Предполагаем жить

Беверли-Хилз, на берегу океана ли, моря… – томно ворковал он. – А еще лучше – на яхте, на палубе вкушать омара ли, лобстера… А вокруг – море, волны, островок собственный какой-нибудь, пальмы…

Поплавал, понырял… На сахарном песочке погрелся. Какое-нибудь бунгало… Райские птицы по ют… – с улыбкой говорил он и закончил жестко: – Все это будет. Но сначала надо работать. И заработать. А уж потом отдыхать или просто жить по-человечески.

– Дом на Рублевке, вилла и яхта на Лазурном берегу, "бентли" и "ма зератти" в гараже, "челлинджер" на личном аэродромчике…

Достаточный набор? – посмеивался Илья.

– Для начала пойдет, – согласился брат.

– А давай съездим на нашу старую дачу, – загораясь, предложил Илья.

– Мы давно там не были. Поживем… Помнишь, как мы в детстве хорошо там жили?

– Илюшка… – остужая пыл брата, сказал Алексей. – У нас нет вре мени ездить на старые дачи и заниматься там сентиментальными воспоми наниями. Все дни расписаны, где и когда я должен быть. Через полгода начнет поступать оборудование. Сразу монтаж – и поехали. Кредит очень серьезный. Немцы ошибок нам не простят. А главное… – поглядел он на мать. – Осень – рядом.

– Но, милый… Может быть… – мягко вмешалась мать. – Я заменю тебя или… На день-другой ничего страшного.

– Нет, мамочка, – твердо сказал Алексей. – У нас и так впереди два зайца. И оба – не ждут. Теплыми воспоминаниями о детстве будем заниматься не сейчас, а потом, в старости. В следующем июле по графику уже должна пойти готовая продукция. По контрактам. Иначе зачем я мотаюсь в эту Германию. Поедем со мной, – предложил он брату. – Это будет совсем не лишним. Пора, мой брат, пора… Пока нас краснодарцы не обогнали. Детское питание – это не пиво. Пока еще можно развернуться. А потом пусть попробуют нас догнать! – задиристо произнес он. – Фора есть фора. Вот так, Илюшка. А ты мне – про старые дачи. Поедешь со мной? Поглядишь, как мы творим сегодняшнюю историю, – с задором произнес он. – И никаких утопий. Только жизнь.

– Ему пока лучше не ездить, – сказала мать.

– Ну что ж, тогда возьму с собой Маришу. Полезное с приятным. Ты, мамочка, надеюсь, не возражаешь?

– Твое дело, – пожала плечами мать, а потом спросила: – Почему

Мариша? Кажется, Юля? Или память мне изменяет?

– У тебя великолепная память, мамочка! Я вот эту Юлю давно забыл.

После нее была Ксения, но она оказалась слишком умной. Маришка – прелесть, простушка. Как раз для меня!

– Прекрасно! – порадовалась мать. – Может быть, от нее мне внука ждать, готовиться в бабки? Я не обижусь, ей-богу. Подарил бы мне како го-нибудь малюсенького.

– Нет, нет, мамочка. О женитьбе и детях думать рано. Вот когда…

– Вот когда постареем, – с полной серьезностью помог брату Илья, – на пенсию выйдем, тогда и рожать начнем.

Хохотали вместе, втроем, и громче всех – старший брат.

– А у тебя все то же? – спросила мать у Ильи.

Тот лишь головой покивал. У него продолжался все тот же, теперь уже долгий, роман с молодой женой старого профессора, привычный для всех, почти узаконенный, не считая случайных интрижек.

– Ладно. Буду ждать и надеяться.

Ужин закончился весело. В машину садиться не стали, и она медленно ехала позади. Шли пешком по набережной, вдоль реки, к недалекому дому. Ночная августовская темнота, пригнетая фонарный свет, позволяла ему освещать мостовую, людей, пестрядь цветочных клумб, стриженые бордюры кустов, низкие ветви деревьев, а далее вздымалась и крылатилась густая тьма. Лишь далеко-далеко, за рекою, на краю земли, медленно вставала большая, тяжелая луна. От реки веяло теплом, от клумб цветочных – вечерним ароматом петуний.

