Прекрасный белый снег
Шрифт:
Училась Светка по-прежнему сплошь на пятёрки и четвёрки, и мама на родительских собраниях слышала одни только похвалы. Домашку она почти всегда успевала сделать в школе, на переменках, пока одноклассницы прыгали на одной ножке в рекреации, так что из дома, на Аптекарский, вполне могла выйти и пораньше.
Тренировка у неё начиналась ровно в шесть, однако Михал Юрич, случалось и задерживался, минут на пятнадцать-двадцать, иногда на полчаса, а то и больше, так что девчонки частенько разминались без него. Светик же в зале появлялся чуть не за час, ей просто хотелось посидеть тихонько в уголке, спокойно, ни на что не отвлекаясь потянуть шпагаты и, пока никого вокруг, размяться на низком, в мягком ковролине брёвнышке.
Вровень с поверхностью бревна она укладывала по паре упругих, жёстких,
Вскоре подтягивались и другие девочки; те, что помладше, сразу раздевались и маленькой кучкой собирались в дальнем углу зала, старшие же, выглядывая в зал и не найдя глазами шефа, обычно подмигивали Светику:
– Привет, шкода! Трудишься?
Светка согласно кивала головой: привет, мол, да, тружусь, вот, разминаюсь потихоньку.
Дальше, как правило, следовал вопрос:
– Бюстгальтер здесь?
Случалось, впрочем, это звучало как «бухгалтер», а иногда бывало просто:
– Привет, мелочь! Моня в зале?
Всё дело в том, что Михаил Юрьевич имел довольно странную фамилию – Бегельтер. Михаил Юрьевич Бегельтер, или, как называли его старшие девчонки за глаза – Бюстгалтер Моня, а иногда и Бухгалтер Мойша. Возможно, за дурацкую его привычку вечно всё на свете распланировать, чтобы злиться потом, когда не выйдет нифига, шутили зло старшие девчонки. А может, просто, не так уж и нежно они его любили, как поначалу могло показаться со стороны…
Методами воспитания своих подопечных Михаил Юрьевич Бегельтер хоть и не сильно, но всё же отличался, и довольно выгодно, от своих, так сказать, сестёр и братьев по оружию из этого же и многих других залов Ленинграда и всего Советского Союза. Недаром он был старшим тренером «Зенита», а не каким-то мальчишкой-тренеришкой с вечно застенчивой улыбкой на лице и значком мастера спорта на костюме. И дело тут не в том, что Михал Юрич, случалось, на своих девчонок и покрикивал, ведь это, в сущности, нормально, ну как ты обойдёшься в спорте без эмоций, а то и крепкого словца? Нет, дело тут не в крепком слове, совершенно.
Буквально парой тихих фраз этот «бухгалтер» мог без труда вогнать свою команду в такой животный ужас, что девки беспрекословно лезли на высокое бревно, на брусья, да хоть на потолок, и выполняли всё, что им прикажут. А иногда, хотя и в самых крайних случаях, желательно без посторонних взглядов, мог и скакалочкой по мягкому месту приложиться, разок-другой пройтись. Да как пройтись! Так что девчонки, понятно, в Михал Юриче душ своих не чаяли и прозвище ему дали соответствующее. Трудно любить кусачую собаку…
Маленького Светика, однако, все эти ужасы спортивной жизни пока ещё как-то не коснулись, в сравнении с другими она была совсем ещё малышкой. Старшие к Светке относились хорошо, никто не задевал, воспитывать не собирался, и даже, скорей, наоборот: девчонки помогали ей в каких-то мелочах, как будто незначительных, но очень важных, тех, что Михаил Юрьевич не знал и знать не мог по той простой причине, что сам на разновысокие брусья и бревно в жизни никогда не забирался.
В группе её называли Светиком, Светуликом, бывало, шкодой, и ласково – маленьким нашим Светуёчком. Да и Михал Юрич сразу как-то выделил её среди других – немного, чтобы, как он прозрачно намекнул однажды, девочки не очень ревновали. «Мы же тут у нас, – сказал он как-то с небольшой усмешечкой, – все, понимаете, с характером, самые лучшие на свете». А девочки и не ревновали, вовсе, в команде маленького Светика все очень быстро полюбили, её такая ещё детская и наивная готовность всегда прийти на помощь, покладистый характер, и в то же время совсем уже не детское упорство, временами переходящее в упрямство, старших девчонок подкупили сразу и безоговорочно.
