Прекрасная, как река

– Ты где?

– В своей аккуратно заправленной кровати, как ты любишь.

– Сейчас приеду.

Через несколько минут он появился в дверях.

Я поднялась и надела рубашку. Еще вчера я гуляла по дому голой, но при мысли, что, возможно, он меня больше не любит, во мне внезапно проснулся стыд. Фред сел на пол, закрыл лицо руками и расплакался, а я стояла неподвижно, как телеграфный столб, не в силах сдвинуться с места. Никогда не видела его таким. Он поднял голову.

– Прости меня, Фаб.

Непонятно, за что он извинялся. Почему плакал. Почему не отвечал. Способен ли он еще любить меня? Я вглядывалась в его лицо, пытаясь найти ответ.

– Да. Я встретил другую.

У меня перехватило дыхание, но я попыталась держать себя в руках.

– Давно?

Он провел руками по волосам – когда он нервничает, то всегда так делает. И тут мы принялись кричать друг на друга, как дети.

– Утром я хотел тебе обо всем рассказать, но ты убежала!

– Ага, отлично! Значит, это я виновата? Целый час таращились друг на друга как придурки, потому что ты не мог из себя слова выдавить! Трудно было сказать: «Я больше тебя не люблю, я сплю с другой»?

– Не закатывай истерику!

Я повернулась к окну и на несколько секунд закрыла глаза. От крика у меня заболело горло, надо было успокоиться. Собрав остатки гордости, я взяла себя в руки и произнесла как можно спокойнее:

– Нет, Фред, я буду закатывать все, что захочу, – глаза, истерики, банки. Закачу тебе в морду, если завтра вернусь и обнаружу, что ты еще отсюда не убрался.

В сердцах я рванула на себе рубашку, вместо того чтобы расстегнуть; было слышно, как пуговицы посыпались на пол. Чертыхаясь, натянула джинсы и толстовку. Фред пытался сказать мне что-то еще, но я была точно в невидимых наушниках – мысленно уже убралась оттуда.

Схватив рюкзак, я стала запихивать в него одежду.

– Куда ты собираешься?

Он повторил громче.

– Куда ты собираешься, Фаб?

– Теперь это не твое дело.

Я вытащила из сарая Жозефа и поехала в Дом «Тропинка».

Жозеф – это мой велосипед. Однажды я нашла его возле дерева за домом. На стволе кто-то выцарапал «Жозеф, я тебя люблю», еще и сердечком обвел. Само собой, признание в любви касалось не велосипеда, но я решила назвать его именно так. С тех пор это официально мой велосипед и друг.

Коллеги всегда посмеиваются надо мной, когда я говорю, что приеду на работу на Жозефе или что мысленно разговариваю с ним по дороге. Забавно, что они считают это шуткой.

В тот день я долетела до работы в рекордные сроки. С каждым нажатием на педали сердце мое колотилось все быстрее, а в ногах чувствовалось приятное жжение, как во время бега. По пути я излила Жозефу душу, заранее попросив его не обращать внимания на ругань и путаницу, – во мне по-прежнему все кипело. Разумеется, я могла бы говорить что угодно, Жозефу все равно: он велосипед и просто делает свою работу – катится вперед. Я выкладывалась полностью, как будто это велогонки и я мчусь к финишной прямой. У меня онемели лодыжки, в шлеме было жарко, со лба стекал пот.

Заметив у входа скорую, я притормозила. Не удержалась и глянула на номерной знак: всегда проверяю, понравится ли мне сочетание цифр и букв. Если гласные и четные цифры сочетаются, для меня это всегда маленькая радость. Увидев в номере пятерку и букву К, я поморщилась: они все портили.

До сих пор с трудом привыкаю к поступлению новых пациентов, хоть это случается и часто. Каждый из них приходит со своей жизнью, прошлым, семьей. С больными у меня всегда складываются теплые отношения, зато среди остальной массы людей я чувствую себя скованно. И вот что я в итоге поняла: скрашивать последние дни пациентов у меня выходит лучше, чем утешать скорбящих.

Когда я приношу холсты и краски и предлагаю нарисовать все, что пациенты захотят, мне удается выстраивать с ними связь. В этом и заключается моя роль в Доме «Тропинка». Ни для кого не секрет, что я скорее согласилась бы почистить пол зубной щеткой, чем торчать на ресепшене. Хоть я и отзывчива и обожаю людей, передо мной всегда как будто толстое стекло, которое создает трудности в общении.

Оставив велосипед в сарае, я побежала обратно – придержать дверь парамедикам. Поприветствовала пациента, которого несли на носилках, и подошла к ресепшену расспросить Коринну о новоприбывшем. Достала из сумки блокнот, в котором обычно записываю имя, возраст, дату, номер комнаты и даже погоду за окном, когда к нам поступает кто-то новый. Погода – бесполезный факт, но мне кажется, что она каким-то образом помогает запечатлеть пребывание пациентов у нас. После того как они уходят, я записываю, сколько дней они с нами пробыли. Перечитывая запись, я улыбнулась. Подумала, что этот человек удачлив в своем невезении: у него на счету много четверок.

Как обычно по утрам я начала обход хосписа. Когда шла мимо комнаты номер восемь, мне показалось, что мама все еще там – сидит на кровати и смотрит в окно. Мне редко приходилось видеть конец жизни, наполненный таким разочарованием. Я развернулась, чтобы пойти к Лие, но она уже сама шла навстречу, по пути грозя мне пальцем.

– Тебе было велено идти в отпуск!

Я попыталась сдержаться, но не смогла и, всхлипывая, рассказала ей о нас с Фредом.

– У него есть другая.

– Так. Ну-ка идем.

Дверь ее кабинета обычно распахнута настежь, но на этот раз она ее аккуратно прикрыла.

– Со мной было то же самое.

Я расстроенно хлопнула себя по ноге и проговорила сквозь слезы:

– Черт! Что с этими парнями не так?! Почему не расстаться с одной девушкой, прежде чем искать другую?

Лия улыбнулась той своей улыбкой, которая у нее появляется, когда ей бывает неловко войти в комнату к пациенту. Непонятно, почему она решила продемонстрировать ее здесь и сейчас.

– В моем случае я сама изменила бойфренду. С женщиной.

Я уставилась на нее, гадая, шутка ли это, но нет, она говорила серьезно. Утерев слезы, я сделала вид, что обращаюсь к толпе с микрофоном в руке.

– Прошу прощения у всех мужчин. Женщины тоже могут быть…

Она со смехом закатила глаза и закончила мою фразу:

– Изменницами?

Взглядом я показала, что это слово подходит. Она подошла ко мне с грустной улыбкой.

– Я просто хотела сказать, что сейчас ему все кажется новым и прекрасным. Но пара задранных ног редко способна перевесить любовь.

Не удержавшись, я добавила:

– Если только ноги не слишком тяжелые…

Фраза вышла такой дурацкой, что мы даже чуть-чуть посмеялись.

– Думаю, любовь уже кончилась. Даже не знаю, почему плачу, Лия. Мне вроде бы и не грустно. Наверно, злюсь. Или разочарована? Это что, реакция моего эго? Видишь, я даже не в состоянии понять, что со мной происходит, мне просто хочется кричать!

– Если нужен отпуск, ты знаешь, что у тебя полно отгулов? А я всегда буду рядом.

– Как думаешь, можно ли мне остаться на ночь в кабинете? Я дала ему время до завтрашнего вечера, чтобы убрался с вещами.