Прекрасная Джоан

После обеда я пригласила его прогуляться со мной по палубе.

– Милорд, – спросила я его, – вы считаете разумным уделять такое внимание графине де Сен-Жиль? Она находится на нашем попечении до тех пор, пока ее муж не присоединится к ней в Риме, и мы отвечаем за ее благополучие как перед ним, так и перед королем Ричардом!

– Конечно, мне это известно, – возмутился Балдуин. – Но мне известно также и то, что она не является графиней де Сен-Жиль и никогда ею не была. Как только папа объявит, что она свободна, – а я уверен, что он сочтет их брак недействительным, – я тотчас же на ней женюсь. Мы объявили о своей помолвке до постыдной церемонии, и я до сих пор считаю ее своей невестой.

– Вы сообщили о своих намерениях королю?

– Да, и он одобряет меня. Собственно говоря, он сам предложил мне путешествовать с вами и воспользоваться возможностью переговорить с леди Бургинь.

Ни я, ни Беренгария не могли ничего возразить влюбленному молодому человеку; хотя мы считали, что он слишком хорош, чтобы обременять себя такой женой, как Бургинь, но позволили ему приходить и уходить в любое время, пока стоим на якоре в Мессине. Я всей душой хотела, чтобы Раймонд, наконец, освободился от этой докучной девицы – главным образом, как я убеждала себя, ради него самого. Мне кажется, я даже верила в это. Ну а самой Бургинь явно пришелся по душе план избавиться от одного мужа и обрести другого.

При виде Уолтера, моего старого друга, я испытала одновременно и радость и грусть. Мы оба понимали, что едва ли увидимся еще раз. О, нам было о чем поговорить. После радостной встречи Беренгария увела всех и оставила нас одних в самом уютном уголке каюты. Там мы просидели час или два. Уолтер рассказывал, что произошло с ним, я в свою очередь описывала наши приключения.

– Вы знаете, что моя поездка в Рим окончилась не удачно, – сказал он. – Танкред по-прежнему носит корону Сицилии. Однако, к моему удивлению, народ, кажется, доволен. Я начинаю думать, что мы с вами были не правы, проявляя к нему враждебность. В конце концов, милая дочь моя, мы с вами оба – англичане и, даже если большую часть жизни провели здесь, все равно не стали настоящими сицилийцами… По возвращении из Ватикана я продолжаю исполнять свои обязанности духовного пастыря, но, по большей части, веду уединенную жизнь. Танкред, к моей радости, почти не вмешивается в дела церкви.

– Дорогой друг! Поедемте со мной! – воскликнули я, повинуясь внезапному порыву. – Я не знаю, что ждет меня впереди. Мне нужна ваша дружба, ваш совет, участие и забота… – Голос мой прервался от волнения.

Архиепископ поднес мою руку к губам и нежно поцеловал ее.

– Нет, нет, дитя мое. Мое место здесь. Пока я в силах, должен продолжать свое служение. Мне уже недолго осталось… Но довольно говорить обо мне. Я хочу услышать от вас истинную историю Крестового похода и его поражения. До нас доходило столько сплетен и лжи…

Я поведала ему о победах и поражениях моего брата короля: о размолвках с французами, о лихорадке, унесшей столько жизней, о невозможности осадить Иерусалим и взять город штурмом и, наконец, о пугающих вестях из Англии.

– Ужасный конец его великого похода, – грустно произнес Уолтер. – Ну а теперь, дочь моя, расскажите о себе.

Что я могла рассказать ему? Что влюбилась, как глупая молодая служанка, притом в мужчину, который отверг меня и женился на другой?

– Мой удел – одиночество, – отвечала я. – Полагаю, я буду жить при дворе брата. Все состояние, полученное в наследство после моего дорогого супруга, ушло на Крестовый поход…

– Я лишь могу повторить то, что сказал вам после смерти Уильяма: вам нужно снова выйти замуж. Уверен, король, ваш брат, согласится со мной, когда отрешится от других забот.

