Предначертание

– Оказывается, дикобразом быть не так уж и плохо, – проворчал Городецкий, усаживаясь на диване и поводя осторожно плечами. Он действительно немного оброс жирком, хотя Гурьев ожидал гораздо худшего. – Поехали, мне ещё на работу сегодня.

– А разве сегодня не выходной? – удивился Гурьев. – Вроде я всё правильно рассчитал, нет?

– Тьфу…

– Заработался. Ну, тем более поехали. Развеешься.

Снег ещё не ложился, и было на редкость неуютно, промозгло. Городецкий поёжился, садясь в автомобиль, и сразу же, как только машина завелась, включил печку на полную мощность:

– Куда едем?

– К Брюсу.

– Куда?!

– Глинки такие, возле Монино. Знаешь? Санаторий.

– Ничего себе! Ближний свет.

– Целее будешь, Варяг. И я заодно.

– Добро, – Городецкий включил фары, тронул машину с места, направляя её в сторону арки. – Расскажи мне, чего я не знаю.

– А чего ты не знаешь?

– Деньги у тебя есть?

– Сколько тебе взвесить денег, Варяг? – улыбнулся Гурьев. – Центнер, два?

– А центнер – это сколько?

– Смотря какими купюрами.

– Золотом.

– Метрический центнер?

– Слушай, кончай!

– Я тебе взвешу денег, Сан Саныч, – кивнул Гурьев. – Сколько надо – столько взвешу. Когда буду уверен, что всё идёт по нашему плану. Договорились?

– С тобой договоришься.

– Договоришься, если захочешь. Обо мне успеем, кое-что ведь тебе известно – основное. Зато я о тебе – ничего не знаю. Кто ты, Варяг? Чем дышишь?

– Воздухом дышу. Спёртым, – зло бросил Городецкий. – Ворованным, можно сказать. Я после этого случая понял, Гур: в розыске – потолок у меня. Розыскник – это полевой зверь. В каратели не пойду, а в розыске – выше начальника МУРа не прыгнуть. Дальше – политика начинается, и надо мараться. В принципе, не пугает это нисколько.

– Но?

– Не хочется – просто так. Ради дела – сколько угодно. А так…

– Тренироваться-то надо.

– Ты – много тренировался?!

– Мне хватило. Рассказывай.

– Да что рассказывать. В общем, обсудили мы всё с ребятами, с Батей. Ушёл я из розыска. А тут как раз – несколько вакансий в аппарате открылось. В промсекторе. Вот я и полез. И вылез.

– Тяжко?

– Есть такое дело.

– А что за человечка ты мне в Лондон присылал? Хороший человечек, правильный.

– А то, – довольно улыбнулся Городецкий. – В наркомвнешторге работает. С отцом вместе служил по молодости, потом пошёл по коммерческой части. А остальное всё – дело техники. Есть в госбезопасности пара человек, но – на волоске висят. Буквально. У Ягоды, похоже, дела не очень – сейчас ему Хозяин его троцкизм припомнит. А такие дубы в одиночку не валятся – непременно подлесок за собой потянет.

– Хозяин? – усмехнулся Гурьев.

– Сталин.

– А ничего. Звучит. Что-то есть. Слушай, а как ты мне Ротшильда сдать умудрился?

– Это не я, – ощерился Городецкий. – Это политика теперь новая. Коминтерн прикручивают, и жидков коминтерновских – в первую очередь.

– Ага, – покладисто кивнул Гурьев. – Новая мода, значит. Выходит, правильно я угадал. Это мы, часом, не Гитлера ли полюбили?

– Нет, это свои нюансы. Конкуренция и всё такое. Все евреи – троцкисты, ты что, не знаешь? А не троцкисты – так зиновьевцы.

– Хорошо, что мы с тобой, Варяг, настоящие природные русские люди. Ты – совсем, а я – хоть наполовину.

– Не трусь, у тебя анкета с виду вполне даже ничего. Всё-таки – Ольга Ильинична Уткина, а не Циля Моисеевна Шнеерзон.

– Ну да. А кстати, мне прописочка требуется. Посодействуешь?

– Вопрос на контроле, – кивнул Городецкий. – А ты с чем приехал-то?!

– Ну, с этим у меня проблем нет. Как говорится, лучше настоящих. Ну, поменять придётся, конечно.

– И это сделаем. А имя? Ты под своим именем въезжал?

– Имя – Яков Кириллович. Это нормально. А вот фамилия у меня другая будет.

– Да-а-а?! И какая же?!

– Царёв.

– Чего так?

– А так. Потом расскажу.

– Да всё сделаем, в цвет всё будет, Гур. Всё и впишем – имя да фамилию. И паспорт, и трудовую карточку. Знаешь, что такое?

– Конечно, знаю. И кем ты меня собираешься – как это теперь называется – оформить?

– А кем захочешь. Могу даже в аппарат устроить.

– А должность?

– Истопником, понятное дело, – Городецкий посмотрел на Гурьева.

– Это можно. Но – предупреждаю: я быстро пойду на повышение.

– Куда?!

– В управдомы.

Городецкий дико посмотрел на Гурьева. И – захохотал. И вдруг – резко оборвал смех, насупился:

– Погоди-ка. А что с кольцом? Нашёл?

– Почти.

– Поясни.

– Кольцо здесь, Варяг. В Москве.

– Что?!?

– Думаю, в шифровальном отделе.

– Как так?!

– Они что-то ищут. Не знаю, что. Похоже – что-то очень важное. А может, наоборот – думают, что важное, а на самом деле – чепуха.

– Мне туда хода нет, Гур. Прости.

– Это пока, Варяг. Пока. Там увидим.

Монино, санаторий-усадьба «Глинки». Октябрь 1935

За разговорами время пробежало быстро. Впрочем, Говорил, в основном, Городецкий, – Гурьев больше слушал. Пока. Давал Варягу выплеснуть всё.

Они подъехали к воротам, вышли из машины. Городецкий, сняв фуражку, пригладил волосы, с недоумением огляделся. Гурьев, ободряюще ему улыбнувшись, поколдовал над замком калитки, которую не сразу удалось Городецкому разглядеть, и калитка бесшумно – видимо, петли были отлично смазаны – распахнулась.

– А почему – Глинки-то? – опомнился вдруг Городецкий.

– Яков Вилимович Брюс – говорит тебе это что-нибудь?

– Ну, кроме того, что вы с ним тёзки, я немного знаю, – пожал плечами Городецкий. – Птенец гнезда Петрова, так их, вроде бы, называли? Фельдмаршал, кажется…

– И это, дружище, и это. Но не только. Место здесь особенное – ещё с Брюсовых времён якобы заколдованное. Именно то, что нам нужно – тишина и покой способствуют размышлениям.

Гурьев шагнул за ограду, и Городецкий, хмыкнув, последовал за ним.