Прекрасная сторона зла

– Еще бы! Он ведь жених! – держась рукой за перила, говорит Дина, поднимаясь по ступенькам.

– В чем его обязанность?

– Лишить невесту девственности.

– Мне уже хочется его убить.

– Это должна будет сделать невеста. То есть Айлин. Таким образом, его вид, в данном случае, оборотень, обретает для своих братьев защиту Амалика, но себя приносит в жертву, – поясняет Дина шепотом, пока я вожусь с замком. Собаки по ту сторону двери истерично заходятся лаем.

– Черт ногу сломит в вашей системе ценностей.

– Нет, на самом деле все просто. Принося в жертву детей Ады, он подчиняет себе инквизиторов. Они больше никогда не причинят ему беспокойств. Но должна быть третья жертва… – наконец справляюсь с замком, и мы вваливаемся в квартиру. Дина читает заклинание, и псы тут же успокаиваются, виляя хвостами, укладываются на пол.

– И кто это может быть? – спрашиваю я, проходя в комнату.

– Откуда же я знаю, что может прийти в голову этому психу? – пожимает плечами Дина, подходя к книжному шкафу.

– А если невеста больше не девственница, что тогда? – озвучиваю мысль я. которая мне несколько дней не дает покоя.

– Все зависит от того, кто был первым, - отзывается Дина. – Если человек, то это, безусловно, минус для обряда. Он уже оставил свою информацию. Оборотень – пиши пропало. От его энергетики уже никогда не очиститься. Пожалуй, это самый худший вариант. Отчасти поэтому мне непонятно, почему Амалик выбрал женихом Саида. Она ведь после него никогда не сможет родить здорового ребенка. Ну, а вампир… От него нет ни информации, ни энергетики, которая может мешать… Все, что может произойти это обнуление сил, но Айлин к примеру, это не грозит. Тебя же ведь только это интересует. А ради пафоса, который всегда присутствует в любом обряде, девственность можно и восстановить. Но ее настоящая ценность в том, что она сохраняет истинную энергию данного человека, неважно – мужчина это или девушка – силу его рода, не смешанную с другим.

– Откуда ты все это знаешь? – удивляюсь я.

– Черпаю из Хроник. Ну и, конечно же, книги, что оставила Елена, помогают, – Дина берет в руки старую фотографию, стоящую возле вазочки с искусственными цветами. – Здесь что-то написано – я не пойму.

Она протягивает мне пожелтевшую от времени карточку, на которой запечатлена красивая женщина. На вид ей не больше тридцати, у нее красивые темные волосы и добрая улыбка. Надпись сделана на иврите.

– Моему любимому мужу от Сары, – вслух читаю я. – Это фото сделано в начале пятидесятых.

Дина молча берет снимок в руки и подносит ко лбу. Закрывает глаза и погружается в транс. По ее телу пробегают волны дрожи. Задыхаясь от кашля, она падает на колени, фото Сары отлетает к окну и падет на пол.

– Что с тобой? – подходя к ней и беря за плечи, спрашиваю я.

– Ее утопили… – продолжая дохать, говорит Дина. – Это сделал Амалик… Она назвала его имя, прежде чем уйти под воду. Он забрал ее магию…

Приношу Дине с кухни стакан воды. Та жадно осушает его. Долго смотрит в одну точку. Потом переводит взгляд на меня.

– Что ты об этом думаешь? – спрашивает она.

– Парень хранит карточку погибшей бабушки… – выдвигая ящики стола, наобум говорю я. – Страдает острыми приступами ностальгии по человеку, которого, судя по всему, никогда не знал?

– У жениха должен быть шафер… – поднимаясь, говорит Дина. – Тот, кто утешит невесту и вернет отцу.

– Какие плюшки получает он, подписываясь на участие в этом маскараде?

– Возродить свой род. У каждого, кто в это ввязывается, есть своя выгода, – говорит Дина. – Кроме тех, кого принесут в жертву.

– Что будет с шафером? Его тоже убьют?

– Нет, с ним все будет в порядке.

– Что если, Айлин откажется убивать своих жертв? – вытаскивая из ящика старые билеты на поезд, старую карту, несколько засохших шоколадных конфет, спрашиваю я.

– Амалик умеет убеждать. Благовония, наркотики, ослабленная воля – и она сделает все, что он скажет, – уверенно отвечает Дина. – Даже если будет категорически против подобного насилия. Не она первая, не она последняя, к сожалению. Но участие оборотня во всем этом кажется мне подозрительным.

– Из-за фотографии Сары?

– Да, и это тоже. Но он может быть тем, кого можно превратить в союзника, – с надеждой говорит Дина. – При грамотном подходе, конечно.

Она открывает шкаф с одеждой, проводит рукой по вещам, развешанным на штанге. Закрывает глаза, жадно втягивает в себя воздух.

– Саид очень одинок, он часто сомневается в выбранном пути. Но есть некто… Кто поддерживает его. Не дает отступить. Его вибрации отличаются от тех, кого я раньше могла читать. Он – особенный.

После этих слов Дины вспоминаю Рогожкина и его нелепую смерть. Вся эта история кажется мне странной и неправдоподобной. Что если этот самый особенный некто – профессор?

– Если убить Амалика, Айлин сможет исполнить свое предназначение? – этот вопрос уже давно мучает меня.

– Она станет слабее, но это мало что изменит. К тому же Амалик тут же найдет себе новое тело и может стать ее другом, любовником, кем угодно. Так что это еще опаснее. Сейчас мы хотя бы знаем его в лицо… – задумчиво говорит Дина. – Ты ведь не сдашься, да? Будешь искать варианты до последнего?

– Да. И я считаю это единственным правильным решением, – отвечаю я и вспоминаю Америго, сидящего привалившимся к дереву с Айлин, лежащей на коленях. Он снова вернул мне веру в то, что невозможное возможно и реально. Спасибо, брат. Последнюю тысячу лет мне этого очень не хватало.

– Это не твои слова, – беря меня за запястье, с грустью говорит Дина. – И не твои убеждения. Ты хотел бы, чтобы они были твоими, но это не так. Почему ты солгал мне?

– В чем же?

– Ты остановил сердце Айлин, но промолчал об этом, потому что тебе помешал твой брат… А сейчас ты говоришь о надежде, борьбе… Ты же убил ее, а значит, смирился. Иначе бы ты никогда этого не сделал, кто бы тебя не вынуждал к этому. Зотикус, ты разочаровываешь меня. Этот цинизм, лицемерие, слабость… Откуда это? – заглядывая мне в глаза, спрашивает ведьма. – Что в тебе сломалось?

– То же самое я могу спросить у тебя. С тех пор, к как тебе вернулась магия, ты изменилась. В день, когда я должен был увезти Айлин в лес, ты пила с ней чай, желала ей хорошего дня, шутила. Что это, по-твоему, если не лицемерие?

– Я действовала в интересах рода, – не без важности заявляет Дина.

– А я дал слово духу. Разве можно такие обещания нарушать?

– Виновные всегда найдут оправдания, – вздыхает Дина. – Рано или поздно Айлин узнает правду. И вот тогда мы по-настоящему потеряем ее.