Представитель

— Вот здесь у них три пулемета стоит и два бронебойных оружия, — чертил что-то на карте полковник Корнилов. — А справа в пятидесяти метрах еще одна подобная точка. Они прикрывают друг друга. Если артиллерия будет бить по ним прицельно, то можно вклиниться между ними под вал огня.

— Промежуток маленький, — не соглашался с ним генерал Игнатьев.

— Так в других местах настолько точно мы выяснить позиции не смогли, — пожал плечами Корнилов. — А если мы не учтем какой-то схрон? Тогда по бойцам ударят в самый неожиданный момент, и все сорвется!

— Германцы не дураки, — продолжил качать головой Игнатьев. — Поймут, что мы на прорыв в этом месте идем, и за ними еще одну линию обороны подготовят. Мы эти точки пройдем, и получим кинжальный огонь в лоб. Там видел, какие дома стоят? Точно напротив этого прохода, да еще из кирпича!

— Полевые пушки к танкам прицепить и, когда те дойдут до рубежа уверенного поражения, открыть огонь из пушек по этим домам, — не сдавался Корнилов. — Даже если кто там и будет, поднять голову не смогут, пока наши бойцы бегут. А там по сигналу огонь прекращаем и врываемся в окна.

— Все равно расстреляют их. Германцам секунды хватит голову поднять, да пулемет направить, — вздыхал Игнатьев.

Буденный слушал их молча, куря папиросу, да разглаживая усы. И при этом сосредоточенно рассматривая карту, что лежала на столе перед командирами.

Тут он заметил меня и неожиданно спросил.

— А ты, что думаешь, Сергей?

— Я не военный, — открестился я. — Мне сложно понять даже то, что вы сегодня делали. Чего пытались добиться.

— Да ничего, — досадливо поморщился Семен Михайлович. — Так… разведка боем.

— Разведка? — удивился я. — И сколько людей полегло при этом?

— Сто тридцать девять бойцов, — тут же отрапортовал старший лейтенант, который был здесь что-то вроде адъютанта.

— Из скольки? — тут же уточнил я, мысленно ужаснувшись.

— Из тысячи трехсот.

— Не многовато ли потерь для простой разведки? — спросил я Семена Михайловича.

— Война без потерь не бывает, — мрачно зыркнул на меня недовольный моим приходом Корнилов. И тут же скосился на Буденного — не позволил ли он себе лишнего?

Но Семен Михайлович никак не отреагировал на его комментарий, а лишь скосился на меня.

— Много, — нехотя согласился он. — Но по-иному никак. Иначе, как бы мы их точки огневые вскрыли? А германец усилил свои позиции значительно, пока перерыв был. И без такой разведки идти — только увеличивать потери.

Спорить я не стал, продолжив прислушиваться к обсуждению атаки. Настоящей, а не той «разведки боем», которая, оказывается, была. Из разговора командиров я вынес, что обойти немцев не получится — фланги те укрепили не меньше, чем предместья. Да и мы разворачиваемся лишь на том участке, куда нас доставляют поляки, а это не вся граница Рейха. Что тоже играет на руку Вермахту. Авиацию у нас все же используют, но очень осторожно. Опять же поляки свои аэродромы не дают, а мы еще не достаточно большой участок захватили, чтобы наши самолеты успевали набрать безопасную высоту. Особенно бомбардировщики. Да и доставить их сюда тоже не просто. Почему-то Варшава упорно не хочет давать им свои аэродромы для дозаправки, и вся авиация идет в эшелонах в полуразобранном виде. Короче, Польша вроде и не против прохода наших войск, но палки в колеса все же вставляет. От чего у меня крепла мысль, что и количество перебрасываемых подразделений, как и их состав, Вермахту известен. И наших бойцов просто «сдерживают», пока Гитлер завоевывает Францию. А когда он с ней расправится, то все силы кинет на нас. И это было… страшно.