Глава одиннадцатая
Михаил Юрьевич оказался прав: весеннее первенство «Зенита», по второму взрослому, Светка выиграла легко
и даже без большого напряжения, по-настоящему соревноваться ей там оказалось действительно и не с кем. Ей вновь торжественно вручили грамоту, очередной маленький будильничек, с большим запасом она выполнила второй взрослый и получила место в зенитовской команде на предстоящем уже очень скоро юношеском кубке Ленинграда.Весенний кубок Ленинграда обычно проводился в СКА, в большом, двумя высокими трибунами зале на Инженерной улице, совсем недалеко от цирка. На произвольную программу зрителей обычно набивался полный зал: родители, подруги и друзья, чаще из своего же зала, чем из школы, заглядывали, бывало, и студенты, из Лесгафта – института физкультуры, с кафедры гимнастики, эти обычно сидели кучками человек по десять. Особое же место всегда принадлежало ветеранам – так называемым, конечно, не старикам-пенсионерам, нет, молодым ещё парням и девушкам, недавно завершившим свою карьеру на гимнастическом помосте. Эти угадывались безошибочно и сразу. Переступив порог, они внимательно осматривали весь зал, долго здоровались со всеми присутствующими тренерами, найдя своих, таких же «ветеранов», шумно пробирались по трибунам, и наконец, добравшись, тут же начинали обсуждать, кто первым бежит в соседний гастроном и где провести остаток вечера. В общем, народу на второй день соревнований набиралось много.
Уже после первого снаряда, вольных упражнений, которые, пусть и дрожащими коленками, она отработала отлично, Светка как-то сразу успокоилась, собралась наконец, и полная уверенность в себе, в том, что теперь-то уж точно всё будет хорошо, она нигде не упадёт и, как выражался Михаил Юрьевич, коровой на помосте не растянется, её уже не покидала.
Высокие зрительские трибуны в этом, длинной кишкой, совсем не широком зале располагались буквально в паре метров от ковра, дорожки для разбега на прыжок, бревна и брусьев, и выступавшие перекидывались, бывало, парой слов с кем-то из своих из знакомых, здоровались, обнимались, жали руки. Родители маленького Светика сидели во втором ряду; на них, однако, да и на трибуны вообще она старалась не глядеть: лишние эмоции сейчас ей были ни к чему. И только мельком, в дальнем углу справа, заметила она странного своего поклонника, Колю с рынка. Правда, заметила, и только. Быстрая мысль «А он-то как здесь оказался?» мелькнула в её головке и тотчас улетела, сейчас ей было точно не до Коли.
Последним снарядом в зенитовской команде шло бревно, её нелюбимое бревно, с которого она вечно падала на тренировках. С ударом гонга объявили пятиминутную разминку, и диктор зачитал текущие результаты соревнований. К выходу на заключительный снаряд она, как выяснилось, подошла второй, на первом месте шла Марина Ковалёва, рыженькая, на год старше Светки девочка из «Динамо». Разделяло их всего две десятых балла. «Ну вот, сейчас всё и решится», – как будто отрешённо подумала она поднимая руку судьям: мол, всё, готова. И с этого мгновения уже не была самой собой.
Ощущений своих, во время исполнения довольно сложной для неё программы, Светка, как это ни странно, не запомнила. Осталось только чувство какого-то удивительного полёта: словно со стороны увидела она, как маленькая, стройненькая девочка, запрыгнув с мостика на высокое бревно, выполнила без единой ошибки свои фляки, сальто, развороты и шпагаты, и только приземлившись, чётко на сведённые полусогнутые ноги, услышала звонкое, на весь зал хором: «Стой!!!» И она стояла, стояла не шелохнувшись, сияющая, не сделав даже малейшего шажочка, стояла и улыбалась всему свету…
Потом её обнимали старшие подруги и тренер, какие-то не известные ей люди жали руку, она подошла к трибуне, и её тоже обнимали и целовали счастливые родители, и даже Коля с рынка, спустившись вниз, весь красный, немного заикаясь от волнения, сказал ей: «Поздравляю! Так здорово всё получилось!», и тут она сама, смутившись вдруг от неожиданности, чмокнула его быстро в щеку: «Спасибо!»
Минут уже через пятнадцать в центр ковра вынесли большой, тремя кубами пьедестал, под марш советских лётчиков команды выстроились по периметру, и началась торжественная церемония награждения.