Предел воображения

Неизвестные воспоминания (отголоски вечности):

Раньше, мои чувства владели надо мной, несмотря на то, что тогда они были менее обострёнными. Это началось, когда мы ушли из Месопотамии. Времени больше не было. Споры с советом Сабума, не давали нам нужного результата. Они начали раскрывать свой духовный потенциал, обращая его себе во вред. Они придумали единого бога для дикарей шумерских племён. Бога Салима. Бога несовершенного, по образу их и подобию. По началу, им было смешно, как племена быстро склонились перед новой идеей, но потом сами начали строить культ личности. Вайелон был основан, как город вседозволенности и прогресса, но, это длилось не долго. Они признали нашу методику познания окружающего мира, неприемлемой, и начали притеснять. Нам здесь больше не было места. И, когда мы ушли, всё сделали по-своему. Наконец, остались в покое, наедине с природой. Самозванец Грул - недочеловек, стал их идолом. Они говорят, что он улетел на другие планеты, чтобы навести там порядки и обязательно вернётся, но на самом деле он просто сдох. Никто из нас не видел его. Зато, почему-то, все мы вынуждены жить по его правилам и обрядам. Это не выносимо. Теперь, я чувствую, как сливаюсь со всем что есть вокруг меня. Каждой частицей своего тела. Это неловкое чувство. Когда впервые испытываешь его, хочется, поскорее опомниться. Вернуться в рамки привычного восприятия. Это происходит всё чаще и чаще. Два раза в сутки. Когда я засыпаю, и когда просыпаюсь. В этот момент, я словно вне своего тела. Я, будто такой же предмет, как стул или кровать. Окно или просто воздух. Объекты внутри меня, или я внутри объектов. Теперь, я привыкаю к этому. С каждым днём, я узнаю всё больше и больше. Это пугает и завораживает одновременно. Наша уязвимость и не совершенность, заставляет двигаться дальше. Боюсь, что нам уже не остановиться. В этом мире нет ничего невозможного. Ибо всё, что однажды мы представляем, появляется в физическом мире. Фундаментальное противоречие с орденом заключалось в том, что для них, реальность - то, что они ощущают. Или, то, что ощущают их приборы. Для нас, реальность - это всё, что можно и нельзя себе представить. Как итог, сейчас, мы настолько умчались в познании, что уже не успеваем переносить свои знания в этот физический мир. Не успеваем создавать новые технологии. Придумав одно, сразу переходим к другому. На следующий, следующий и следующий этап. Всё остаётся в голове. Никаких разработок. Это не просто экономия времени. Это единственный короткий путь. Да, мы устали. Но мы осознаём, что после нас, возможно никто не дойдёт до такого уровня, до которого можем дойти мы. Поэтому, больше нет смысла в продолжении рода. Никто не сможет заняться тем, чем занимаемся мы. Я знаю, пройдут тысячелетия, и люди останутся стадными животными. Им не побороть такие пороки, как бизнес, власть и доминирование. Мы просто обязаны воспользоваться этой чудной аномалией, что затмила наши рассудки.