Уже после совещания штаба я подошел к Буденному и спросил:

— Семен Михайлович, вот тут Корнилов предлагал пушки к танкам цеплять, чтобы они потом «создали вал огня», правильно я его выражение понял?

Полковник и правда так выразился, пока спорил с Игнатьевым. И плевать ему было, что тот генерал. Зато Корнилов был командиром дивизии, а Игнатьев — начальником штаба. Уж как так сложилось, не знаю. Но факт — Игнатьев должен подготовить все к успешному выполнению замысла командира, а спорил он, как я понял, как раз в силу своего звания, и был «противовесом» более импульсивному Корнилову.

— Да, Сергей, правильно.

— Но не разумнее ли использовать для этого минометы?

Буденный как будто в стену врезался, так его озадачил мой вопрос.

— Хмм… может, ты и прав, но вот в чем штука-то. Ты, видимо, привык работать с передовыми образцами, а то и сам их разрабатывать. Наслышан я о тебе. А минометы… они ведь только в серию пошли, — удивил он меня. — Их мало, и у нас их нет. Новейшее оружие! После утери «колокольчиков», все передовое сейчас с огромным трудом и скрипом в войска поступает. Особенно сюда, на фронт.

— Но ведь это глупо! Зачем тягать пушки, когда пара бойцов могли бы тащить миномет и снаряды к нему? И германец бы даже не догадался, чего это они там тащат!

— Вот ты, как представитель, в Ставку это и передай, — хмыкнул в усы Семен Михайлович.

После чего ушел, оставив меня в растерянности. Вроде и оружие есть, и командующий фронтом о нем знает, но использовать его нельзя. Глупость какая! Обжегшись на молоке, дуем на воду, так что ли? Не откладывая, я тут же сделал новую пометку в свой блокнот. Ох, чую, много мне предстоит по нему работать, когда вернусь!

Откладывать выполнение плана штаб не стал, и канонада артиллерии возобновилась уже на следующий день. В целях сокрытия истинной цели атаки, долбили по всему фронту, хоть интендант и морщился от расхода боеприпасов. Я же внимательно следил за тем, как бойцы с матом пытаются подцепить полковые пушки к БТ-7, как более мощному танку. Пусть не сразу, но им это удалось, и подразделение, ответственное за основной участок прорыва, выдвинулось вперед. Я наблюдал за всем из окопа. Никакой стереотрубы у меня не было, лишь собственные глаза, и острое сожаление, что не прикупил бинокль. Здесь такой «девайс» был в дефиците и я не стал отнимать его у командиров, которым реально он нужнее.

В целом, план удался. Хоть и не полностью. Корнилов-то думал, что прорвав сопротивление врага в одном месте, мы сможем ввести в место прорыва незадействованные в атаке части и на плечах противника ворваться в его оборонительные рубежи, разом смяв сопротивление. А вот хрен там! Да, за окраинные дома наши бойцы зацепились, но и немцы не дураки. Каждый последующий дом был уже занят врагом, а устроить «вал огня» вглубь города не позволяла застройка. Тут или реально бомбить каждый дом до основания, или все же менять тактику. Снарядов для первого варианта у нас не было. Времени на придумывание и реализацию второго — в этот день не хватило. Как итог — взято семь домов ценой потери трех десятков красноармейцев, трех танков и одной полковой пушки, расчет которой шел в атаку создавать тот самый «вал».

Больше задерживаться на линии фронта я не видел смысла. Данных собрал много, надо их осмыслить и оформить в доклад. К тому же и по линии Информбюро необходимо подумать, какие материалы и под каким углом подать. В общем, я покинул фронт с ближайшим эшелоном, который вез раненых обратно домой.

— Вернулся! — с облегчением кинулась Люда ко мне в объятия.

— Да что мне там сделается? — с притворной храбростью, сказал я. — Я же просто инспектировал. В атаку не шел, сам ни в кого не стрелял. Штабная работа!