Председатель (сборник)

Петровна приподнялась с полу, взгляд ее упал на лампаду, теплившуюся под образом. Желтый огонек трепетал на суровом лице Саваофа.

— Господи!.. — ударила трехперстной щепотью в лоб, в грудь, в плечи Петровна, но больше не успела произнести ни слова.

На улице раздался выстрел, затем — второй. Петровна подползла к окну, отдернула занавеску. Посреди улицы, в лунном свете, серебристо растекающемся по белой рубашке, лежал ее мертвый сын.

Петровна отвернулась. Под руку ей попал металлический ковшик. Она размахнулась — и погасла разлетевшаяся вдребезги лампада, грохнулась на пол разбитая икона. Все погрузилось во тьму…

* * *

…Курень садовника на краю черного спаленного сада. За горизонтом слышится непрерывный грохот. Порой сизая туча озаряется трепетным, бледно-зеленым светом, похожим на сполох. Вокруг садовника по-давешнему расположились бабы и девки.

— Дедушка, ну сказывай дальше! — пристает к старику Софья. Дед прислушивается к далекому шуму боя.

— Об чем это я?.. — спрашивает в рассеянности.

— Ну как дракон жителей полонил, и светлый витязь к ним явился…

— Да, значит, явился к полонянам светлый витязь. Был он из наших курянин, потому еще древний Боян peк: «А мои куряне — ведомые кмети…».

В курень быстро входит Петровна, кивнула Дуняше, чтоб покараулила снаружи. Девушка сразу вышла.

— Слушай сюда, бабы! Наши ведут бои за Суджу, через день-другой будут здесь. Велено помочь наступлению и освобождаться своей мочью. Нынче партизаны выйдут из леса, мы должны подготовить встречу.

Бабы заволновались:

— А чего мы можем, Петровна? У нас, окромя рогачей да вил, никакого оружия.

— У меня дробовик есть! — сказала Настеха — И картечь к нему.

— А у меня шомполка, — сказал дед-садовник.

— Дробовое ружьишко и у меня найдется, — заметила Анна Сергеевна — Да ведь у них автоматы, пулеметы, пистолеты…

— Любое завалящее ружьишко сгодится, — сказала Надежда Петровна — Но не в том расчет. Главную работу сделают партизаны, а наше дело — навести страху на фрицев, не дать им к отпору изготовиться.

— Мудрена штука, Петровна! — усмехнулась Настеха — Может, Комариха на помеле промчится?

— За твое гузно держась! — огрызнулась Комариха.

— Тьфу на вас! — прикрикнула Петровна — Дед, помнишь легенду, как княгиня Ольга половцам отомстила?

— Вроде бы воробьев с горящей паклей на дома их наслала?

— Точно!..

— Хату жалко! — вздохнула одна из женщин.

— Дурища! Немец все равно спалит!

— Из Нетребиловки немцы уходили — с четырех концов зажгли деревню, сообщила Комариха.

— Факт! У него такая мода: ни себе, ни людям!..

— Откуда же воробьи возьмутся? — спросила Анна Сергеевна.

— А нам воробьи ни к чему. Как фрицы уснут, пусть каждая подкинет на сеновал уголек из печи. И сразу забирайте детей и до куреня тикайте. А как фрицев припечет и они начнут из хат выскакивать, вот тут их и встренут… И каким-то зловещим весельем полыхнули глаза Петровны.

* * *

…Длинные языки огня вылизывают ночное небо. Захлебываясь, строчит немецкий пулемет на околице деревни. То и дело раздается треск автоматных очередей. Трассирующие пули вычерчивают в темноте диковинную телеграфную строчку.

Мечутся по деревне немецкие солдаты. Одни из них, в форме и при оружии, пытаются что-то спасти в неразберихе пожара и внезапного нападения; другие, полураздетые, очумевшие от сна и невыветревшегося хмеля, бессмысленно носятся по улице, увеличивая панику.

Партизаны ведут бой на подступах к деревне. Но и в самой деревне сквозь треск пламени, крики, грохот осыпающейся черепицы и рушащихся стропил прорываются глухие звуки ружейных выстрелов. Старик садовник из своей шомполки, Настеха из дробовика, заняв выгодную позицию, стреляют по пробегающим мимо немцам.

В одном белье из горящего дома выскочил Каспа. Распахнул дверь сарая, вывел своего Росинанта и попытался вскочить на его костлявую спину. Но это увидели женщины. Они содрали Каспу с коня и потащили к горящему дому. Он пытался вырваться, что-то кричал, его опаленные усы жалко шевелились над искривленными от ужаса губами.

Горящий дом все ближе. Безумный страх придал Каспе силы. Он ударил в живот одну женщину, отшвырнул другую, рубаха треснула на нем, и он едва не вырвался, но тут подоспела с тройником в руках Надежда Петровна Она схватила Каспу за горло и потащила к пустой оконнице, за которой бушевало пламя.

— Остановитесь!.. Что вы делаете?.. — раздался крик.

Надежда Петровна обернулась. Солдат-славист, держа автомат стволом вниз, медленно подходил к ним. Их глаза встретились. Надежда Петровна уступила Каспу товаркам и вскинула тройник. Немец отбросил автомат и поднял руки. Его губы дергались, пытаясь сложиться в улыбку. И вдруг он улыбнулся беззащитной, слабой улыбкой. Он улыбался Надежде Петровне, веря, что простое, слабое, человеческое погасит сжигающую ее ненависть. Конечно, Надежда Петровна узнала его, но ничто в ней не дрогнуло.

Он понял, что сейчас грянет выстрел, и, ловя последнее мгновение, сказал:

— За что?.. Я ж не такой немец!..

— Ты хороший немец, — почти ласково отозвалась Надежда Петровна. — Но ты неприятель! — И спустила курок.

Улыбка сползла с его лица, сменившись гримасой — не боли, а горького удивления…

Надежда Петровна вернулась к Каспе, схватила его за гашник и за ворот рубахи и опрокинула в дыру окна, в самую топку.

— Петровна!.. Петровна!.. — послышался срывающийся крик. — Большова спымали!..

Петровна и остальные женщины кинулись на деревенскую площадь.

* * *

…Большов стоял возле двух берез, руки его скручены обротью за спиной, измазанное кровью и сажей лицо странно спокойно. Так мертвенно спокоен бывает проигравшийся до последней полушки игрок. Но совсем не спокойна жадно разглядывающая его Петровна. Она просто и деловито застрелила немецкого солдата, она швырнула Каспу в огонь с тем ясным и надежным ощущением содеянного добра, с каким кидала зерно в борозду, но сейчас ею владеют иные, куда более сложные и острые чувства.