Когда утро начинается с беззаботного, наполненного жизненной энергии состояния, не что не может быть прекрасней. Когда ты можешь позволить себе всё и сделать свой день незабываемым, вряд ли в голову придут плохие мысли. Если люди внушают себе, что у них сегодня выходной, значит этот день пройдёт отлично. Мысли так и рвутся, для осуществления маленькой мечты, для занятия тем, что нравится больше всего. Ещё будучи в постели, в полусонном состоянии, Глэйсона охватили самые тревожные чувства в его жизни. Вопреки сложившейся обстановки, почему-то он начал размышлять о том, как жить дальше, если порой, возникают моменты, и проскакивают мысли, что все окружающие, да и он сам, не нуждается в себе. Впервые, в его голове осело чувство ничтожности, неумолимой беспомощности. Ему казалось, будто он ничего не стоит для окружающих, ни для одного человека. Даже брат, с которым он жил всю жизнь, от которого у него нет ни одного секрета, постоянно что-то скрывает от Глэйсона, постоянно что-то недоговаривает. Он не идёт на уступки, когда Глэйсон так нуждается в них. По какой же причине с ним относятся так? Глэйсон не понимает, почему его не пытаются понять, ведь он делает всё, что от него требуют, и это его злит. Он будто мешается всем под ногами. И если его не будет, ничего не изменится. Сегодняшнее утро началось, как настоящий праздник для обычного человека. Лёжа на боку, в своей большой, шикарной спальни и не менее шикарной кровати, ещё с закрытыми глазами, он медленно обретал бодрость и свежесть организма. Многим знакомое чувство, когда сонные мысли переходят в трезвые рассуждения. Это лучшее состояние, когда не кто-то посторонний будит тебя и даже не сам заставляешь себя сделать это в преддверии ожиданий чего-нибудь нового, как делает большинство страдающих людей в свои долгожданные выходные. Это состояние испытывали не многие, только действительно счастливые люди. Нельзя не согласиться, ведь когда собственные желания выводят из мира фантазий, в мир реальности - это другой уровень. Однако, каким-то странным образом, его посетили страшные мысли, за которые обычно он сам призирал независимо от своего душевного состояния. Широко открыв глаза и стянув одеяло от плеча до пояса, Глэйсон уставился в потолок. Не моргая он медленно взялся правой рукой за свой лоб и начал гладить голову в сторону затылка. Неужели это так сложно. Я чётко знаю, что хочу, но не вижу ни единого варианта, как прийти к этому. Всё, что мне нужно это, чтобы хоть один человек или любое другое разумное существо, проявляло чуть больше интереса ко мне, чем к своим повседневным делам. Такие люди есть, но в этот миг, казалось, что все они куда-то исчезли. Не такие-то они и заинтересованные. Возможно, это чувство покинутости, не более, чем инстинкт, перешедший в стадию разрозненного противоречия сознания, разросшийся до конфликта восприятий. То есть, даже, если у меня всё хорошо, и я могу позволить себе всё, что угодно, но, при этом со мной недостаточно хорошо общаются, и, я не имею должного авторитета. Уважения, в конце концов. Тогда мозг говорит, постой, у тебя всё плохо. Ты можешь баловать своё тело, но в целом, ты бесполезен, дружище. Я понимаю, что сегодня чувствам совершенно нельзя доверять. Они созданы для выживания в природных условиях, в диком мире, где не было силы мысли. Я даже понимаю, какая потребность возникает в моём случае. Да, я не боюсь признавать очевидного. Это есть инстинкт стаи. Мне необходима чья-то поддержка, хотя физически я не нуждаюсь в ней. Ощущение пустоты, чего-то несделанного - не более, чем устройство человеческого сознания, не успевшее адоптироваться к современной жизни. Эволюция писала программу человеческого сознания с упором на то, что он останется в мире животных. Сейчас мы переходим черту, которую наше сознание в принципе не тянет. Что бы жить по сегодняшним правилам, не выгодно быть счастливым, не выгодно быть отчаянным, не выгодно любить или ненавидеть. Что бы лучше жить в сегодняшнем безумии невыгодно быть самим человеком. Компьютеры и роботы заменили все, казавшиеся незаменимыми вчерашние профессии. Несмотря на войну, несмотря на огромную смертность, человечество продолжает задавать новую планку развития, подходя к истоку фундаментальных проблем, с которыми не способны работать живые существа. С ними справятся лишь сверх мощные компьютеры, одношаговые программы, на основе всяких спиральных кодов. Настало время, когда одни технологии порождают другие. Нет, ни о каком восстании машин не может быть и речи. Они всегда будут на службе людей... Только если сами люди, всё ещё таковыми являются. Глэйсон полностью скинул с себя одеяло и быстро поднял туловище, спустив ноги на пол. Осматривая стены спальни, опиравшись обоими руками о кровать, он продолжил свою мысль. Потребность в поддержке со стороны, как обязательная функция общественного восприятия. Логически, мне она не нужна, но только в состоянии глубокого анализа, только в состоянии полной погружённости и правильной обстановки. Я всё ещё