Прелесть (Повесть о Hовом Человеке)

– Если из А вытекает Вэ, а из Вэ вытекает Сэ, то из А вытекает Сэ.

Обратное, вообще говоря, неверно. Чего это за Сэ, как это вытекает?

– Положь взад, - крикнул Серега, - Это формальная логика.

– Нет, не понимаю. Что вытекает? Эти авэсэ - сообщающиеся сосуды, что ли?

– Сам ты сосуд.

– Да не получается, положим, А сосуд, и из него вытекает жидкость, ага, а потом что? Эта Вэ затвердевает, что ли?

– Частично...

– Угу, - размышлял Петька, - То есть как будто вода, например. Но вода-то вытекает, потому как земля притягивает, а Сэ кто притягивает?

– "Вытекает" это тоже, что и "следует", абстрактно - в голове, пояснил Серега.

– А, понял!
– обрадовался Петька - Например, нам положили сжечь пять кубометров книг, а мы их не сожгли, это есть А, что из этого вытекает? Из этого вытекает Вэ: наедут солнцевские и надерут задницу, а, следовательно, завтра она у нас будет болеть. Это Сэ. Но могут и просто так надрать задницу, она тоже будет болеть, а хотя пять кубометров мы своих сожгли аккуратно. Правильно?

– Правильно, - Сергей подошел к Петьке выхватил книгу и забросил ее подальше.

Раздался выстрел. Катерина слету попала в книгу и та, взмахнув бумажными крыльями, разлетелась по отдельным главам.

– Ну, блин, Катерина, прямо в яблочко!
– похвалил Воропаев.

– Нет, я не понимаю, - продолжал Петька, - Неужели так просто? Ведь это несправедливо, если Сэ без А?

– Математику не интересует, справедливо или нет, - растолковывал Серега, бросая очередную книгу.

Ему было неудобно со своей культей, но он теперь старался, чтобы книги летели на бреющем полете.

– Так это ж настоящая шунья. Петька понес кипу к костру и вдруг остановился.

– Как же мы тогда жили? Ведь мы все мерили по Эвклиду?

– Вот оно и скривилось, - прошамкала старуха, - подгребая к пламени остатки формальной логики.
– Тапереча будем сажать сады.

Я еще с весны в огороде булыжников набросала, ничего правда не взошло пока.

– Да чем же формальная логика помешала?
– удивился доктор, выходя из машины.

Он подошел к костру и протянул озябшие руки.

– Приказано все жечь, - отрезал Серега.

Петька посмотрел на Андрея и заметил:

– Ты чего, как Хлудов из Белой Гвардии стоишь?

– Мешки...
– не поворачиваясь сказал Андрей.

– Тьфу, - сплюнул доктор и поглядел на Ломоносова, - Что они медлят?

– Завтра, слышал, будут и здесь статую менять. Не успевают, знаешь сколько памятников по Москве, да и кузнец у нас один, Демидов - он подморгнул Катерине.

– Демидов еще весной как помер, - вставила старуха.

– Конечно, потому так медленно и идет, - пояснил Вениамин Семенович, и повернулся к Андрею,

– Мать-то где?

Андрей махнул рукой в сторону старухи с граблями.

– Да, влипли, господа.
– Изрек доктор и достал из-за пазухи пачку бумаги.

Прикрывая лицо свободной рукой, подложил под толстый в золотом переплете том, что бы не разлетелось.

– Ты чего там подбросил, - удивился Воропаев.

– Так, чепуха, - Доктор махнул рукой.

– Пьесы, что ли?
– догадался Вениамин Семенович.

Доктор не ответил, а повернулся к Сереге:

– Рука не беспокоит?

– Нормально, Михаил Антонович. Нечему беспокоить.

– Чего ж снег-то не идет?
– как-то в небо спросил Воропаев.

– Черно как-то.

– На черном фоне люди в белом приметнее, - пояснил Петька.

– И в кого ты, Петька, такой талантливый?
– удивился Воропаев.

Катерина опять наклонилась к Андрею и шепнула на ухо:

– Поедем погуляем в Нескучном Саду.

– У меня скоро связь.
– все так же, не оборачиваясь, отказывался Андрей.

– Успеем Андрюша, запрыгивай, - уже просила Катерина.

– Давай, давай, Андрей Алексеевич, чего стоять, в ногах правды нет.

– Поддержал Катерину Воропаев,

– Я здесь побуду, правда, у меня тоже скоро летучка.

Андрей, будто против воли, запрыгнул на лошадь и обхватил Катерину за талию. Они поскакали. На Воробьевском шоссе на встречу им попалась девчушка, одетая во взрослое пальто. Впереди себя она толкала инвалидную коляску.

– Даша пошла со стариком, - сказал в пустоту Андрей.

– Дарья Дмитриевна?
– спросила Катерина,

– Не помню, сестра Петькина.

– Тебе она нравится?

– Она такая маленькая и беззащитная...
– будто что-то припоминал Андрей.

Он с непривычки немного ерзал, и от этого казалось, что он тискает Катерину. Та не обижалась, а наоборот, несколько раз поворачивалась и призывно смотрела ему в глаза. Они проскакали мимо раскуроченного горниста у бывшего дворца пионеров. Горнист, лежа на спине, играл марш пролетающих туч.

– Ты живешь с мужчинами?
– спросил Андрей.

– Не знаю, я ничего не чувствую. Ведь они не видят какая я, и мне от этого становится все равно.

– Но есть же братва, они-то зрячие.

– Да, есть...
– нехотя подтвердила Катерина и зло пришпорила коня.

Они понеслись галопом вниз, и Андрей закрыл глаза. Он прижался к ее спине и услышал, как бьется сердце Катерины. Ему опять показалось, что это не Катерина, а его любимая женщина. Он стал громко орать стихи: мчатся тучи, вьются тучи; невидимкою луна...
– он оглянулся вверх. Там было пусто, - мутно небо, ночь мутна...

– Скоро пойдет снег, и все станет на свои места!
– успокоила Катерина.

На площади Гагарина тоже горел костер. Выдвижной кран с иностранной надписью Bronto вытянул палеонтологическую шею к человеку, стоявшему на высокой титановой стелле. Отсюда он был больше похож на ныряльщика, чем на космонавта. Но все-таки, когда крановщик в черных очках подцепил неказистого человека, и тот закувыркался, будто в невесомости, Андрею стало больно смотреть, он снова закрыл глаза и увидел гагаринскую улыбку.