Предсказание

Огромные лиственницы, растущие между нами и мостовой, загораживали большую часть города, но сквозь ветви я видел желтые мигалки ремонтных грузовиков энергетической компании на Альпийской авеню, в полуквартале к северу от площади.

Панчинелло и Лорри вышли следом за мной на крыльцо.

Фонарь он оставил в доме. При столь слабом звездном свете я не мог разглядеть его лица.

Может, и хорошо, что не мог. Если бы разглядел, то прочел бы на нем то или иное безумное намерение и не знал бы, что же мне с этим делать.

Но я сожалел о том, что не вижу лица Лорри. Чувствовал только, что улыбка ее поблекла. Так же, как моя.

Десять ступеней отделяли крыльцо от тротуара. Выглядели они крутыми.

— Мне придется относить коробки в микроавтобус по одной или по две, — сказал я. — Дно тележки зацепится за ступени, и скатить ее не удастся.

— Не зацепится, — заверил он меня. — Для этого мы купили тележку с большими колесами. Она легко скатится вниз.

— Но…

— У нас осталось меньше шести минут, — предупредил он. — Смотри только, чтобы тележка не перевернулась, а не то деньги разлетятся по тротуару. Это будет… глупо.

Похоже, он опасался, что моя неуклюжесть может привести к тому, что я растянусь на тротуаре, тележка, перевернувшись, накроет меня и погребет под тремя миллионами долларов в новых и истертых банкнотах.

Я встал перед тележкой и потянул ее на себя, используя гравитацию в качестве тяги, а тело — тормоза, не позволяющего тележке набрать большую скорость

И, как это ни странно, без происшествий добрался до тротуара.

Панчинелло и Лорри спустились следом за мной.

Я не знал, молиться ли мне о том, чтобы на улице появился случайный прохожий, или все-таки будет лучше, если наша компания останется в неизменном составе. У меня были веские основания полагать, что Панчинелло без малейшего колебания убьет любого, кто возникнет у него на пути.

Ну где, где этот точно направленный, падающий с верхнего этажа сейф? Когда он особенно нужен, его, естественно, нет и в помине!

Я покатил тележку в заднему борту микроавтобуса.

Всего в восьми фугах стояла моя «Дайтона Шелби Z». Отличная машина… но такая хрупкая.

— Дверцы не заперты, — следуя за мной, он остановился в шаге от бордюрного камня. — Поставь коробки в грузовой отсек. И поторопись.

Хотя я знал все о дрожжах и химическом процессе, посредством которого яйца превращаются в суфле, изучению взрывчатых веществ я уделял недостаточно времени. Но мог точно сказать, к каким последствиям приводит взрыв пластита.

Открывая задние дверцы, представил себе, как весь фронтон «Дворца Сноу» отделяется от остального здания и обрушивается на нас, накрывая тоннами кирпича и блоков известняка.

Перекладывая коробки с тележки в грузовой отсек микроавтобуса, я также представлял себе, как взрывная волна отрывает от каждого из нас конечность за конечностью.

Шесть коробок уже стояли в грузовом отсеке, восемь, десять…

Мысленным взором я видел, как на меня обрушивается град камней, кирпичей, горящих досок. Израненный, ослепленный, с горящими волосами, я мечусь по пустынной улице.

Спасибо тебе, бабушка Ровена.

Когда последняя коробка перекочевала с тележки в кузов, Панчинелло сказал:

— Дверцы оставь открытыми. Мы поедем в грузовом отсеке. За руль сядешь ты.

По приезде в нужное ему место, после того, как я припарковал бы микроавтобус, он оказался бы позади меня, в идеальном положении для того, чтобы пустить мне пулю в затылок. Я знал, именно это он и сделает.

Судя по тому, как вел себя этот человек, нам предстояло найти для маленького Конрада другого крестного отца.

— Лови, — добавил он.

Осознав, что он собирается бросить мне ключи от микроавтобуса, я крикнул:

— Нет! Подожди. Если я их не поймаю, они могут провалиться в канализационную решетку, и тогда мы никуда не сможем уехать.

И действительно, между нами находилась канализационная решетка четыре на три фута. Зазоры между стержнями составляли никак не меньше дюйма. Когда я проходил по ней с очередной коробкой, до моих ноздрей долетал неприятный запах гнили.

Он протянул ключи, и, хотя не нацелил на меня пистолет, когда я приближался к нему, я- чувствовал, что он может застрелить меня, когда я протянул за ключами руку.

Вполне возможно, предчувствие беды возникло исключительно из-за того, что я приближался к нему с дурными намерениями. Потому что, когда моя левая рука брала ключи, правая, с зажатой в ней пилкой для ногтей, описав дугу, вошла в контакт с его промежностью. Пилка при этом глубоко вонзилась в его мужское хозяйство.

В темноте я не видел, как кровь отхлынула от его лица, но, можно сказать, услышал шум этого устремившегося вниз потока.

Удивив самого себя собственной безжалостностью, которую я никогда не проявлял (да и необходимости в этом не было) в кондитерском цеху, я вертанул пилку для ногтей вокруг ее оси.

Смутно вспомнил, что Джек проделал что-то подобное с великаном у основания фасолевого побега, да только он использовал вилы.

Отпустив пилку, я тут же попытался выхватить револьвер из левой руки Панчинелло.

Когда пилка вонзилась в него, воздух с ревом, и даже с криком, вырвался из его груди. Пилка осталась в теле, воздух весь вышел, а вот вновь набрать его в грудь сразу не получилось. Панчинелло хрипел, горло пережало от болевого шока, вот воздух и не мог попасть в легкие.

Я рассчитывал, что он выронит пистолет или хотя бы ослабит хватку, но его пальцы все с той же силой продолжали сжимать рукоятку.

Развернувшись, стараясь уйти с линии огня, Лорри свободной рукой ударила Панчинелло в лицо, ударила второй раз, третий, вкладывая в каждый удар всю силу.

Мы боролись за пистолет. Две моих руки пытались справиться с его одной. Полыхнула дульная вспышка, прогремел выстрел, пуля ударила в тротуар, осколки бетона полетели мне в лицо, в борта микроавтобуса, может, даже в мою драгоценную «Шелби Z».

Я почти выхватил у него пистолет, но ему удалось еще дважды нажать на спусковой крючок. И, несмотря па все то, что сделал мой отец для его отца, он таки всадил в меня две пули.

Глава 21

Если бы ногу мне отрубили топором, боль не могла быть сильнее.

В кино герой получает пулю, но продолжает идти вперед, во имя Бога, страны, ради спасения женщины.

Иногда пуля заставляет его поморщиться, но чаще только разжигает злость и толкает на большие подвиги.

Как я и упоминал раньше, с детства я всегда думал, что во мне есть геройский потенциал, только не было возможности проверить его наличие. Теперь я понял, что мне недостает как минимум одной важной составляющей этого самого потенциала: высокого порога болевой чувствительности.