человек. Хочу ли я им остаться...? Зачем? Возможно..., нет - точно, я уверен, что есть лучший способ. Всё, что окружает меня, включая меня самого не есть совершенство. Возможно ли совершенство? Боюсь, что да. Лэйро доказали это. Они довольно убедительно движутся к идеалу. Невероятно, вся их раса - искусственный плод творения. Им не страшна смерть, болезни и тем более умственная ограниченность. Они могут создавать любые страдания, и могут от них избавляться. Так зачем же мучать себя, являясь лишь одним экземпляром? Мучеником, запутавшегося в слишком сложной реальности. Уже сейчас они легко воссоздадут мою копию. Может, кто-нибудь захочет изменить меня? Может кто-то решит сделать самую счастливую версию меня? Абсолютно. Рано или поздно это произойдёт. Потому, что я смог представить это. Всё, что можно представить, реально создать, а всё, что реально создать - будет создано. Это главное правило разума - главное правило неизбежного развития. Как говорит Сэм, развитие происходит, потому что оно не может не происходить, так же как всё остальное. Встав с кровати, осторожно наступая, почти на носочках, Глэйсон пошёл за одеждой, лежащей в шкафу. По пути, он снова взялся за свой лоб, который стал на удивление горячим. Подойдя к открытому шифоньеру, парень быстро по привычке улыбнулся сам себе в отражении очень большого зеркала и достал первые попавшие под руку шмотки. Между тем, к нему пришёл вывод всех его рассуждений. Чёрт побери, а ведь это и есть ответ на все вопросы... Самый удобный, быстрый, простой, он до ужаса универсален. Мой брат Сэм считает себя гением, но я нашёл ключ ко всем алгоритмам быстрее его... Глэйсон почувствовал приток крови к его голове, уши начали гореть от жара. Уже собиравшись одеваться, он небрежно отбросил одежду в сторону и пошёл обратно к кровати. Медленно сев на неё, затем закинув ноги, так же медленно опустился на правый бок. Глэйсон свернулся калачиком, схватившись левой рукой за коленку, он сильно напряг всё тело, будто ему очень холодно. Скукожившись, так сильно, как это возможно, он начал медленно покачиваться. Глэйсона охватила настоящая паника. Его переполняли худшие эмоции, о которых раньше он и представить себе не мог. Действительно же! Думает он про себя. В любом случае смерть - это решение, а в моём - самое подходящее. Подумать только! Глэйсон очень давно не ревел. Но он помнит то состояние. Сейчас ему гораздо хуже, он морально истощён. Он не может заплакать, хотя так сильно хочет этого. Схватившись обоими руками за щёки своего лица, он начал гладить их круговыми движениями, сильно давя руками. Прямо в этот момент ему хотелось одного - встать с кровати и покончить жизнь самоубийством. Отчаяние и безысходность достигли своего пика. Раньше я презирал суицидников независимо от своего душевного состояния, будь то депрессия или печаль. Что-же происходит сейчас...? Нет! Только не в этот раз! Уже более расслабленно продолжает покачиваться Глэйсон. Я знаю, что я ошибаюсь, но мне хочется по-другому. В любом случае, я вернусь к этому, у меня всегда будет шанс к этому вернутся. Вернуться же к другому гораздо сложней, вернуться к тому, что у меня уже есть и к тому, от чего я в одном шаге не в моих силах. Даже, если это будет возможно, мне слишком страшно. Расчёты говорят об одном, но реальность ведёт себя иначе. Не потому, что в ней другие расчёты, а потому, что их гораздо больше. Недаром физика вымерла, наравне с другими экспериментальными науками. Все существующие науки - это расчёты, а их точность определяет название. Мне нужно плотно заняться математикой и Сэм, думаю не откажется помочь в этом. Глэйсон расслабился, от проделанных им с непривычки сложных выводов, он чувствовал обратный приток энергии. Желание жить вновь взяло вверх. Теперь он решительно встал с кровати и поднял выброшенную им одежду. Я могу достичь своих желаний. Если математически, я не нуждаюсь в окружении, тогда займусь непосредственно математикой. Завершая свою идею, на позитивной ноте, Глэйсон полностью успокоился. Голова его остыла, а руки слегка затряслись. Адреналин наполнял его с головы до ног. На сколько сперва ему было плохо, на столько сейчас он наслаждается своим бытием. Пожалуй, такое раздумье пошло на пользу. Глэйсон не припомнит, когда последний раз получал столько адреналина. Даже экстремальные ситуации с чуть не убившими его монстрами во владениях Биоэнергетик, не так заводили, как сегодняшнее тихое и слегка туманное утро. Быстро одевшись, он вышел из спальни широким шагом, время от времени, чередуя его с бегом. В гостиной не было никого, кроме маленького Питбультерьера - его единственного питомца. Не мешкаясь, Глэйсон сел за стол, где всё же стоял его любимый завтрак из овсяной каши с крупными дольками киви и апельсин. Собака забросила на его ноги свои передние лапы, опиравшись при этом на задние. Глэйсон начал гладить её по голове левой рукой, а в правую он взял маленькую ложку и раз за разом уплетает еле тёплое кушанье. Тем временем из зала раздался женский крик:

