Прекрасная маленькая принцесса

— Ты готова, любимая? — Рычит он сквозь стиснутые зубы.

— Угу, — пролепетала я, кусая губы, чтобы не закричать снова.

— О, блядь, давай, сокровище, — приказывает он, и я делаю это, моя киска сжимается вокруг него, когда он изливает свое семя глубоко внутри меня. Содрогаясь от интенсивности моего освобождения, я разваливаюсь вокруг него, доя его твердую длину снова и снова, пока в моем теле не остается ни унции силы.

Мы вместе опускаемся на водительское сиденье, и я не могу поверить, что мы занимались сексом в машине Петра. Я задорно хихикаю, когда моя голова тяжело опускается на его подбородок.

— Что смешного, — пробормотал он, поглаживая пальцами мой позвоночник.

— Я никогда не представляла себя девушкой, которая будет заниматься горячим сексом в машине парня, — признаюсь я, хихикая.

Петр возбуждающе хмыкает, пока его член дергается глубоко внутри меня.

— Если ты не будешь осторожна, то можешь обнаружить, что ты из тех девушек, которые делают это дважды.

Это превращает мои внутренности в кашу, и я испытываю сильное искушение принять его предложение. Но уже поздно. И я хочу быть уверена, что мы закончим наш разговор.

И хотя на самом деле мне просто хочется прижаться к нему поближе и впитать в себя удовольствие от того, что я нахожусь в его объятиях, я сдвигаюсь настолько, что могу поднять голову и встретиться с ним глазами. Он наклоняет подбородок, чтобы изучить мое лицо, и мне нравится близость этой новой позиции. Он все еще находится внутри меня, его руки тепло прижимаются к моей спине.

— Знаешь, я чувствую то же самое. — Говорю я, и сердце замирает от моего признания.

— Хм? — Спрашивает он, его брови сведены вместе в замешательстве.

— Я тоже боюсь своих чувств к тебе, — вздыхаю я. — Я никогда раньше ни к кому не испытывала таких чувств, и я знаю, что это безумие — думать, что мы можем влюбиться даже в браке по расчету. Но я действительно хочу попытаться разобраться в этом вместе.

Руки Петра по-прежнему лежат на моей спине, его пальцы скользят по моей коже, пока он внимательно наблюдает за мной.

— Я знаю, что мы не просили о такой ситуации, в которой оказались, — продолжаю я, пока мои нервы не сдали. — Но я думаю, что у нас есть реальный шанс на счастье, если мы будем честны друг с другом. Понимаешь? Это значит говорить о сложных вещах, которые нас пугают, а не замыкаться или убегать.

Петр становится задумчивым и смотрит в сторону, вглядываясь в даль, обдумывая мои слова. Надеюсь, я не сказала слишком много и не завела его слишком далеко, когда мы только-только вернулись к нормальной жизни.

— Мне очень жаль, — шепчу я, садясь и борясь со слезами, которые застилают глаза. — Я испортила момент, не так ли?

— Нет, — уверяет он меня, его серые глаза снова встречаются с моими. — Нет, все в порядке. Это просто… — Его взгляд снова меняется, а затем его глаза расширяются в шоке. — Черт, посмотри на время. Мне нужно отвезти тебя домой.

Он торопливо перекладывает меня через консоль, и когда я вижу светящиеся на приборной панели часы, я понимаю, почему. Уже далеко за двенадцать. Мы очень опаздываем.

— Черт! — Я задыхаюсь, хватая свою одежду с пола, пока Петр быстро натягивает джинсы на бедра.

Он мгновенно одевается и отправляется в путь, а я все еще пытаюсь сделать то же самое. К счастью, от места его парковки до моего дома — короткая пробежка, и я едва успеваю намотать шарф на шею и засунуть руки обратно в рукава пальто, как он останавливается у моего подъезда.

Я вываливаюсь из машины, и Петр тут же оказывается рядом со мной, быстро провожая меня до двери.

— Твоя рубашка, — шепчет он под светом нашего крыльца, когда берется за ручку.

— К черту, — шиплю я, собирая вещи в кучу.

— Не похоже, чтобы кто-то ждал. — Замечает Петр, заглядывая в тусклое фойе через боковое окно.

Я уверена, что все уже в постели. Мне нужно только подняться по лестнице.

Когда я добегаю до нее, Петр притягивает меня к себе и в последний раз страстно целует, пропуская в дом. И у меня перехватывает дыхание, когда мы наконец расстаемся. По моим губам расплывается улыбка, когда я смотрю на его великолепное лицо.

— Ты опоздала. — Говорит мой отец из тени, и его ровный голос превращает мою кровь в лед.

— Отец! — Я задыхаюсь и в ужасе поворачиваюсь к нему лицом. И слишком поздно понимаю, что мой топ распахнулся. Я хватаю ткань и снова застегиваю его.

Но судя по молчаливой ярости на лице отца, он все понял.

27

ПЕТР

У меня сводит живот, и я понимаю, что снова сделал это. Предал Сильвию. В очередной раз я показал себя мастером манипуляций, человеком без чести. Ведь именно это я и планировал — по крайней мере, до того, как началась эта ночь. Я знал, что ее комендантский час наступает в одиннадцать, и знал, что тыквенное шоу займет большую часть ночи.

Я также знал, что Сильвия хочет поговорить, хочет объяснений моего поведения после секса, и что открыться ей — мой самый вероятный способ вернуть ее. И когда ее глаза встретились с моими, я увидел в них ужас перед тем, что должно произойти. Ее страх выходит далеко за рамки того, что я себе представлял, и чувство вины болезненно скручивает мое нутро от осознания того, что я являюсь его причиной.

— Сильвия, иди спать. Сейчас же, — приказывает дон Лоренцо, не сводя с меня глаз. В его голосе звучит холодная ярость, но он сохраняет самообладание, а его напряженные плечи — единственный видимый признак его гнева.

— Отец, пожалуйста, я могу объяснить, — начинает она, подавшись вперед, ее лицо умоляет, глаза круглые.

Он заставляет ее замолчать, резко ударив по щеке. Она вскрикивает, прикрывая рукой лицо. В ее глазах блестят слезы боли.

Моя кровь закипает.

Я делаю шаг вперед, и готов убить ее отца за то, что он поднял на нее руку. Я не могу поверить, что кто-то посмел бы поднять руку на Сильвию. Она мягкая и нежная, как летний ветерок, в ней нет ни капли злобы. Как он мог даже подумать о том, чтобы ударить ее? Я сжимаю кулаки, готовый вцепиться в зубы дона.

— Нет, Петр, — умоляет Сильвия, ее глаза расширились от страха, когда она увидела мое намерение. И она кладет руку мне на плечо. После того, что я сделал с тремя мужчинами из Братвы, которые прикасались к ней, она, конечно, знает, на что я способен, и я без колебаний сделаю это с этим ублюдком. Если не считать того, что он ее отец, а я не хочу причинять ей боль.

Только это может заставить меня сделать паузу, но я сжимаю челюсть в безмолвной ярости.

— Что? Тебя не устраивает, как я наказываю свою дочь? — Дон Лоренцо насмехается, его губы искривляются в усмешке. — Ну, ты можешь наказывать ее как хочешь, когда она станет твоей, но сегодня она все еще принадлежит мне. Иди в свою комнату, Сильвия. Я разберусь с тобой позже.