Предназначение

Лада всхлипнула от новой обиды.

– Это не честно.

– Честно или нет, мертвый уже не скажет. – Уверенно заявил он. – Бой редко бывает честным. И в спину могут ударить, и с боку, когда не ждешь, и пятером на одного… Тогда и вовсе о чести не вспомнишь. В бою все хорошо, что уцелеть помогает. Можно и пятой в колено, и сразу мечом сверху…

Науку она запоминала быстро. Не зря ее учил бою на мечах покойный князь Гордич. Гибкая и ловкая, быстрая в движениях, она все схватывала с лету. И к концу седьмицы Радогор уже ворчал меньше и к их ложу под деревьями она добиралась на своих ногах. Но, как и в первые дни, сразу валилась замертво, не успев уронить голову на изголовье. И кикимора начала успокаиваться, решил Радогор, поскольку уже реже слышал ее злобное ворчание.

К бою на мечах Радогор добавил ножевой и рукопашный и на ее молчаливый протест, решительно заявил, ломая слабое сопротивление.

– Нового нет, быстро запомнишь, как руку сломать или ногу покалечить. А шею свернуть и того проще, если знаешь как. Трудней на землю ринуть, когда кто потяжелее попадется под руку.

Говорил с таким спокойствием, словно речь шла не о человеческих руках и ногах, а сломленной ветке. Пожалуй, и о ветке больше тревожился.

– Радо, а ты не забыл, что я девка, не парень? – Чувствуя, как холодеет в груди после его слов, спросила она, уведя взгляд в сторону.

– Воин, если меч в руки взяла. – Скупо отозвался он. Смутился и виновато, как уже несколько дней не говорил, добавил. – Одни мы будем, Ладушка. Ни Ратимира рядом, ни ребят. Даже берегини близко не будет. Только друг на друга сможем надеяться. Ты на меня, я на тебя.

И с мягкой улыбкой, заботливо, спросил.

– Мураши все еще кусают? Или уже убежали?

– Какие мураши? – Не сразу поняла Лада. Перед ее глазами все ещестоял бесконечный и враждебный мир. Повела плечами, кольчуга тут же отозвалась тихим перезвоном тысяч колечек. – Вроде нет…

– Тогда снимай. – Все с той улыбкой разрешил он. – Оденешь, когда в седла сядем.

– Уже? – Обрадовалась она и прыгнула ему на шею. – Так скоро?

И заторопилась, снимая ее, как платье, за подол.

– Отдыхай сегодня. – Сжалился он, не вынеся ее счастливой улыбки. – А это, чтобы тоска от безделья не заела.

И повесил ей через плечо перевязь с метательными ножами.

– Кидай, пока втыкаться не начнут.

Его взгляд нашел в десятке шагов толстый, в сажень высотой, пень, взмахнул рукой и резким движением послал в него нож.

– Отпускай с прямой руки, когда она опустится до глаза. И кистью не крути, чтобы не вертелся.

И со стуком всадил в пень еще один нож.

Подошел к нему, качнул рукой сначала один нож, вытащил, потом и другой…

– Бросай, но сначала примерься к ним, чтобы рука привыкла.

Первый нож пролетел мимо пня и зарылся в траву. Туда же отправился и другой. И только после третьего броска нож скользом задел пень.

Взялась за четвертый нож и Радогор сам поправил ее руку.

– Поцель, будто не нож у тебя в руке, а самострел. – Посоветовал он, и придерживая руку, направил замах.

Проследил за сверкнувшей искоркой и, услышав чавкающий звук, удовлетворенно улыбнулся.

– Мечи дальше. Глаз у тебя хваткий, рука твердая, а к ногам сама приладишься. Эта наука вроде баловства. Как блины по воде пускать. А доведись, жизнь убережет. Только приноровиться надо.

Постоял, наблюдая за тем, как ножи слетают с руки, несколько раз поправил кисть, постоял, прислушиваясь к тому, как ножи встречаются с древесиной.

– Бей на полный замах и во всю силу. Чем пальцы ближе к рукояти, тем дальше будет бросок. – Сказал он, провожая взглядом очередной бросок. – Пойду, попрошу матушку баню для тебя истопить, чтобы всех дохлых мурашей сполоснуть.

Сказал без улыбки. Но Лада густо покраснела и искоса бросила на него сердитый взгляд, а нож в пень вонзился с такой силой, что Радогору самому пришлось извлекать его. И он поспешил, перекинув кольчугу через плечо, оставить ее одну. А ей скоро новое занятие пришлось по душе. Прав был радогор, когда говорил, что это вроде детской забавы. Ножи втыкались все чаще и чаще. И к рукояти рука приноровилась, и к лезвиям необычной формы. И к тому времени, когда он вернулся, редкий нож валился в траву.

А он постоял в сторонке, следя за ней с легкой улыбкой. Но прежде, чем позвать в баню, заявил.

– Утро с этого начинать будешь. А потом уж все остальное. – И доверительно признался. – Мне многое трудней давалось, а у тебя все смехом.

– Посмотри на мои синюхи и сразу увидишь, какой смех! – Брызнула на него синими глазами.
– Тело будто не мое, а у тебя все смех. Теперь сам их выводить будешь.

– Последние что ли? – Попробовал он отшутиться. – Потом все разом и выведу. Много ли их успело накопиться?

– У, бесстыдник! – Услышал он сердитый шепот берегини. – Нет, чтобы пожалеть красоту нашу, так он синюхи считать собрался.

– Умеешь ты, тетушка, появиться вовремя. – Засмеялся он и обернулся, добродушно глядя на кикимору.

– Сказала бы я тебе гладкое слово, да подруга моя Копытиха, рот заткнула. Всю девку поленом изувечил. Живого места, сама слышала, не найти. Ее на муки оставил, а сам в баню потащился.

Лада хотела было промолчать. Пусть, де, послушает, что о его науке добрые люди думают, но увидев его виноватое лицо, сжалилась. К тому же сказала это берегиня, а она, как бы, и не совсем человек. И засмеялась, лукаво поглядывая, на Радогора.

– Да, не сержусь я, тетушка, на него. И баня топится для меня.

Теперь кикимора обиделась и на нее.

– Ну, как сама знаешь. – Проворчала, удаляясь с гордым видом кикимора. – Большая выросла. В одежину не влазишь. Я, можно сказать, со всеми вдрыз переругалась, а она от меня нос воротит. Теперь уж сама от него отбивайся, а я в сторонке постою, да посмотрю, как с тебя кожа клочками полетит, когда он за палку возьмется. И на мое слово не надейся.

Пришлось, чтобы окончательно не лишиться ее расположения, бежать следом за разгневанной берегиней. Догнала и обняла за плечи.

– Тетушка, я же тебя тоже люблю! – Заглядывая в глаза, выдохнула она. – Ты даже сама не знаешь как…

Кикимора покосилась на нее, не скрывая подозрения.

– А не врешь?

– Чтоб мне на этом месте провалиться! – Убежденно заявила Влада и, как можно убедительней, закатила глаза, решив, что так капризная берегиня поверит скорее.

– Ну, ладно! И дальше посмотрю. – Сменила кикимора гнев на милость. – Уж как нибудь не дам тебя в обиду. Волосок с твоей головы не слетит. А с другой стороны, красота ты моя, и Радогор, как бы мне тоже не чужой, хоть и не в родне. А я на него все, что за душой накопилось, свешала.