Преисподняя
Шрифт:
Некоторое время мы бесцельно ехали вперед.
– Давай встретимся с Грациеллой, – наконец предложила Рэчел.
Грациелла Флинн была нашей коллегой и ближайшей подругой Рэчел.
– Зачем? Ты же слышала: приказ исходит лично от императора, а не от какого-нибудь чиновника среднего уровня. Что может сделать для нас Грациелла, будь она хоть сто раз твоей подругой?
Рэчел едва удалось овладеть своим голосом:
– Я… хочу поговорить с ней. Понять, что еще не весь мир перевернулся вверх тормашками, что кто-то еще верит в меня – в того человека, которым я была раньше.
Время подходило к ленчу, а в хорошую погоду
Мы припарковались на авеню Независимости и пошли пешком, склонив головы, словно в молитве. Грациелла сидела в одиночестве и ела сандвич на скамейке возле статуи, изображавшей апофеоз Святого Ньютона. Рэчел медленно направилась к ней, в то время как я оставался немного позади.
– Грациелла! – позвала она, остановившись в нескольких ярдах от подруги.
Та подняла голову и машинально улыбнулась. Затем, внезапно сообразив, кто к ней обратился, побледнела как полотно. Сандвич выпал у нее из рук, когда она выпрямилась во весь рост и закричала пронзительным голосом:
– Враг Десницы и Господа! – Ее палец указывал прямо на Рэчел.
У меня появилось странное ощущение, что нам вряд ли стоит рассчитывать на помощь Грациеллы.
Люди уже начали поворачиваться в нашу сторону. Несколько мужчин и женщин двинулись наперерез Рэчел, когда она попятилась ко мне. Тогда она выхватила “авенджер”, и их как ветром сдуло. Обычно госслужащие не торопятся стать мучениками за веру. Хотя мы обладали знаниями о Преисподней из первых рук, никому из живущих еще не приходилось видеть Рай.
– Беги, Рэчел! – завопил я.
Она метнулась ко мне. Я схватил ее за руку, и мы побежали по 7-й улице. За нашей спиной заливались свистки. Оставалось лишь надеяться, что до выстрелов дело не дойдет.
Когда мы садились в машину, к свисткам присоединился тяжелый топот шагов. Я включил зажигание, вдавил педаль газа, и мы помчались. Я сворачивал во все знакомые и незнакомые переулки; минут через пятнадцать мы припарковались в темной аллее неподалеку от перекрестка 10-й и М-стрит.
– Ну и дела, – выдохнул я. – С такими подругами…
Я попытался улыбнуться и ничуть не удивился, когда увидел, что Рэчел смаргивает слезы. Это было грубо. Грубо, мерзко и грязно.
Система, которая учит предавать собственных друзей, – это вообще не система. Это крысиное гнездо, где сыр получает тот, у кого самые быстрые ноги и острые зубы. Я больше не хотел иметь к этому никакого отношения.
Сказать по правде, я уже давно перестал жить в мире с собой. Как ни странно, но, пожалуй, налет чистильщиков был самой большой удачей в моей жизни. Я ощущал себя загнанным зверем и был готов к гибели в любое мгновение, но вместе с тем чувствовал себя более живым, чем когда-либо раньше.
– С тобой все в порядке? – спросил я.
Она кивнула, плотно сжав губы.
– Рэчел, я хочу сказать тебе кое-что, о чем уже говорил раньше, – тихо продолжал я. – Может быть, на этот раз ты поверишь мне. Обратной дороги нет. Для нас больше нет места в ОИР или в любом правительственном учреждении под контролем Божьей Десницы. Это не ошибка. Они хотят видеть нас мертвыми. Не имеет значения, что мы
сделаем и насколько убедительно будут выглядеть наши объяснения, – они не успокоятся до тех пор, пока не убьют нас. – Я взял ее за руку. – Нам остается лишь один выход: подполье.Когда Рэчел повернулась ко мне, в ее глазах блестели слезы.
– Гидеон, – прошептала она. – Все, чему я верила, что боготворила… Неужели все это потеряно?
Я медленно кивнул:
– Но все, чему ты верила, с самого начала было неправдой, Рэчел. Император и Божья Десница, справедливость и порядок – все это ложь. Однако мы по-прежнему можем верить друг в друга. И найти в этой благословенной, но забытой Богом стране людей, которым можно доверять.
Она кивнула:
– Хорошо. Это единственное, что нам остается.
– Значит, дело решенное? Отправляемся на встречу с Альдусом Ксеноном, о котором нам говорил Данте?
Она набрала в грудь побольше воздуха и снова кивнула:
– Ты чертовски прав.
Ее фразу можно было назвать лишь слегка еретической, но для Рэчел это было уже кое-что.
ГЛАВА 14
Вашингтонский Чайнатаун – небольшое, но весьма сплоченное сообщество, и я понимал, что никто из местных жителей не проявит особенного желания помочь негру и белой девушке в поисках на их территории.
Я позвонил Данте, надеясь получить побольше информации.
– Забегаловка называется “Черный лебедь”, – сообщил он. – Название написано иероглифами, но на вывеске есть изображение черного лебедя. Даже ты его не пропустишь, Гидеон. Это совсем рядом с Галереей. Ксенон оповещен о вашем приходе.
– Спасибо, Данте.
– Послушай… вы еще не решили предать огласке свои приключения?
Я посмотрел на Рэчел. Она кивнула:
– Почему бы и нет? Валяй, распространяй информацию в подпольных сетях. Сообщи все, о чем мы тебе рассказали. Нам может понадобиться любая помощь, прежде чем… ладно, не будем об этом.
– Не переживай. Когда о вас узнают, вы станете настоящими героями нашего времени. Пока, до встречи!
Я отключил связь, и мы направились к “Черному лебедю”. Как и говорил Данте, это местечко оказалось нетрудно найти. Десница заклеймила владельца лавки как буддиста, поставив на окне трафаретный знак из двух кругов: нижний побольше, верхний поменьше.
– Почему магазинчик называется “забегаловкой”, хотя он расположен в Чайнатауне? – поинтересовалась Рэчел.
– Китайцы называют его по-другому. Пренебрежительные клички дает Десница, а все остальные просто повторяют за ней. Каждый магазинчик, чей владелец принадлежит к этническому меньшинству, называется “забегаловкой”, независимо от того, китайский он, индийский или ливанский. За исключением тех случаев, когда владелец работает на Божью Десницу.
Хотя день был солнечный, в магазине царил полумрак. На полках стояла самая разнообразная еда, причем настоящая, а не синтетическая. Не знаю, что это были за продукты; скорее всего, я стал бы их есть лишь в том случае, если бы к моему виску приставили заряженный пистолет. Просто удивительно, что Товарная комиссия не закрыла подобные лавки уже много лет назад. Возможно, все дело в том, что это продукты для буддистов, а Десницу волнует лишь содержимое желудка правоверных граждан.
Старик с жиденькой седой бородкой появился из тени в углу и что-то произнес по-китайски.