Предсказание

— Конечно же, хватит, речь ведь пойдет о спасении моей жизни.

Встревоженный ее спокойной уверенностью, я гнул свое:

— В последний момент ты дашь задний ход.

— Напрасно ты так думаешь.

— Ты уже втыкала кому-нибудь в глаз пилку для ногтей?

— Нет. Но ясно представляю себе, как я это сделаю.

Вот тут я уже не смог сдержать сарказма:

— Ты у нас кто, профессиональный убийца?

Она нахмурилась.

— Говори тише. Я учу людей танцевать.

— И втыкание пилки в глаз — один из балетных элементов?

— Разумеется, нет, глупый. Я учу не балету. Танцам. Фокстрот, вальс, румба, танго, ча-ча-ча, свинг и так далее.

Вот так со мной всегда: появляется возможность поближе познакомиться с красивой женщиной, и тут же выясняется, что она учит танцам, тогда как я — увалень.

— Ты дашь задний ход, — настаивал я, — и ты промахнешься, а потом он нас застрелит.

— Даже если я промахнусь, а я не промахнусь, будь уверен, но даже если я промахнусь, он нас не застрелит. Ты что, не слушал его? Ему нужны заложники.

Я с ней не согласился.

— Ему не нужны заложники, которые пытаются воткнуть пилку для ногтей в его глаз.

Она закатила глаза, словно обращаясь к небесам над потолком.

— Господи, ну почему меня приковали не только к пессимисту, но и к трусу?!

— Я не трус. Всего лишь проявляю благоразумную осторожность.

— Так говорит каждый трус.

— Так говорит и каждый человек, проявляющий благоразумную осторожность, — ответил я, надеясь, что в голосе нет извиняющихся ноток.

В дальнем конце комнаты маньяк начал лупить кулаком по газете, которую читал. Потом двумя кулаками. Лупил и лупил, как ребенок в истерике.

Лицо у него перекосило, с губ срывались нечленораздельные звуки ярости, словно сознание неандертальца, записанное в генах, пыталось вырваться из цепей времени и ДНК.

Ярость в его голосе сменилась раздражением, потом горем, снова яростью. Он напоминал дикого зверя, который выл, оплакивая невосполнимую потерю.

Он резко отодвинул стул от стола, схватил пистолет. Выпустил все восемь пуль, оставшихся в обойме, в газету, которую читал.

Эхо каждого выстрела отражалось от сводчатого потолка, металось взад-вперед между металлическими шкафами. Я чувствовал, что оно заставляет вибрировать мои зубы.

Поскольку происходило все это двумя этажами даже поверхности земли, до улицы, скорее всего, не долетало ни звука.

Во все стороны полетели дубовые щепки и клочки пожелтевшей бумаги. Две пули отрикошетили от стола и упали на пол, некоторые клочки бумаги задымились. Резкий запах порохового дыма не смог полностью растворить в себе запах дерева, который источали свежие раны стола.

На какие-то мгновения, когда он продолжал и продолжал нажимать на спусковой крючок, я подумал, что он израсходовал все патроны. Но, разумеется, у него была запасная обойма, может, и несколько.

Перезаряжая пистолет, он определенно собирался выпустить в газету и следующие десять пуль. Однако, едва он загнал обойму в рукоятку, ярость киллера утихла. Он заплакал. Рыдания просто сотрясали его.

Все еще благоухая лимонами — и пороховой дым не мог перебить этот аромат, — Лорри Линн Хикс наклонилась ко мне и прошептала:

— Видишь? Он уязвим, у него есть слабые места.

Я задался вопросом: а может ли избыточный оптимизм классифицироваться как одна из форм безумия?

Заглянув в ее глаза, я увидел, как и прежде, страх, в котором она наотрез отказывалась признаться. Лорри мне подмигнула.

Ее упорное нежелание признать весь ужас нашего положения пугало меня, потому что я находил такое поведение иррациональным, и, однако, любил ее за это.

Но внезапно меня словно ударило обухом по голове: я вдруг понял, что в конце концов застрелят именно ее. А мне так хотелось, чтобы она осталась жива.

Но я отдавал себе отчет: если мое предчувствие окажется верным, какие бы попытки я ни предпринимал, мне не удастся изменить траекторию пули.

Глава 10

С мокрыми от слез щеками, с зелеными глазами, в которых не было места ни обычным человеческим чувствам, ни сомнениям, маньяк выглядел как пилигрим, который поднялся на вершину горы, зная, что его ждет и зачем он туда пришел.

Он отцепил нас от стула, но оставил скованными между собой.

— Вы оба — местные? — спросил он, когда мы поднялись.

После его неадекватного приступа ярости и последующего эмоционального взрыва мне с трудом верилось, что он намерен поболтать о пустяках. Скорее вопрос задавался неслучайно, пусть мы и не знали, с какой целью, а потому ответ мог привести к последствиям, которые мы не могли предугадать.

Из осторожности я предпочел промолчать, похоже, той же логикой руководствовалась и Лорри, потому что и она не произнесла ни слова.

Киллера, однако, такой расклад не устраивал.

— Так что скажешь, Джимми? Это библиотека округа, обычно в нее приходят люди, которые живут неподалеку. Ты живешь в городе или в его ближайших окрестностях?

Я не знал, какой ответ его больше устроит, но почувствовал, что молчанием смогу заработать пулю в лоб. Он же застрелил Лайонела Дейвиса за меньший проступок, вообще безо всякой на то причины.

— Я живу в Сноу-Виллидж, — ответил я.

— И как давно ты здесь живешь?

— Всю жизнь.

— Тебе тут нравится?

— В подвале библиотеки, в наручниках, нет, но в других местах — да.

Улыбался он на редкость обаятельно, а глаза у него сверкали так, словно в них вставили подвижные призмы, которые улавливали свет от многочисленных его источников. Конечно же, другого такого убийцы-маньяка на свете не было. Стоило ему склонить голову или улыбнуться, и у тебя возникало желание подружиться с ним.

— Забавный ты парень, Джимми.

— Я не собирался таким, быть, — ответил я, переминаясь с ноги на ногу, потом добавил: — Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я забавлял тебя.