Предначертание

– Ага, мы, – скривился Шлыков. – Больно ты скромный, как я погляжу.

– Полковник, – Гурьев положил руку ему на плечо. – Прошу тебя. Пожалуйста. Тетрадку я там тебе целую исписал. Ты почитай на досуге. Денег я тебе тоже оставлю вполне достаточно. Не подведи меня, хорошо?

– Яков Кириллыч, да ты что?!

– Ну, отлично, – Гурьев сделал вид, что улыбается. – Я всегда знал, что на тебя можно положиться.

– Какие деньги?! – только сейчас дошло до Шлыкова.

Гурьев кивнул, поднялся и вышел. Через пару минут он вернулся и грохнул на стол шесть подсумков:

– Настоящие деньги, Иван Ефремович. Золото.

– О… О… Откуда?!?

– Какая разница, – пожал плечами Гурьев. – Здесь почти четыре пуда. Если разумно тратить, должно хватить надолго. Пока прииск толком не обустроишь.

– Прииск?!

Гурьев объяснил. Шлыков схватился за голову:

– Ох… И всё это время?!

– А, пустяки, – махнул рукой Гурьев. – Так я на тебя рассчитываю, Иван Ефремыч.

– Слушай, Яков Кириллыч. Да как же так?! Народ про эти места…

– А может, вовсе не черти эти места сторожили, – прищурился Гурьев. – Посмотри, Иван Ефремович. Мы это золото людям служить заставили. И – сам видишь. Так, может, черти там совсем ни при чём? Подумай об этом на досуге, господин полковник. Потому что я думаю так: стоит нам в эту казну лапы свои запустить – то самые настоящие черти мигом будут тут как тут. Понимаешь?

– Ты когда назад вернёшься? – Шлыков поднялся. – Ты ведь вернёшься, Яков Кириллыч?

– Я сделаю всё, что могу, чтобы мы встретились, – тихо сказал Гурьев. – Всё, что могу. Но обещать я не имею права, потому что не знаю, что у меня получится.

– У тебя получится.

– Мне бы твою веру, Иван Ефремыч.

– Бери, – тряхнул роскошным чубом Шлыков. – Бери всю, мне не жалко.

– Спасибо, Иван Ефремыч. Спасибо.

– Ты возвращайся, Яков Кириллыч. Возвращайся непременно, слышишь?! Ты ж мне… Эх! Возвращайся. Мы тебе со Степаном Акимычем такую невесту справим – у всего Забайкалья завидки полопаются. Чтоб наипервейший казачий род от тебя завести, атаманский… Слышишь?!

Провожали Гурьева в самом деле по-царски – развёрнутым строем, под знаменем, до самого Хайлара. На станции они обнялись с Котельниковым, потом со Шлыковым.

– Береги себя, Яков Кириллыч. Мы, твоё войско, ждать тебя будем. Сколько понадобится, знаешь. Когда позовёшь, – хоть к чёрту в зубы!

– Спасибо, спасибо, Иван Ефремыч. Ты, главное, поосторожнее. Людей береги. Самое важное – люди. Понимаешь?

– Ты пиши. Слышишь?!

– Напишу.

Он вскочил на подножку вагона, когда состав уже тронулся с места. И долго махал рукой тающим в морозной дымке казакам. Вот и эта глава окончена, подумал Гурьев с тоской. Ещё одна глава. Сколько их у меня будет? И будет ли?

Харбин. Декабрь 1929

Сумихара проснулся от прикосновения Гурьева, сел на постели. Он спал по-европейски, на кровати. Посмотрел на гостя, нахмурился:

– Ты почему входишь, как синоби? [15] Я ждал тебя в миссии. В чём дело?

– Я не знаю, извините, Ясито-сама, – пожал плечами Гурьев. – Это ведь вы позвали меня. Что-нибудь случилось, вероятно. Я решил, что, кроме вас самого, никому не стоит знать, что я здесь.

