Пределы автономии воли в корпоративном праве: краткий очерк

На наш взгляд, все это является следствием сверхпозитивистского подхода к праву, доминирующего в России, а также того, что, как увидим далее, разнообразные доводы в пользу ограничения автономии воли в тех или иных случаях способны превратить эту сферу в «минное поле» исключений. Следовательно, с точки зрения правоприменения можно получить совокупность норм, «сложных для использования». Естественным стремлением частных лиц в таких условиях становится избежание рисков, т. е. пока законодатель прямо что-то не разрешил или в отношении этого не высказался высший суд, безопаснее считать, что такое поведение не допускается.

Зарубежные авторы также отмечают ряд причин, по которым корпоративное право воспринимается преимущественно как императивное, выделим среди них следующие: 1) технократические (у частных лиц нередко создается впечатление, что корпоративное право – это сложная материя, в ней способен разобраться только законодатель, который наверняка все продумал, тогда как стороны отношений воспринимаются как не обладающие достаточным экспертным знанием, чтобы выбрать подходящее регулирование; считается, что доктрина и законодатель находятся в лучших условиях, чтобы формулировать надлежащие правила, – это так называемый элитизм законотворческого процесса); 2) патерналистские (склонность толковать как императивные правила, защищающие, во-первых, миноритариев от большинства, во-вторых, всех участников (акционеров) от менеджмента, закрывая глаза на то, что такие правила принимаются по воле участников (акционеров)); 3) наличие в законах оговорок «если иное не предусмотрено уставом», что толкуется a contrario как доказательство того, что в их отсутствие законодатель не предполагал возможность отступления от правил [72] .

72

См.: Paz-Ares J.C. C'omo entendemos y c'omo hacemos el Derecho de sociedades? (Re-flexiones a prop'osito de la libertad contractual en la nueva LSRL). P. 173–184, 194–197. Относительно последней причины склонности к императивному прочтению корпоративного законодательства заметим, что российское право содержит пример противоположной оговорки (см. абз. 4 п. 1 ст. 67 ГК РФ: «Отказ от этого права (права требовать исключения участника. – А.К.) или его ограничение ничтожны»), которую можно трактовать a contrario как доказательство того, что в ее отсутствие была бы допустима возможность отступления от правил, установленных законом.

Несмотря на трудности практического или, даже можно сказать, психологического плана, на наш взгляд, едва ли они могут стать оправданием для отступления от конституционно признанной свободы предпринимательской деятельности, не говоря уже о том, что, как указывалось в начале работы, признание автономии воли и вытекающей из нее презумпции свободы основано на философско-правовых (свобода как естественное состояние человека) и утилитарных доводах (свободно выстраиваемые частными лицами отношения ведут к наиболее выгодному для них, а значит, для общества и государства в целом результату), справедливых и для корпоративного права.

Однако это является лишь первым шагом, поскольку далее предстоит выяснение пределов этой свободы [73] .

§ 1. Бессрочность корпоративных отношений и ограниченная рациональность участников (акционеров)

1. Одним из наиболее важных и убедительных аргументов выступает то, что отличает корпоративные правоотношения, – их бессрочность, а значит, потенциальная неопределенность развития событий, которая обусловливает неспособность лиц, вступающих в эти отношения, прогнозировать долгосрочные последствия принимаемых ими решений, вследствие ограниченности когнитивной способности человека прогнозировать будущие риски, а также иных факторов: например, рациональное желание игнорировать обдумывание малореальных событий, излишний оптимизм на начальном этапе общего дела [74] . Иными словами, бессрочность, которая в договорном праве встречается скорее как исключение, в корпоративном праве – повседневность. При этом можно отметить, что обсуждаемый фактор релевантен как для непубличных, так и для публичных компаний.

73

Следует специально оговориться: далее обсуждаются аргументы, более или менее специфичные для корпоративного права, и остаются без внимания такие общие ограничители автономии воли, как принцип добросовестности и запрет злоупотребления правом, основы правопорядка и нравственности.

74

См.: Eisenberg M.A. Op. cit. P. 1464–1465; Schmolke K.U. Op. cit. P. 383–384; Coffee Jr. J.C. Op. cit. P. 1677; на русском языке применительно к договорному праву соответствующие основания ограничения свободы договора см.: Карапетов А.Г. Указ. соч. С. 331–339.

По этой причине некоторые авторы отмечают, что отдельные положения закона должны рассматривать как императивные, в частности следующие: 1) о защите разумных ожиданий участников корпорации и о фидуциарных обязанностях [75] (российский эквивалент – обязанность действовать добросовестно и разумно); 2) о разрешении корпоративных споров, в том числе об исключении участника [76] . Именно данные положения в конечном счете критически важны с точки зрения восполнения того, о чем участники заранее договориться не смогут или не захотят, поскольку из-за отсутствия правил, позволяющих разрешить конфликт в корпорации, добиться возмещения убытков с органов управления, может пострадать «жизнеспособность» компании.

75

См.: Eisenberg M.A. Op. cit. P. 1466–1470.

76

См.: Eidenmuller H. Chapter 2. Analytical framework // Regulating the closed corporation. ECFR Special volume 4 / Bachmann G., Eidenmuller H., Engert A., Fleischer H., Schon. W. Berlin, 2014. P. 20.

Следовательно, правопорядок не может полностью оставлять этот вопрос на усмотрение частных лиц. Именно по этой причине правила о разрешении корпоративных конфликтов и об обязанностях органов управления в той или иной мере императивны (абз. 4 п. 1 ст. 67, п. 5 ст. 53.1 ГК РФ).

