Прекрасные похороны

Тэйлор и Тайлер сидели за обеденным столом рядом с принесенной едой и горой чистых тарелок. Их жены сидели рядом, стараясь помочь им справиться с болью. Просто справиться, ведь она не могла исчезнуть. Никогда. Независимо от того, сколько раз бы они кричали, рыдали или били что-то, она не могла пропасть.

Как ни странно, Трэвис выглядел лучше всех. Он следил за тем, чтобы у братьев были вода и пиво, чтобы им было удобно. Трентон и Шепли все еще сердились на Трэвиса, а близнецы все еще оставались на его стороне, но сегодня они не могли друг с другом бороться. Они нуждались друг в друге, чтобы пройти через это.

Эбби выделялась на общем фоне, сидя в углу, где за пару дней до этого сидела Лииз, без Картера. Я наблюдала за тем, как она возилась со своим платьем, то одергивая его, то приподнимала квадратный вырез, чтобы прикрыть выпирающие груди только что родившей матери.

— Ты прекрасно выглядишь, — заверила я ее.

Она закатила глаза.

— Спасибо. Оно сейчас сидит на мне теснее, чем я себе представляла, но у меня не было ничего подходящего для такого случая.

— Оно отлично подходит, — сказала я. — У меня много черных вещей, тебе следовало позвонить мне.

— Ничего из твоего шкафа на меня бы сейчас не налезло, — ответила она.

— На самом деле, я немного удивлена, что Трэвис не носится вокруг тебя и не пытается закрыть тебя чем-нибудь.

Трэвис был известен своей нелюбовью к слишком открытым или обтягивающим вещам Эбби, ведь тогда он ревновал ее ко всему вокруг. Сначала он просто сильно старался, чтобы не драться со всеми вокруг, но после их свадьбы что-то в нем изменилось, и Трэвис стал спокойнее. И все же, Трэвис, не обращающий внимание на выпирающее декольте Эбби, был непривычен.

— Хорошо для тебя, — сказала я, сев и скрестив руки. Мрачные лица людей в комнате напомнили мне, почему мы все собрались у Джима, и тошнота, которая всю эту неделю почти не переставала меня мучить, снова вернулась. Это не было просто горем. Что-то было не так, и я никак не могла в этом разобраться. Трэвис с Лииз чуть наклонились друг к другу, а Эбби, хоть она всегда мужественно переносила все испытания, не выглядела так, будто она страдает из-за смерти Томаса. — Эбби, — начала я. — Если бы знала что-то еще... Про Томаса... Ты бы нам сказала, правда?

Эбби вздохнула.

— Когда мне пришлось уехать из больницы без своего сына, я плакала целый час. Мне так не хотелось делать это, но я должна была, и поехала. Я оставила его там одного, чтобы приехать сюда и быть с семьей. И я сразу же поеду в больницу, когда это закончится. Я делаю так каждый день всю эту неделю. Я держу своего сына, обвязанного разными проводами и трубками, беспокоюсь за него и наслаждаюсь временем с ним, и в то же время чувствую вину из-за того, что не нахожусь рядом со своими близнецами, а потом прощаюсь с ним и, рыдая, ухожу.

Я ждала, пока она ответит на мой вопрос, но, похоже, она не собиралась. Я подумала, что так она показывает мне, что мой вопрос неуместен, и что она будет говорить только о том, о чем сама захочет.

— Ему лучше, верно? — Спросила я.

— С каждым днем он все сильнее. Мы надеемся, что на следующей неделе можно будет его забрать.

— Ты хорошая мама. Я знаю, что это трудно.

— Мое сердце разделено на три части, и иногда это настоящая пытка. Невозможно описать, как это страшно, замечательно, ужасно и выматывающе. Волнение становится второй натурой. Они часть меня, и поэтому я так сильно люблю их даже до рождения, но, если с ними что-то случится, это будет для меня страшнее смерти. Я слышала о том, как умирали дети, и старалась оградиться от этого, потому что, если буду думать об этом слишком много, я сломаюсь. Люди говорят, что это худший кошмар для любого родителя. Но это не кошмар, ведь от этого проснуться невозможно.

— Материнство звучит... Довольно мило, — сказала я.

— Еще увидишь, — сказала Эбби, вытирая мокрые щеки.

Я сморщила нос.

— Не уверена, что хочу такого.

К нам подошел Трэвис, говоривший с кем-то по телефону. Он положил трубку и убрал телефон в карман костюма.

— Медсестры из интенсивной терапии говорят, что только чтоб был обед, и у него животный аппетит... Привет, Кэми.

— Привет, — ответила я.

— Где Трент? — Спросил он.

— Думаю, я видела, как он шел в гостиную, — сказала Эбби.

— Наверное, к папе, — сказал Трэвис, садясь рядом с нами. Он стал откусывать заусенец на большом пальце. — Он всегда был папенькин сынок.

— Не притворяйся, что ты не такой. Вы все такие, — ухмыльнулась Эбби.

— Только не Томас, — казалось, он остановил себя, чтобы не сказать больше. Эбби взяла его за руку и без слов успокоила его, как делала со своими детьми.

— Скоро все закончится, — прошептала она.

Я откинулась назад. Мышцы лица горели от усталости, глаза слезились, а нос был забит. Трентон в каждой комнате положил носовые платки и мусорные ведра, а близнецы следили, чтобы мешки с мусором не переполнялись. Я громко высморкалась и выбросила бумажный платочек, обнимая одной рукой пачку Kleenex.

У нас всегда есть выбор. В аэропорту, например, люди решают, сесть им на один из стульев возле выхода или разместиться дальше на полу. Сегодня же люди собирались либо возле выпивки, либо возле носовых платков.

Я держалась за эту картонную коробку, будто за спасательный круг, ведь она была единственным, что я могла держать. Трентон в гостиной утешал Джима, а с сестрами-невестками я все еще была не в ладах, злясь на них за то, чью сторону они приняли.

Наверное, я тоже приняла сторону, хотя это было просто неизбежно. Все мы сделали это, когда братья ссорились на кухне. Все, кроме «Я за мир и любовь» Элли. Она оставалась раздражающе нейтральной, в то время как Фэйлин, как и Эбби, злилась на Трентона. Трентон и Шепли же злились на Трэвиса. Несмотря на то, что все они мирно держались на похоронах, я задавалась вопросом, что будет потом. Я планировала побыстрее сбежать, пока Трентон бы не наговорил или не сделал что-нибудь, о чем потом будет жалеть.

— Ничего не закончится, — пробормотала я. — Не закончится, ведь его больше нет.

Эбби вытянула шею и посмотрела на меня, но решила промолчать.

— У меня нет ощущения, что он умер, — сказала я, чувствую, как глаза наполняются слезами. — Разве он на самом деле умер?

Эбби огляделась вокруг, прежде чем заговорить:

— Кэми, я скажу это один-единственный раз. Что бы ты не делала, перестань. Если кто-нибудь услышит тебя... Это может расстроить многих людей

— Мне нужно знать, — умоляюще сказала я, чувствуя, как трясутся губы.

В моей голове завертелись шестеренки, но вдруг Эбби повернулась ко мне, внезапно разозлившись.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что у тебя нет ощущения ? Его будущая жена сидит рядом с Джимом. Ты — не она, — прошипела она.

— Гулька, — предупреждающе сказал Трэвис.

Я опешила от ее внезапной нападки.

— Он по-прежнему дорог мне. То, что было между нами, не стерлось в одночасье, оттого что мы разошлись, — ответила я.

Эбби, казалось, все больше беспокоилась из-за моего громкого голоса.