– Глэйсон! Ты здесь?!

– Я в гостиной!
– дожёвывая остатки еды громко и невнятно проскулил он. Откинув пса в сторону, со словами - Извини Пумба - который тем временем уже забрался на его колени, Глэйсон пошёл на встречу голосу.

– Мэри?
– он удивлённо бросил взор с головы до ног, на стоящую перед ним, сексуально разодетую девицу, лет двадцати на вид. Это его девушка.

– Ну, это мой не постоянный прикид - в голос смеясь ответила она.
– Что? Нравится? Не думай, что я буду ходить так при людях.
– улыбаясь, тонким, но немного хриплым голосом продолжила Мэри, начав позировать, сначала задирая свою свободную мини-юбку, монотонного бледно-коричневого цвета, потом просовывая её обоими руками между обтянутых блестящим чёрным латексом или что-то вроде того, стройных ног. Сильно приподняв одну бровь, и сложив руки, перекрестив их у себя на груди, Глэйсон, скорчил физиономию, говорящую, о его заинтересованности и безразличие одновременно. Затем девушка повернулась к нему задом, выставив попку и выпрямив свою спину, держа приподнятой юбку правой рукой, она дважды хлопнула себя левой рукой по левой ягодице и медленно повернулась к нему лицом скользящим движением, немного скрестив свои ноги, которые были в ярко-оранжевого цвета, кроссовках с низкой подошвой. Её обувь сочеталась с цветом мини-юбки и бардовой, обтягивающей безрукавки с большими узорными вырезами по всему телу, так, что виднелось процентов пятьдесят оголённого тела, и отчётливо бросался в глаза ярко-белый бюстгальтер.

– Сегодня Сэм устраивает вечеринку, представляешь?
– начала она мурлыча бормотать, вытягивая гласные своих слов.

– Эй, ты под кайфом?
– недолго думая подошёл к ней в упор Глэйсон.
– Ты знаешь, что случается с теми, кто под кайфом заявляется в этот дом?
– продолжил он, оперившись рукой на одну из колонн, стоящих вокруг всего зала.

– Серьёзно.
– опять тонко-басистым голосом с выраженной интонацией ответила гламурная дева.

– Серьёзно под кайфом?
– улыбаясь переспросил Глэйсон.
– Я поеду к себе.

– Нет, я про тусовку. А что в этом такого? Ты не разу не был с ним на вечеринках? А куда это ты поедешь к себе? Разве ты не у себя?
– продолжила она, наклонив своё слегка накрашенное, продолговатое лицо, и резким вращением головы, закинула, свой длинные, висящие с боку ровные, чёрные волосы назад.

– И правда, пожалуй, я у себя. А насчёт твоего Сэма. Это смешно. Сэм и тусовка, это, как я, ты и свадьба. Очень сложно сочетающиеся вещи, понимаешь? Лаборатория - его единственная тусовка. Он сумасшедший учёный. Как-то раз, он признался, что живёт только ради фундаментальной науки.
– Она покосилась на него слегка испуганным взглядом, сказав свои слова, после маленькой паузы:

– Вообще-та-а-а, я думала-а-а наоборот.