Возле дома, замедляя шаг, Илья подумал вслух:

– Может, погулять? Еще не поздно.

– Милый, – позевывая, сказала мать, – давай я сегодня спокойно посплю наконец-то. Спокойно-спокойно… Но если хочешь, то с Михаи лом, – кивнула она в сторону автомобиля, который сопровождал их в недолгом от ресторана пути и теперь остановился.

– Нет, нет, мама… Давай и вправду поспим, – поспешно согласился

Илья, понимая, как тяжко ей было все эти дни и ночи. И как хочется ей покоя.

– У Ангелины нагуляешься, – добавила мать. – Там такой чудный лес и купание рядом. Только прошу тебя: не прыгай с парашютом, – забеспо коилась она прежде срока. – Это мне так не нравится. Что за мода?

В дачном поселке в Подмосковье, где жила Ангелина – сестра матери, был невеликий, но аэродром, при нем самолеты да планеры, парашюты да дельтапланы. Для одних – развлечение, для других – тревога.

Телефонному сигналу мать ответила смехом:

– Легка на помине! Здесь он. Не любит он мобильники, вечно остав ляет. Передаю…

– Сердце мое! – услышал Илья, приняв телефонную трубку от матери.
–

Илюшечка… До тебя не достучишься. А я жду не дождусь. Самолет будет.

Тимофей летит с Феликсом. Залетают к вам. И тебя заберут. Жду тебя, целую. Алеша прибыл? Почему молчит? Забыли старую тетку…

Начались обычные разговоры. С ними и в дом вошли.

А в доме, в квартире, по своим комнатам разошлись быстро. У Алексея позади лежала долгая дорога, и завтрашний день был не простым, устала и мать. Илья спать не хотел. Он решил поработать. Столько дней потеряно, а впереди трудное: защита диссертации, доклады на двух конференциях, обещанные статьи для журналов, которые пока лишь набросаны вчерновую.

Он включил компьютер, но скоро оставил его и снова – уже третий раз за день! – оказался возле семейного "музейного" шкафа. Там было и его прошлое: фотографии, записные книжки, тетради. Полевые дневники первых, еще школьных, археологических экспедиций. Городище-на-Дону,

Царево, Бахчисарай. Какие-то черепки, оставленные для памяти; меловые сколы с отпечатками листьев, насекомых, окаменевшие моллюски. А еще, от школьного отряда "Поиск", – тяжелые снарядные осколки, "рубашка" гранаты, гильза, остроносые винтовочные патроны, даже в обоймах, и малые, желтенькие, словно желуди, автоматные.

Целенькие. Хоть сейчас – в дело. И более позднее: диктофонные ленты, клеенчатые тетради. Документальные записи, воспоминания. Жизнь бабушки Насти, матери отца. Ее детство и юность. Тяжкие годы коллективизации, раскулачивания. Аресты и гибель близких. Высылки, сиротство. Потом все это ширилось, смыкаясь с судьбами других людей.

Об этом, еще в годы студенческие, Илья написал большую работу, опубликовал ее не где-нибудь, а в журнале "Вопросы истории". Бабушка

Настя и теперь, слава богу, жива. Но пять лет с ней не виделись. А ведь родные, близкие люди. Так сложилось.

Старые фотографии Илья разложил на столе, разглядывал их. Вот он – хутор, а вот бабушкин дом, и хозяйка – рядом. Отец – на лодке, с удочкой. Еще совсем молодой.

Пододвинув кресло к окну и усевшись в него, Илья стал глядеть в за-оконную темноту, где от земли, сквозь кроны деревьев, пробивался фонарный свет, растекаясь полумраком и исчезая вовсе в просторной темноте. Большая низкая луна все еще медлила, сберегая себя для долгой ночи.