Прекрасное далеко
Шрифт:
— Снова бежишь заключать сделку с хаджинами? — скалится Неела.
— Что бы я ни делала, тебя это не касается, — огрызаюсь я.
— Ты обещала поделиться с нами, — говорит она, превращаясь в мою точную копию и тут же возвращая себе прежний облик.
— Поделюсь, когда вздумаю, — говорю я. — Если вообще вздумаю. Потому что откуда мне знать, что вы не вступили в союз с тварями Зимних земель?
Губы Неелы кривятся в оскале.
— Ты нас обвиняешь?
Я не отвечаю, и Креостус шагает вперед.
— Ты точно такая же, как все остальные!
— Иди ты отсюда, — говорю я, но ухожу сама, потому что спешу
Я кладу ладони на край колодца и смотрю прямо в безмятежное лицо Цирцеи.
— Я хочу знать все, что ты только можешь рассказать об Ордене и Ракшана, — говорю я. — И ничего не утаивай. А потом ты мне объяснишь, как подчинить себе магию.
— Что случилось? — спрашивает она.
— Ты была права. Они строят заговор против меня. Все они. Я не позволю им забрать у меня силу.
— Рада это слышать.
Я сажусь на каменную стенку, подтягиваю колени к груди. Подол юбки плавает на поверхности воды, напоминая о похоронных цветах в водах Ганга.
— Я готова, — говорю я скорее себе, чем Цирцее.
— Но сначала я должна кое-что выяснить. Когда я видела тебя в последний раз, ты собиралась в Зимние земли. Скажи, ты нашла Дерево Всех Душ?
— Да.
— И оно такое же могущественное, как Храм?
— Да, — киваю я. — В нем другая магия. Но она необычайно сильна.
— И что оно тебе показало? — спрашивает Цирцея, и легкое эхо ее слов звучит в пещере.
— Евгению Спенс, — отвечаю я. — Она жива.
Цирцея так затихает, что мне кажется — она умерла.
— И чего она хотела? — спрашивает она наконец.
— Чтобы я кое-что для нее нашла. Некий кинжал.
Следует недолгая пауза.
— И ты его нашла?
— Я уже ответила на достаточное число твоих вопросов, — сержусь я. — Теперь отвечай на мои. Научи меня.
— Это будет стоить еще одной порции магии, — мягко произносит Цирцея.
— Да, я заплачу. Но зачем она тебе? — добавляю я. — Как ты ее используешь, если не можешь выйти из колодца?
Голос Цирцеи выплывает из глубины.
— Да не все ли тебе равно? Это что-то вроде партии в шахматы, Джемма. Ты хочешь выиграть или нет?
— Хочу.
— Тогда слушай внимательно…
Долгие часы я сижу рядом с Цирцеей и слушаю, пока наконец не начинаю понимать, пока не перестаю бояться силы, пока что-то не высвобождается в глубине меня. И когда я покидаю Храм, я уже не страшусь силы, живущей во мне. Я преклоняюсь перед ней. Теперь я закрою границы самой себя и буду безжалостно защищать их.
Я шагаю между ивами и слышу, как меня догоняет конь Амара. Но я не бегу. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом. Амар приближается; ледяное дыхание коня касается моего лица.
— Тебе меня не напугать, — говорю я Амару.
— Рождение мая, смертная девушка! Вот чего тебе следует бояться, — отвечает он и скачет прочь в облаках пыли.
На ивы опускается стая ворон. Я иду мимо них, как королева мимо своих подданных, и они машут черными крыльями и каркают. Их крики становятся все громче, они сотрясают деревья, как голоса проклятых.
Действие четвертое
ПОЛНОЧЬ
Глава 40
В мае ежегодная выставка в Королевской академии художеств подаст традиционный сигнал к началу лондонского сезона. Полчища семейств начнут набег на наш прекрасный учтивый город ради вечеринок и чайных приемов, концертов, дерби и развлечений всяческого рода. Но неофициальным началом этих празднеств является бал у леди Маркхэм — бал в честь дебюта Фелисити. Для таких случаев у леди Маркхэм имеется величественный зал в Вест-Энде, который разукрасили в стиле, достойном какого-нибудь султана. Организация подобных вечеров — что-то вроде особого вида спорта, и каждая хозяйка изо всех сил старается превзойти других в количестве позолоты и прочего. Леди Маркхэм вознамерилась устроить прием на самом высоком уровне.
Огромные пальмы выстроились вдоль стен бального зала. Столы накрыли белыми льняными скатертями, и серебро на них сверкает, как пиратский клад. Негромко играет оркестр, скрытый за высокой красной ширмой, разрисованной китайскими драконами. Гостей ждет множество разнообразных развлечений: глотатель огня в тюрбане, с синим как у Кришны лицом, выпускает из тонких губ оранжевые языки пламени, и зрители восторженно вздыхают. Сиамские близнецы-тройняшки в расшитых бусами платьях и мягких туфлях исполняют медленный сложный танец. Эти сросшиеся леди выглядят единым телом со множеством гибких рук. Джентльмены толпятся возле танцовщиц, зачарованные их ярким обаянием.
— Как это вульгарно, — говорит моя сопровождающая, миссис Таттл.
Бабушка весьма солидно заплатила ей за услуги сегодняшним вечером, и я уже вижу, что миссис Таттл — наихудшая из всех возможных дуэний; она пунктуальна, резка и чересчур внимательна.
— А мне в общем нравится, — отвечаю я. — Думаю, я тоже поучусь танцевать вот так. Может быть, прямо сегодня.
— Вы ничего подобного не сделаете, мисс Дойл, — заявляет миссис Таттл таким тоном, как будто решила разом все вопросы, хотя на самом деле ее слова не решают ничего.
— Я буду делать то, что мне захочется, миссис Таттл, — ласково говорю я.
Осторожно взмахиваю рукой в сторону ее юбки, и та взлетает вверх, выставляя напоказ чулки и длинные панталоны.
Миссис Таттл прижимает ладонями подол, и тогда юбка приподнимается сзади.
— Ох, боже…
Она протягивает руки назад — и передняя часть подола вздымается в воздух.
— Прошу прощения… Это… я… вы меня извините, надеюсь?
Миссис Таттл несется в дамскую туалетную, изо всех сил удерживая на месте взбесившуюся юбку.
— Буду ждать вас с нетерпением, — бормочу я ей вслед.
— Джемма!
Фелисити спешит ко мне со своей сопровождающей — высокой, тощей, как тростник, леди с носом, похожим на клюв.
— Разве здесь не чудесно? Ты видела глотателя огня? Я так рада, что о моем бале будут говорить весь сезон! Я даже не представляю, чтобы кто-нибудь мог устроить что-то более грандиозное!
— Все прекрасно, Фелисити. По-настоящему отлично!
— По крайней мере, теперь моему наследству ничего не грозит, — шепчет она. — Отец и леди Маркхэм сегодня стали просто неразлучными друзьями! Она даже держится вежливо с моей матерью!