Дополнительно можно отметить, что в данном случае нерациональность участников корпоративных отношений может иметь негативный эффект для третьих лиц, так как если в результате недолжного управления и неразрешенных конфликтов соответствующее юридическое лицо обанкротится, пострадают кредиторы и работники.

2. Факт бессрочности корпоративных отношений является ключевым в понимании того, почему принцип свободы договора не вполне отвечает существу корпоративных отношений.

Договорное право в коммерческих отношениях – это сфера, во-первых, срочных договоров, во-вторых, заранее понятной имущественной ответственности.

Проще говоря, разрешая частным лицам, в первую очередь предпринимателям, вступать в любые коммерческие отношения с кем угодно и на каких угодно условиях, правопорядок признает за ними право рискнуть и потерять имущество. Отметим, что Конституционный Суд РФ, признавая конституционную значимость свободы договора, выводит этот принцип из ст. 34 и 35 Конституции РФ, гарантирующих каждому право на свободное использование своих способностей и свободное использование имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности [77] .

77

См. Постановление Конституционного Суда РФ от 23.02.1999 № 4-П.

Однако в случае с бессрочной корпорацией это не просто потеря имущества, вложенного в качестве инвестиции, а именно вечное обязательство, причем фидуциарного характера. Так, п. 4 ст. 65.2 ГК РФ предусматривает, что участник корпорации несет ряд обязанностей, которые фактически заставляют участвовать его в деятельности общества, в том числе посещать общие собрания и голосовать. Неисполнение этих обязанностей влечет помимо прочего и риск привлечения к ответственности, например, если из-за прогулов участником собраний общество долгое время не может сформировать органы управления и как следствие несет убытки. Ограниченная ответственность вовсе не гарантирует того, что участник корпорации не окажется вовлеченным в иные расходы, например, в случае банкротства, когда контролирующее лицо будет привлечено к субсидиарной ответственности (ст. 10 Федерального закона от 26.10.2002 «О несостоятельности (банкротстве)» [78] .

78

И сторически отказ от права на выход из товарищества был связан с доводом об ограниченной ответственности. Так, Г.Ф. Шершеневич полагал, что в бессрочном товариществе трудно отказать товарищам в праве выйти из предприятия, которое ему кажется рискованным и за которое он отвечает всем своим имуществом (см.: Шершеневич Г.Ф. Курс торгового права. Т. I: Введение. Торговые деятели. М.: Статут, 2003. С. 334). Здесь стоит акцентировать внимание на основании вывода ученого, а именно на необходимости защиты интересов товарища, поскольку он отвечает всем своим имуществом, тогда как в обществе акционер рискует лишь в пределах стоимости акции, что не противоречит принципу справедливости. Однако с тех пор принцип ограниченной ответственности утратил свою незыблемость, а кроме того, непрогнозируемый риск убытков возникает и вследствие необходимости принимать участие в деятельности общества.

Примечательно, что законодатель в отношении договоров, которые предполагают зависимость фидуциарного характера, никогда не допускает того, чтобы она была вечной, позволяя так или иначе прекратить эти отношения (п. 2 ст. 610, ст. 782, абз. 2 и 3 п. 1 ст. 977, п. 1 ст. 1003, п. 1 ст. 1004, абз. 2 ст. 1010, абз. 3 и 6 ст. 1024, ст. 1052 ГК РФ).

Следовательно, не существует признаваемой отечественным правопорядком свободы связать себя навечно отношениями с обществом.

Как увидим далее, эта идея проходит красной нитью через многие конкретные положения корпоративного законодательства (об ограничениях на отчуждение доли (акций), об исключении и выходе, о ликвидации).

§ 2. Делегирование суду и законодателю права изменять правила, регулирующие деятельность корпорации

Г. Хансман также обращает внимание на долгосрочность отношений в корпорации, но делает акцент на другой проблеме, возникающей в связи с этим: условия уставов неизбежно будут требовать адаптации к изменяющимся обстоятельствам, между тем принятие поправок в устав связано с большими издержками (затраты на процедуру проведения общего собрания, разъяснительная работа), а значит, есть риск консервации отношений в неоптимальном состоянии. Именно по этой причине решением проблемы могло бы быть появление третьего по отношению к участникам корпорации лица, которое сможет проводить такую адаптацию, восполнить при необходимости пробел. И автор полагает, что в качестве такого лица выступает государство, хотя и подчеркивает, что у этого могут быть свои минусы (недостаточная компетентность или информированность чиновников, наличие у них иных интересов, не связанных с ростом благосостояния каждой отдельной компании), которые, однако, не перевешивают необходимости такого регулятора [79] .

79

См.: Hansmann H. Op. cit. P. 7–9.

По поводу роли государства как регулятора также подчеркивается, что при наличии правил, устанавливаемых государством, особенно эффективными становятся суды, качество правоприменения которых напрямую зависит о того, применяют ли они стандартизированное правило из закона или индивидуально сформулированное правило устава [80] .

Следует отметить, что Г. Хансман не был первым, кто представил эти идеи. До него похожие аргументы высказал Дж. Гордон, который указал, что изменения устава, в том числе объективно выгодные компании, зачастую очень дорого и сложно проводить через общее собрание акционеров, которое скорее всего будет подозрительно относиться к любым новеллам, исходящим от менеджмента. Соответственно устанавливаемые государством императивные нормы могли бы служить альтернативой проведения этих изменений. Правда, при этом следует быть уверенным, что государство устанавливает лучшее регулирование (для этого нужно, чтобы законы проходили публичное обсуждение и пр.), иначе есть риск, что изменения норм закона будут только ухудшать положение участников отношений [81] .

80

См.: Armour J., Hansmann H., Kraakman R. Op. cit. P. 23–24.

81

См.: Gordon J.N. Op. cit. P. 1569–1573.