– Потому, что ты до сих пор не научилась отличать меня от него. Не удивительно. Во-первых, ты в основном видишь только меня, даже, если между нами есть физические различия, без постоянного сравнительного контакта они неэффективны, опять, же относительно взгляда со стороны.

– Она положила свои руки ему на плечи, плотно прижавшись своим телом к Глэйсону. Он почувствовал, как смялись её натуральная упругая грудь.

– В доме кто-то есть?
– спросила она почти шёпотом.

– Нет, но, я не хочу тебя трахать.
– спокойно ответил Глэйсон. Она покачала головой и громко высказалась возбуждённым голосом, резко схватившись за его половой орган через штаны:

– А как ты объяснишь свой стояк? Хочешь сдерживаться?
– Глэйсон быстро отпрыгнул в сторону, отцепив её руку.

– Сейчас в любой момент может прийти Алива.

– И что-о-о, ты её тоже потрахиваешь? Она как раз-таки больше предпочитает Сэма, извини конечно, если это расстроило тебя, но думаю, что между мной и Аливой для тебя должна быть какая-то разница, разве нет? В плане отношений. Ну, а в плане внешности, не знаю, чем я могу не понравиться. Может, ты влюбился в неё?

– Разумеется - без колебаний ответил Глэйсон. Ты уж не обижайся, но...

– Что? Вот это откровенности! Что ты несёшь? Думай, что говоришь. Если это шутка, то ты зашёл слишком далеко.
– С изменчивым тоном, вырвалось у Мэри.
– И как давно, если это не секрет, были ваши потрахушки?

– Какая разница?
– Глэйсон пошёл вдоль зала, на выход из дома. Мэри быстро догнала его.

– Я же никому не скажу. Не волнуйся, это не повлияет на наши отношения. Боюсь, что они закончены.
– полу плача, продолжала она.

– Ну, лет в семнадцать.
– спокойно ответил Глэйсон, рассматривая по пути на овальной стене, огромные висящие картины.

– В любом случае, она уже была не девочка. С самой развороченной щёлкой на свете. Не знаю только, как вы с Сэмом будите её делить.
– припрыгивая в гневе она шла уже перед ним.

– Поверь, я знаю о ней больше, чем ты. Она сто раз рассказывала мне о своей ранней жизни. Мы в свободных отношениях. Я не сильно расстроюсь, даже если сейчас она практикует анальный секс с каким не будь чернокожим, перекаченным парнем.
– Ничего не понимая, Глэйсон распахнул двери, в форме ворот и быстро начал спускаться по ступенькам террасы во двор, будто хотел оторваться от преследовавшей его симпатичной барышни.

– Вот как? Скажи, что это розыгрыш.
– торопясь за спиной продолжает девушка.
– Подожди меня, Сэм, неужели ты просто оставишь меня здесь?
– Слышатся голос с отдающимся эхом, в глазах слегка помутнело. Глэйсон обратил внимание на стоящий рядом с ним суперкар, скорее всего принадлежащий Мэри. Услышав, её слова, по его телу прошла быстрая дрожь, ноги сами остановились, как вкопанные. Повернувшись к ней, он глубоко вздохнул.

– Слушай, как можно путать меня с тем, кого ты видела пару раз в жизни!? Кажется, у меня появилась идея, нам с братом надо нацепить бейджики.
– Повернувшись обратно, Глэйсон открыл двери, парящего в воздухе чудо-транспорта и торопясь залез во внутрь.

– В том то и дело!
– торопясь в громком тоне, она остановилась на месте.
– Ты ведёшь себя иначе! Может, объяснишь почему? Ты всегда говорил, что Алива - девушка Сэма! Ты не был особо ревнив, но не когда не допускал такого наплевательского отношения. Типа, пусть хоть при мне её негры трахают! И да, самое главное, если ты не забыл, кажется раньше между нами что-то было, в том числе и секс.
– Она так же быстро села в свою машину и не дожидаясь ответа Глэйсона продолжила: - Если ты и в правду не Сэм, надеюсь тебя не будет на вечеринке. А насчёт бейджиков - хорошая идея. Ты точно уверен, что ты и твой брат - это разные люди?
– Хлопнув дверью, хорошенько подшлифовав декоративные плиты двора своими покрышками она уехала прочь.