на стул.

— Ну уж нет. Я целый день не ел, чтобы как следует оценить искусство Антонио, и уже позолотил ручку метрдотеля, чтобы мы хорошо устроились. — Но он чувствовал, что Колетта все еще колеблется. — Колетта, пожалуйста, поужинай со мной. Терпеть не могу есть в одиночестве.

— Ну хорошо, — сдалась наконец Колетта и улыбнулась. — Но только потому, что мне всегда хотелось как-нибудь поужинать у Антонио.

Подводя ее к машине, Тэннер подумал: почему она не разозлилась на Джину? И тут же пришла вторая мысль: почему он неожиданно доволен тем, что этот вечер будет принадлежать только ему и Колетте?

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Заднее сиденье автомобиля оказалось чересчур тесным. Хотя Колетте показалось бы тесным заднее сиденье любого лимузина, если бы ей пришлось делить его с Тэннером.

Его теплое бедро прижималось к ее бедру, запах одеколона щекотал ее ноздри. И она не договаривалась об ужине вдвоем с ним. Ей не хватало Джины.

Она старалась съежиться, сделаться как можно меньше, чтобы свести к минимуму физический контакт с Тэннером.

— Не понимаю, почему Джина не сказала мне, что собралась ужинать с Дэнни и его семейством, — заговорил Тэннер, нарушая затянувшееся молчание.

— Наверное, ей не хотелось, чтобы ты взбесился, — предположила Колетта.

— Я никогда не бешусь, — возразил Тэннер, словно оправдываясь. — Я не людоед какой-нибудь. Я всего лишь старший брат, который волнуется за сестру и которого неверно понимают.

— Непонятый ты наш, — сухо пробурчала Колетта.

И вновь воцарилось молчание. Колетта смотрела в боковое окно, стараясь не замечать пробегающих между ней и Тэннером электрических разрядов.

— Пойми, я не собираюсь мешать Джине строить свое будущее, — снова прервал молчание Тэннер. — Я хочу только, чтобы она повременила один год. Пусть закончит колледж, и тогда я помогу ей во всем, что бы она для себя ни избрала. — Он улыбнулся. — И больше я на эту тему за весь вечер не скажу ничего.

Опять сгустилось неловкое молчание. Терзаясь близостью Тэннера, Колетта открывала и закрывала сумочку.

— Как ты провела выходной? — поинтересовался Тэннер.

— Непростительно долго проспала, потом поехала к матери, чтобы покормить ее психованного пуделя, так как Лилиана уехала за город со своим последним кавалером.

— Ты не любишь собак, как я вижу, — заметил Тэннер.

— Я очень хорошо отношусь к собакам, — возразила Колетта. — Просто Пушочек лает, кусается и воет больше, чем любая собака из тех, которых мне доводилось видеть.

Она испытала колоссальное облегчение, когда машина остановилась у ресторана и мучительная поездка закончилась.

Она не могла не оценить почтительный тон, которым метрдотель обратился к Тэннеру:

— Мистер Ротман, вы как раз вовремя. Ваш столик дожидается вас.

— Чувствуется, ты славно позолотил ему ручку, — шепнула Колетта, входя вместе с Тэннером в изящно обставленный зал.

Тэннер, усмехнувшись, положил руку на спину Колетты в том месте, где был вырез, и горячая волна окатила ее.

— Мы будем вдвоем, — предупредил Тэннер метрдотеля, который подвел их накрытому на троих столику.

— Очень хорошо, — сказал метрдотель и поспешил оставить гостей одних.

Колетта начала отчасти успокаиваться, поскольку от Тэннера ее теперь отделял стол и ноздри щекотал не столько аромат мужского одеколона, сколько изумительные запахи кухни.

— Здесь очень мило, — заметила она.

— Мило, это точно, — согласился Тэннер.

Колетта улыбнулась.

— Готова спорить, что в Фоксране нет таких ресторанов.

Откинувшись на спинку стула, Тэннер улыбнулся в ответ.

— Конечно. Но в Фоксране рестораны имеют свой особенный шарм. Дело в том, что все знают всех по имени. В «Семейном ресторане» Милли каждый четверг печет яблочный пирог с карамелью, потому что по четвергам туда захожу я.

— А ты любишь яблочный пирог?

— Это мой любимый десерт. Мама когда-то пекла мне яблочные пироги.

Улыбка его погасла. Он расправил салфетку и положил ее на колени. У их столика возникла официантка.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить перед едой? — спросила она.

— Мне не нужно, — быстро сказала Колетта.

— Ты уверена? Может, бокал вина?

Она покачала головой и указала на стакан с водой.

— Мне этого достаточно.

— Ну а мне, — обратился Тэннер к официантке, — виски со льдом.

Колетта была ему благодарна за то, что он не стал настаивать. Конечно, она не возражала бы против бокала вина, но нельзя забывать о том, что она, возможно, беременна.

Официантка принесла Тэннеру виски, приняла заказы и исчезла. Тэннер принялся оглядывать посетителей, и на мгновение Колетта погрузилась в созерцание его упоительных черт.

В этот вечер мало что могло выдать в нем скотовода. В своем отменно сидящем костюме он мог бы быть банкиром, бизнесменом, биржевым брокером; как бы то ни было, уверенность, присущая преуспевающему человеку, окутывала его как мантия.

Но в то же время Колетта заметила налет грусти в его глазах, когда он осматривал зал.

— Похоже, сегодня у тебя трудный день, — проговорила она.

Тэннер с улыбкой взглянул на нее.

— В некотором отношении — да, — признался он. — Когда я вижу, как все эти люди поздравляют своих матерей, я не могу не тосковать о своей.