Председатель (сборник)

* * *

Ржаное поле, залитое жгучим солнцем. Недвижимы плотные ряды колосьев. И, надвигаясь на них, широким фронтом идут косцы.

Мелькают знакомые нам лица: Василий Коршиков, кузнец Ширяев, разящие колосья, как вражескую рать.

Павел Маркушев.

Колька-замочник.

Алешка Трубников.

* * *

Другое поле. Здесь женщины серпами жнут рожь.

Заводилой в том трудовом согласье — Прасковья, у которой серп забирает колосья, что добрая коса Руки, трудовые женские руки… Молодые и старые, тонкие, покрытые первой загрубелостью, и темные, будто из ремней плетенные, повитые толстыми жилами, и все равно прекрасные человеческие руки, творцы всего доброго, что есть на земле!

А вот чьи-то сильные, загорелые руки вдруг выпустили крепко схваченные в горсть колосья. Уронили на землю синеватый серп.

Надежда Петровна стоит, прикрыв глаза, на лице ее странное выражение счастья и боли. Руку она положила под сердце.

Прасковья заметила неладное. Она подошла к Надежде Петровне и, обняв за плечи, повела ее прочь с полосы.

— Ступай, слышь, домой! Нашла чего — на жнитве ломаться…

* * *

На другом конце поля, где, удаляясь к горизонту, размахивают косами мужики, слышен треск мотоцикла.

Примчавшийся из райцентра Раменков взывает через кювет к Трубникову:

— Да вы понимаете, что теперь будет?! Кто дал указание начинать уборку?! — кричит он, краснея мальчишеским лицом.

— Зерно! — отвечает Трубников. — Самое высшее начальство!

— А где же техника? — кричит Раменков. — Где машины?

— Вы недооцениваете поэзию ручного труда! — с усмешкой отзывается Трубников и идет прочь.

— Вам это так не пройдет! — кричит Раменков и остервенело жмет на педаль. — Анархия! Вы ответите за это партийным билетом!..

Мотор, чихнув, тут же замолкает, Раменков жмет еще, еще и еще, но мотоцикл не заводится. Раменков с мученическим видом слезает с седла и толкает мотоцикл вперед.

Райком партии. По лестнице подымается человек, показывает партбилет вахтеру и проходит в коридор, где на деревянном диване покуривают двое: председатели колхозов «Луч» и «Звезда».

— Сергей Сергеич, привет! — окликают они вошедшего. — Как жизнь молодая?

— Живем не тужим, ожидаем хуже… — с невеселой усмешкой отвечает Сергей Сергеич.

— А что, и тебя тоже?

— Ободрали как липку! — доканчивает председатель «Красного пути». — Все до зернышка сдал, на трудодни ноль целых хрен десятых, людям в глаза стыдно смотреть!

— А мне скоро и стыдиться будет некого, — замечает председатель «Луча», — страсть как бежит народ.

— План-то хоть выполнил?

— Куда там! Погорело зерно…

— Молодец Трубников! — с восторгом и завистью говорит председатель «Звезды». — Так, видать, и надо!

— А что он? — спрашивает Сергей Сергеич.

— Да, понимаешь, намочил носовой платок в спирте, рот обмазал, за голенище нож сунул — и к директору МТС. Глаза красные, сивухой дышит, я, говорит, контуженный и за себя не отвечаю: или начинай уборку, или расторгай договор!

— Да брехня все это, легенда!

— Ничего не брехня, — обиделся председатель «Луча», — люди видели.

— Да ладно вам спорить! Дальше что?

— А дальше — убрали они хлеб вручную. Решили, сколько сверх плана сдать. Засыпали семенной фонд, а остальное — на трудодни. Натуроплаты МТС им не платит — дай бог сколько вышло! А когда тут хватились, — председатель кивает на дверь, ведущую в секретарский кабинет, и понижает голос, — он уже чистенький!

— Главное, что обидно? Он насамовольничал — и ему почет, а мы по указке действовали — и с нас же стружку снимать будут!

Из кабинета высунулся Раменков.

— Товарищи, прошу, начинаем!

Председатели поспешно гасят папиросы и проходят в кабинет.

У подъезда райкома остановился тарантас Трубникова. Это все тот же драндулет, но отлакированный до блеска, и сбруя и дуга на Копчике новые. Трубников выпрыгивает из тарантаса и быстро проходит в райком.

Трубников входит в кабинет, где уже началось совещание, и слышит:

— Наша страна испытывает могучий рост производительных сил и невиданный подъем в сельском хозяйстве. Мы стоим на пороге изобилия, товарищи. В этих условиях мы должны бороться за каждый колос, каждое зерно, чтобы еще умножить богатство и мощь нашей великой Родины. И мы не можем мириться с фактом недоперевыполнения плана колхозом «Труд», где председателем товарищ Трубников.

В дверь заглянула секретарша Клягина.

— Товарищ Клягин, возьмите трубочку, вас обком вызывает.

Клягин встает и берет трубку.

— Клягин на проводе… Здравствуйте, товарищ Чернов… Не проходим мимо, товарищ Чернов, внушаем. Так точно. Квалифицируем… делаем соответственные, Николай Трофимович. — Положил трубку. И тут же продолжает: — Район не выполнил плана хлебосдачи. Засуха? Да! Но не только засуха Председатель колхоза «Труд» товарищ Трубников разбазарил урожай. Вместо того чтобы сдать весь хлеб государству…

* * *

Из магазина выходит Алешка с новыми сапогами, перекинутыми через плечо.

* * *

Кабинет, где происходит совещание.

— Что скажете на это, товарищ Трубников? — спрашивает секретарь райкома Клягин.

Трубников — он сидит у окна — поворачивает сухое, замкнутое лицо.

— Колхозник должен жрать! — медленно и раздельно произносит он и вновь отворачивается к окну.

Он видит, как на другой стороне площади, возле рынка, сходятся Коршиковы, гонящие только что купленную корову, и Алешка Трубников. Они хвастаются друг перед другом своими приобретениями: Коршиковы — коровой, Алешка — кирзовыми сапогами неходовых размеров.

— Мы должны прежде всего о государстве думать, товарищ Трубников! говорит Клягин.

— Да, о государстве! — Трубников снова смотрит на секретаря. — А разве колхозники — не государство? Выходит, от земли должны кормиться все, кроме тех, кто на ней вкалывает?

Калягин стучит карандашом по столу.

— Обожди, товарищ Трубников. — И председателям: — На сегодня, товарищи, вы свободны… Егор Иваныч, ты останься, — говорит Клягин.

С шумом председатели покидают кабинет.

— Видал, какой оборот! — шепчет председатель «Луча». — У нас-то задница чистая, а Трубников по уши влип!