– Мысль выдать меня замуж уже посещала его. Он собирался сочетать меня браком с младшим братом Саладина! – мрачно возразила я и рассказала о плане Рика сделать меня королевой Иерусалима и о том, что я предприняла, чтобы помешать ему.

– Благодарение Господу, вам хватило смелости противостоять брату! – воскликнул Уолтер. – Вы поняли, что ваш брат заблуждается. Многих женщин ослепила бы мысль о короне! Теперь я знаю, дочь моя, что могу не бояться за вас. Продолжайте поступать так, как считаете нужным, и все будет хорошо.

Когда, наконец, он встал и сказал, что должен идти, я вдруг увидела, какой усталый у него вид. Мы расстались нежно и грустно. Стоя на палубе, я смотрела, как отчаливает к берегу его шлюпка.

На следующий день мы отплыли в Рим, но мне пришлось пережить еще одно расставание. Леди Катерина, заливаясь слезами, сказала, что слишком стара для путешествий, и просила отпустить ее в Палермо, к семье. Ее уход нанес непоправимую потерю моему двору и не заживающую рану моему сердцу.

В первые недели нашего пребывания в Риме нам было не до его красот, мы жили заботами прошлого и беспокоились о безопасности тех, кого любили.

Надо сказать, Рим разительно отличался от той обстановки, в которой мы провели последние годы. Как прекрасна царящая в Риме прохлада, особенно после изнуряющей жары или проливных дождей во время Крестового похода. Мы любили бродить по улицам и любоваться. Нам нравилось спать под теплыми одеялами, а утром вставать бодрыми и отдохнувшими.

Однако это был совершенно иной мир. Да, нас разместили с удобствами, но просторное мраморное палаццо никак нельзя было назвать королевским дворцом, а нашу прислугу – королевским двором. Папа был добр к нам, и многие знатные римские семьи рады были познакомиться с королевой Англии и вдовой Уильяма Доброго, и все же мы в основном были предоставлены самим себе.

Если нам хотелось прогуляться вокруг огромного здания Колизея, побродить по развалинам Форума или даже сходить на рынок, чтобы купить себе свежих фруктов, мы шли туда свободно в сопровождении крепкого слуги и одной или двух дам. Оказалось, что Рим – очень деловой город и жизнь его не замирала ради двоих знатных приезжих.

Бургинь объявила, что решила выйти замуж за Балдуина, если ей позволят. Прекрасный город так на нее подействовал, что она стала почти сносной.

В конце октября настал конец нашей спокойной жизни – в Рим приехал граф Раймонд. Это был дождливый день, мы сидели у камина и шили, он вошел в запыленной и изодранной одежде, а лицо его было таким усталым, что Беренгария немедленно усадила его в кресло и велела выпить вина.

– Вы, конечно, прибыли повидаться с вашей… женой, граф, – сказала она, поглядев на Бургинь, – но сначала расскажите о своем путешествии и о наших друзьях.

– Наша поездка стала для всех настоящим испытанием, – отвечал он. – Мы попали в полосу таких тяжелых штормов, что многие корабли получили пробоины, а другие ветром отнесло далеко в сторону. Но, несмотря на порванные паруса и течи, нам удалось доплыть до Бриндизи. Я провел там два дня, а остаток пути проделал верхом.

– А что государь?

– К сожалению, у меня нет от него вестей, ваше величество. Мы видели, как корабль, похожий на его галеру, подходит к гавани Бриндизи. Вот почему я напрасно задержался там еще на день, его галера так и не появилась, в порту. Впрочем, он путешествует столь скрытно, что его могло вообще не быть на том корабле.

– Он говорил, что постарается приехать к нам в Рим, – медленно проговорила Беренгария, – и что Рождество мы, возможно, встретим уже в Англии…

– Значит, он может объявиться в любой день! – преувеличенно бодро воскликнул Раймонд. – Возможно, он предпочел высадиться на берег в Арпи или Кьети. Если так, он поступил мудро – здешние ужасные дороги просто не поддаются описанию.