Предназначение
Шрифт:
Свет шел домой, продвигаясь вдоль фасада мира, впервые сознавая, что за этим фасадом в гудящей тишине есть лучащаяся суть чего-то, о чем не писано ни в одной книге этого самого мира. "... и почему, почему так мало в людях жадности к новому, неизвестному?!" - он вспомнил эту свою фразу, сказанную Сааху час назад, свои разглагольствования, глупые мелкие идейки, зажмурился и застонал. Он понял, что это не вопрос понимания, не вопрос думания, а вопрос видения, которое просто и капитально: ты не познаешь, ты просто увидел по-новому Ту-Же-Вещь, на которую смотрел еще, может быть, глазами ящерицы. Он смотрел сейчас на ту же вечную Вещь глазами того, кто только
– подумал он, исчезая в прохладном вечере.
Саах не понимал, что произошло в кафе, но ему не хотелось искать объяснений. Он шел по оцепеневшему городу, сыном которого он так и не стал. Сияние ночи вызывало вспышки великолепных воспоминаний... Сгорбленная тень скользнула в ближний подъезд, проговорив старушечьим голосом: "Шарахаетесь тут, бездельники! Руки на вас нет!.."
На проспекте одинокая легковушка подрулила к обочине, притормозила, и водитель, высунувшись в окно, бойко предложил подвезти до дому, добавив, что в такие смутные времена лучше не шляться по ночам в-одиночку. Саах непонимающе глянул на водителя, поблагодарив, отказался, ускорил шаг и вышел на Центральную Площадь. Было просторно, темно, пустынно и так тихо, что у Сааха было ощущение, будто он оглох. Но тишина эта звенела. Или гудела. Саах вспомнил недавно записанную мысль из дневника: "Все, чего нет здесь, нет нигде." Он вспомнил, что строительство города началось с этой площади. Он вспомнил свет в глазах своего деда, когда тот говорил пятилетнему Сааху-Стерху:
– "Новое - хорошо забыто старое? Нет, брат. Новое и старое неразрывны в принципе. "Ведь насколько мы грязны, настолько мы должны стать чище".
– А как это сделать?
– Саах сидел в песочнице, пересыпая песок из ведра в ведро.
– Я не могу советовать.
– Почему, дед ?
– Совет должен быть, как молния, краток и мощен.
– Да, а твои советы, как гвозди, загнанные в мою маленькую бедную голову.
– задумчиво говорил маленький Саах, глядя в песок и не замечая опешившего деда и того, что дед присел рядом с равнодушным внуком и тихо говорил:
– Ой, братуша, вижу, несладко тебе придется. Много зубов и ногтей обломаешь. Все нахрапом норовить будешь взять. А ты не спеши. На самую важную в своей жизни встречу никогда не опоздаешь, если не будешь спешить, если все будешь делать спокойно."
Дед вставал, уходил по делам, а Саах сидел в песочнице, перебирая нити будущего, и мысли перекатывались в голове, как ртутные шарики. Начинала болеть голова от обилия этих мыслей. Он бросал ведерки с песком и уходил в дедов огород, среди картофельных кустов которого он чувствовал себя великолепно. Дед говорил, что во вселенной никто не умеет так радоваться и печалиться, как человек. Даже сейчас, спустя столько лет, стоя на Центральной, Саах не мог сказать, что прочувствовал это. Радость и печаль всегда растворялись во внутренней тишине, безраздельно властвовавшей в существе Сааха, казалось, с самого рождения...
Он постоял, глядя на ночники звезд и лампаду месяца, и направился к ротонде.
Все стены подъезда-ротонды были исписаны стихами, мыслями, идеями, пророчествами, призывами, исповедями, криками души и бог знает чем еще. В свете коридорной лампы Саах стал разбирать темные каракули:
– "Где взять силы для жизни?
– В сердце.
Если не знаешь, что это, молчи везде и всегда, и слушай. И когда услышишь его - оно тебя поведет. Только молчи - оно будет говорить, и не двигайся - оно будет двигаться, и не желай - оно будет желать"."О, не тщись всуе!" - гласила другая надпись
– Вы кто?
– раздался голос из-под лестницы.
– "Мы?.. Мы - атеисты" - картинно высказался Саах. Под лестницей зашуршало, потом все затихло.
– Эй!
– Саах замер, ожидая ответа.
– Эй, к вам можно?
– Отгадаешь загадку, пустим. Вопрос на засыпку. Для атеиста. Что ты будешь делать, когда умрешь?..
Саах улыбнулся (что ж, вам хочется поиграть словами, пожалуйста. Только не обижайтесь потом). Он наклонился в проем:
– Учти, все, что я сейчас отвечу, ложь. Так вот, я буду лгать тому, кто лжет для себя."
Тишина, потом в нише завозились и скучно ответили:
– Залазь!
Было приятно провести ночь в обществе загадочных незнакомцев.
x x x
Утро застало его на ногах. Саах загасил восторженный огонь, рвущийся наружу из всех дыр его тела, вошел в подъезд и остановился перед дверью в квартиру No 72 в нерешительности. Пригладил волосы, поправил куртку, глубоко вздохнул, прогнал оторопь, охватившую внешнее существо, ушел в себя (о, как трудно было делать это в присутствии Нико) и нажал кнопку звонка...
Нужно ли было заходить сюда тоже? Он не знал. Насчет Лин, Лувра, Асты, Света он не сомневался, но Нико...
"Воспримет ли он..." - думал Саах, плывя сквозь прихожую на кухню и плохо разбирая смысл фраз, методично бросаемых ему Нико. Слова были точны, кратки, ясны, деловиты, но пусты, попросту не нужны. Они создавали иллюзию серьезности.
– "Вот уж, воистину, в этом деле он мастер." - Саах сидел напротив окна, пытаясь чистосердечно отвечать на вопросы друга. Но слишком часто беседы с ним напоминали допрос в мягкой форме.
Нико вдруг вскочил и отошел в дальний угол кухни:
– Извини, я пукнул и не хотел, чтобы тебе было неприятно.
– Ничего... Мне приятно.
– Саах смотрел сквозь Нико на стену за его спиной, оклеенную розовыми обоями. Нико постоял с минуту, вернулся и снова сел за стол:
– Как твои дела, Саах?
– У меня нет дел. Я бездельник.
– Смешно... А как твоя мать?
– Хорошо.
– Как у нее здоровье?
– Не жалуется.
– Ты давно с ней виделся?
– Давно. С полтора года, когда последний раз был на кладбище.
– Каком кладбище?
– Где ее могила... Она умерла 4 года назад.
– Прости.
– За что?
– Я не знал.
– Я тоже.
– Что?
– Нико сделал недоуменный взгляд.
– Что она умрет. Но так вот всегда, не знаешь, а как снег на голову.
– Саах.
– Что?
– Ничего.
Саах пожал плечами.
– Саах, как у нее может быть хорошее здоровье, если... ее нет на этом свете?
– Теперь-то у нее уж точно нет проблем со здоровьем.
Закипел чайник.
– Тебе в какую чашку наливать?
– О, ты знаешь, мне все равно. Я его пить буду.
– Ну а все-таки. В розовую или с цветочками?
– В какую угодно.
– Мне нравится вот эта. Моя любимая.
– Ну давай в нее.
– Саах, она маленькая.
– Ну и..?
– Я просто думал, может быть, ты любишь из больших пить, помногу.
– Ну и..?
– Так в какую?
– ...!!!