Предназначение
Шрифт:
– Неужели существует только один человек в мире, способный совершить то, что должен буду сделать я? И вообще, тот ли я человек?
– Марк вскочил, подбежал к окну, уставился в небо, затем медленно вернулся, снова сел. Глаза его горели огнем.
– ...Если бы существовал еще один такой человек, ты бы с ним давно встретился, как встретился со мной.
– Незнакомец закрыл глаза.
– Прощай, я ухожу; мое умение и знание, моя сила в тебе, я отдал все. Постарайся использовать это на благо. Хотя.., это я напрасно говорю, ведь ясно как день, что ты чист и сделаешь все, как должно быть сделано. Возможно, где-то что-то исказилось, передернулась ткань мира, или все это просто улыбка вышнего, смеющегося над человеческой мелочностью..."
Незнакомец встал,
Марк долго раздумывал над всем этим, дни сменяли ночи; он не знал, что делать, чем заняться. Вся жизнь казалась ему скучной и уже как бы прожитой, ведь он знал почти все ключевые события своей жизни, которые произойдут с ним в будущем. Почти. Это очень важно. Почти, потому что однажды он вдруг почувствовал нечто в пустоте своего существа, которое вспыхнуло, как слабая искра, как спичка в темном храме, и сказало: "Да". Просто и по-земному вся его жизнь вдруг перевернулась. И он пошел. Было очень странно видеть, как ноги, уверенные в направлении, в котором они несли тело, казалось, обладали собственным сознанием. В-общем, он вернулся обратно, и ряд переживаний открыл ему знание того, что он встретится со мной, многому меня научит и, в частности, тому, как выжить после Перехода и помочь сделать это другим. Пока он все это рассказывал, мы добрались до той самой хижины, где много лет назад произошла встреча со стариком, и я спросил Марка, кто же тот его знакомый, у которого мы должны были узнать о своем будущем, о том, кем мы станем? Он долго молчал, потом вздохнул, засмеялся, взъерошил волосы и рассказал:
– Понимаешь, Феб, ты уникум. Ты не существуешь ни в прошлом, ни в будущем, тебя не должно быть, однако, ты здесь, передо мной, - он шутливо пощупал меня руками, как бы убеждаясь, что я не привидение.
– Тебя невозможно предсказать или увидеть в откровении, в пророчестве. Ты подарок Господа, - Марк был весел и полон энергии, - его тайна. И для чего ты пришел, каково твое предназначение, неясно. Ты как бы лишний в мире. Видимо, ты одно из доказательств не жесткой детерминированности Вселенной, а ее свободной игры, игры бескрайнего сознания с реальностью. Игры радостной, светлой и без всяких правил и систем, которые мы, люди, якобы открыли. Вероятно, ты сам узнаешь, чем должен стать человек, но произойдет это не скоро. Хотя, строго говоря, невозможно заранее предполагать действия того, кто не существует. А в эту глушь мы забрались, по секрету скажу, лишь для того, чтобы запутать следы. Это нужно для тебя, ведь свой конец я уже знаю наверняка. Но... в-общем, когда я помру, ты попытайся сделать то, что должен был сделать я. Не знаю, что из этого выйдет. Могу лишь сказать, что, начиная с этого момента, жизнь у нас с тобой будет, мягко говоря, неспокойная..."
И, как в доказательство его слов, деревянная крыша хижины рухнула под тяжестью... свалившегося на нее с дерева орангутанга, не рассчитавшего, как видно, прыжок с ветки на ветку, смертельно перепугавшегося и под наш общий хохот унесшегося в гущу сплетения лиан...
Когда мы вернулись из Африки, наша квартира была опечатана. Нас разыскивали за неуплату налогов, подозрительный образ жизни и уйму всяких мелких выдуманных преступленьиц. Мир шел к своему концу семимильными шагами. А, впрочем, что мы знаем!..."
Феб взглянул на Сааха долгим взглядом и снова увидел тот свет, струившийся из двух колодцев черных глаз...
– Конкретно, я сейчас знаю одно, - сказал Саах, глядя вперед, - что нас пытаются остановить некие формы, если верить обстоятельствам, не являющиеся людьми. Ты видишь?
Феб встрепенулся, пронзил тьму молнией взора, сжал баранку:
– Это слишком... слишком разумно для них. Такое я встречаю впервые.
Впереди поперек дороги были навалены разбитые автомобили, бревна, какие-то ящики; вокруг этой баррикады вяло копошились фигуры в серых одеждах полицейских. Они увидели свет фар, но не отпрянули во тьму, а замерли все до одного и, казалось, ждали.
– О, да!
И объехать никак.– Феб дернул руль вправо, влево, глянул на Сааха, подобравшегося, как леопард для прыжка, стиснул зубы и нажал на тормоз...
Они вынеслись из дверей и, бросив машину, кинулись к зданиям, черневшим неподалеку. Полицейские равнодушно проводили их взглядами и, внезапно напрягшись, понеслись за ними.
"Потрясающе разумные действия, - думал про себя Феб, работая ногами. Видимо, эта "тварь" использует теперь избирательный распад, оставляя тела нетронутыми, уничтожая лишь ум и волю, и затем пользуясь ими; так ей даже не нужно сгущаться... О, ч-черт!"
– Саах, сюда!
– отрывисто крикнул он и завернул за огромный ангар, черневший на фоне звезд. Сердце норовило выскочить из груди. "Да, хватит ли нам сил до рассвета?" - Феб не знал. Все это напоминало псовую охоту на зайцев. И тут где-то сзади взревел мотор, заставив волосы Феба встать дыбом: "Этого не хватало! Теперь они на колесах, а мы на своих двоих. Возможно ли!.."
Им оставалось теперь только прятаться в закоулках между цехами и ангарами. Но... сидеть на месте - это смерть. Попасться на глаза серым убийцам, перебегая с места на место, тоже. Пеленой страха заволакивало мозг, сила покидала тело. Вокруг рыскали неживые фигуры, выискивая две своих жертвы. Круг сужался. Ловушка?.. И тот и другой одновременно почувствовали всем телом, всем сознанием серую паутину, тихо опустившуюся на разгоряченные лбы, на плечи и ниже...
...Саах шел по золотому лугу, рядом шагал Феб. Густой, терпкий, медвяный воздух, напоенный расплавленным золотом, вливался в легкие. Где-то вдали звучал колокол на низкой ноте: бум-м... бум-м... Саах остановился, присел, разглядывая венчик невиданного цветка, распростершего в тишине чудные лепестки.
– Смотри, - сказал он Фебу, - видишь? Это покой, и весь мир здесь. Вот, он говорит с тобой, это как протяженность, как молчание, литое и живое.
Феб присел, придвинулся. Венчик тихо покачивался, пребывая в неподвижности, в сознании себя.
– Видишь?
– Саах чуть наклонил другой цветок.
– Здесь то же. Это взгляд без глаз, улыбка без лица, она смеется над миллионами лет, которые мы выдумали. Одни называют это Богом, другие Сознанием, Абсолютом, Нирваной, Матерью...
– говорил Саах, или цветок, или шелест дальнего леса на краю луга, или небо в солнечных лучах. Что глаголило? И глаголило ли? Замерев, все плыло вдаль, к своему завершению.
– Саах, я здесь... и я дома, я вижу свою мать, стоящую на дороге и улыбающуюся... и я там где... где нет ничего, кроме всего...
– Феб замолчал, встал, задрал голову к небу.
– Да, ты и там тоже. И везде. Ты понимаешь?
– Саах молчал, лилась бесшумная речь. Шуршал муравей среди трав, пылали колоссальные шары звезд в гигантской дали, и великолепные просторы были схвачены одним общим вечным взглядом. Взглядом всех в одном. Саах глядел на Феба:
– Ты везде, не требуется передвижения на ногах и колесах. Вот, травинка, и в ней весь мир. Смотри, он даже светится.
Феб всмотрелся. Они были и там тоже, где-то между жилками, двуногие, маленькие, прозрачные и щурящиеся от солнца, Саах чуть меньше, Феб чуть больше. Все неслось к своему пределу славы...
... Саах поднял голову, огляделся. Светало. Рядом, ровно дыша, лежал Феб, весь в грязи и копоти, тут же, прямо на земле. Возле дымились останки обгоревшего грузовика, чуть поодаль распахнутой пастью зияли ворота ангара с небольшим самолетом внутри. Феб пошевелился, открыл глаза, увидел Сааха, вскочил и стал озираться:
– Что? Где мы? Почему не в машине? О!..
– он вспомнил кошмарную ночь, погоню... луг, цветы.
– Саах, почему мы живы? И вообще!.. Ничего не понимаю! Цветы...
Саах пожал плечами, неподвижно глядя в пространство, ежась от утренней свежести. Сгорбившись, он пребывал взглядом неизмеримо далеко, за вечностью.
– Если желаешь вспомнить все, как было, прежде всего аннулируй себя, - Саах повернулся к нему, - хочешь, попробуем? Стань светом жажды чистоты. Мать нас понесет.