Представитель
Шрифт:
И Варшава не выдержала. Через месяц Мосцицкий объявил о переговорах с делегацией СССР. На них должен был обсуждаться вопрос полноценного союза и даже более широкое представительство польских коммунистов во власти. Вот только одного я не понял — с чего это пан Игнаций потребовал, чтобы эту делегацию возглавлял я?!
Глава 8
Февраль 1938 года
— Переживаешь? — покосился на меня Роман Владимирович Береговой, заместитель Литвинова.
— Не понимаю, что мне там делать, и зачем вообще Мосцицкому потребовался я в составе делегации, — ответил я откровенно.
— Ты не ему понадобился, — поделился
Я с удивлением покосился на него.
— Вопрос остался тот же.
— Если хочешь услышать лично мое мнение, — сделал он паузу и, дождавшись моего кивка, продолжил. — Они хотят тебе что-то предложить. Когда мы задали тот же вопросы, прямого ответа не было, но намеки были такими.
— Предложить? — удивился я.
— Не заметить, как изменилась работа информбюро с твоим назначением, они не могли. Ты работаешь более «агрессивно», подача информации в листовках, статьях — отличается от привычного вида. Формулировки, которые ты закладываешь в них, всем понятны, но не дают «зацепиться» за конкретные выражения, которые можно было бы показать в Лиге Наций, как явное и недвусмысленное доказательство нашего желания захватить Польшу. Все это больше напоминает британский стиль, и я вот тоже не понимаю, откуда это в тебе, — покосился Роман Владимирович на меня. — За границей ты не жил, происхождение — самое рабоче-крестьянское. Так откуда тогда ты нахватался таких идей и главное — так умело их воплощаешь в жизнь?
— Очень… откровенно, — выдавил я из себя, по-новому посмотрев на мужчину и не спеша отвечать на вопрос.
Тот спокойно смотрел мне в глаза. Худой, с чуть впалыми щеками и глубоко посаженными глазами. Чем-то он походил на ястреба. «Давить» таким взглядом на переговорах получится легко, а вот расположить к себе собеседника — уже сложнее. Не думаю, что в нашем наркомате индел этого не понимают, значит, позиция нашей стороны предполагается жесткой. Вот и послали Романа Владимировича. Хоть по просьбе польской стороны глава делегации — я, но по факту — сидящий передо мной мужчина.
В повисшей тишине я решил перевести тему. Не говорить же Береговому, что я «попаданец»?
— Даже если кто-то из руководства Польши решил со мной поговорить, зачем им видеть меня во главе делегации? Ведь можно было просто попросить включить меня в ее состав.
— Глава подписывает все соглашения, — ответил Роман Владимирович. — Твой возраст они знают. Возможно, считают, что смогут или с тобой договориться, выбить себе условия получше, или надавить на тебя. Тут по ситуации увидим.
На вокзале в Варшаве нас встречала толпа. Вдоль поезда расположилась польская полиция, отгораживая перрон, но за ними стояло море людей. Толпа шумела. Многоголосый гул причудливо смешивался, создавая гудение как у пчелиного улья. Я пытался уловить тональность этого «гудения», но получалось плохо. Иногда прорывались отдельные выкрики на польском, но я не разобрал — одобрительные или наоборот, негативные. С перрона нас проводили сквозь коридор из постовых до кортежа из трех машин. Два кадиллака и один нагант — местного производства. Именно в последний меня с Романом Владимировичем и усадили. Довольно просторный салон, сиденья обиты кожей, а ручки и панель выполнены из дерева и гладко отполированы. Машина буквально «кричала» дороговизной и роскошью. Да и кадиллаки от нее не отставали.
Ехать было в машине тоже приятно. Машина мягко покачивалась на неровностях дороги, а водитель вел уверенно, не газуя и не совершая резких поворотов. Нас довезли до посольского представительства СССР в центр города. В этом же районе со слов Берегового находились представительства
и других стран. Европейцев же и вовсе «поселили в тесном кругу», их посольства чуть ли не рядом друг с другом стояли. До здания Президентского дворца, где и размещались члены Санации и сам Мосцицкий, можно было пешком дойти.Сами переговоры были назначены на следующий день, но банкет в честь нашего приезда и для неформального общения организовали в этот же вечер. Для мня было поначалу было даже удивительно, что нас так встречают. Любви у Санации и Мосцицкого к СССР не было ни капли. Скорее наоборот, а тут — вполне приличный прием нашей делегации, без попыток его сорвать или показательного неуважения. Этим своим наблюдением я поделился с Романом Владимировичем, как более опытным в дипломатических играх человеком. На что он лишь желчно усмехнулся.
— Столь открыто проявлять неуважение, когда наша армия стоит по обеим их границам, да и на территории проходят эшелоны, они не станут. Не дураки. Про поддержку нашей страны примерно у четверти поляков тоже не забывай. Нет, я уверен, провокации они могут устроить, но уже на том самом банкете, и если получится — вот тут-то и разнесут новость на весь мир. Поэтому не расслабляйся. Работа начнется сразу, как мы переступим порог нашего посольства. А лучше всего… — тут он глянул на часы на своей руке. — У тебя время есть?
— Да мне только переодеться, — пожал я плечами.
— Тогда пойдем, коротко расскажу о каждом члене их Санации, да о дипломатах из других стран. Они тоже будут на банкете. И если и ждать прямой провокации, то как раз со стороны британцев или германцев.
О членах санации я узнавал еще во время работы с листовками — нужно же было понять, как их можно зацепить, какое «грязное белье» у них есть, и что из этого можно использовать. Поэтому, убедившись, что в этом плане ничего нового мне за короткий разговор не даст, Береговой перешел на послов Британии и Рейха. Вот от них можно было ждать любой провокации. Даже от посла Франции, хоть те нам и союзники. Французы-то в первую очередь о себе пекутся. Мало ли что им в голову придет? Может, решат с англичанами договориться «по-тихому», а те им выставят в качестве первого условия «примирения» — опорочить СССР на международном уровне. Для начала, в качестве «затравки». А в ответ британцы поспособствуют уменьшению нажима на них Рейха и помогут переключить Гитлера на новую цель — на нас. И ведь у них может получиться! Это не французы, а мы на немецкой территории войну ведем. В информационном плане мы для Германии гораздо опаснее прямо сейчас. В экономическом уже дело меняется, но когда дело касается политики, очень часто экономика отходит на второй план. Особенно во время войны. В общем, я внимательно слушал Романа Владимировича и пытался все запомнить, насколько это возможно.
Когда пришло время отправляться на банкет, голова у меня уже пухла от новых данных. Пришлось даже по-быстрому сходить до туалетной комнаты, умыться, чтобы смыть ментальную усталость.
До президентского дворца нас тоже отвезли на кортеже, хоть и идти было недалеко — протокол. Было бы иначе, это уже означало знак неуважения или показательного пренебрежения. Нашу делегацию проводили в банкетный зал, довольно большое помещение с мраморными полами, хрустальными люстрами под высоким потолком и столиками вдоль стен. Там уже я и увидел впервые вживую самого Мосцицкого. Игнаций Мосцицкий походил чем-то на чопорного джентльмена. Аккуратно подстриженные усы, зачесанные назад волосы, открывающие высокий лоб. Но вот мелкие детали — овал лица, чуть приподнятые скулы, еще какие-то еле улавливаемые взглядом черты не дали бы мне назвать его англичанином или западным европейцем — чистый славянин.