– Правильно, – Сумихара накинул на плечи китель мундира. – Это правильно. Тебе нужно исчезнуть. Эти разговоры… На переговорах о мире красные будут требовать твою голову. Разумеется, никто ничего предпринимать не станет, но тебе лучше скрыться. Так будет лучше для всех, в том числе и для твоего войска.

15

Синоби – ниндзя, наёмный убийца, если иероглифы читать не по-японски, а по-китайски.

– Моего войска?

– А что же это? – улыбнулся Сумихара. – Сабуро-сан мне всё доложил. Ты не такой, как другие воины Пути. Ты очень, очень странный. Что-то есть в тебе такое, чему я никак не могу подобрать верного слова.

– Я проиграл, – Гурьев опустил голову.

– Нет, – возразил Сумихара. – Просто ты ещё очень молод, и тебе ещё многому предстоит научиться. Конечно, ты не выиграл войну. Ты и не мог её выиграть. Ты выиграл нечто, куда более важное. Людей. Их веру.

– Веру? – Гурьев сжал кулаки. – Веру?! Веру во что?! Ясито-сама, они…

– Они по-своему истолковали твою силу, Гуро-сан. Всё придёт в равновесие, когда ты наберёшься опыта и знаний. Поезжай в Нихон, [16] и немедленно. Потому что я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. Пока я ещё здесь.

– Пока?

– Меня отзывают домой, – настал черёд Сумихары опустить голову. – Это тоже одно из условий мирного договора. Я слишком явно встал на сторону русских, Гуро-сан. Это многим не понравилось.

– Простите меня, Ясито-сама.

16

Нихон – Япония.

– Ты здесь ни при чём, – Сумихара посмотрел в ночь за окном. – Я сам принял это решение. Я пойду до конца. Буду драться. Ты можешь рассчитывать на меня.

– Почему, Ясито-сама?

– России и Нихон не нужно воевать друг с другом. И никогда не было нужно. Мы просто пошли на поводу у жадных и недалёких, примитивных червей, не понимающих, что такое Долг и Дух. Конечно, нужно положить немало труда, чтобы русские окончательно, по-настоящему поняли это, осознали свою миссию. Но у них… У вас, – есть это стремление к Духу. Мы, японцы, уже почти подошли к этому. Почти. А остальные… Остальные, – они просто обречены. Все наши войны – это ведь лишь подготовка к главной битве. Самой главной.

– Вы христианин, Ясито-сама, – удивлённо проговорил Гурьев.

– Да, – согласился Сумихара. – Но, разумеется, тайный. Это немодно теперь дома. Но дело не в этом. Что-то произошло. Я не знаю, как выразить то, что я предчувствую. Что-то важное. Но что? – генерал посмотрел на Гурьева. – Поезд в Дайрен уходит сегодня рано утром. Твои документы, – он достал из внутреннего кармана плотный узкий конверт и вручил его гостю. – Возьми бумаги и уезжай. Там ещё деньги. Немного, но тебе хватит, чтобы добраться. Будь осторожен, Гуро-сан. Путь никогда не был лёгким. А теперь… Я желаю тебе удачи.

– Да. Это мне понадобится. Спасибо, Ясито-сама. Мы ещё встретимся. Прощайте.

Гурьев поднялся и вышел, – так же незаметно, как вошёл. Немного постоял на крыльце. Впереди снова ждало неведомое. Ну, да не привыкать. Гурьев вздохнул полной грудью и шагнул во тьму.

Москва. Октябрь 1935 г

Гурьев вошёл в подъезд своего старого дома, принюхался. Запах почти не изменился. Вообще мало что изменилось – вот только вахтёрши раньше не было.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Гурьев и улыбнулся: – Здравствуйте, тётя Зина.

– Вы к кому, товарищ? – осторожно спросила вахтёрша. – Гражданин?

– Не узнаёте, теть Зин? – Гурьев продолжал улыбаться.

Вахтёрша привстала, поправила очки, присмотрелась – и рухнула обратно на стул. Прижала руку к груди, задохнулась:

– Яшенька… Сыночек… Вернулся… Господи, Господи…

Гурьев, не ожидавший, в общем-то, такой реакции, стремительно шагнул к женщине, подхватил: