Прелести и прелестницы

– Нашего?

– Ну, да. Вашего и моего.

– Вы решительный молодой человек, как я погляжу.

– И вы это одобряете?

Она неопределённо пожала плечами и встала. Не спеша, чуть приподняв подбородок, направилась к выходу. У дверей обернулась, окинула покойным взглядом зал и вышла. Сергей энергично последовал за ней.

«Во что бы то ни стало снегурочность барышни необходимо растопить, – внушал себе Сергей, – и поскорее. Какое самое быстродействующее средство? Хи-хи да ха-ха. Вне всякого сомнения. Ну так поспешай, тормоз!»

Благо, маршрут моциона долго выбирать нужды не было. Училище стояло почти на берегу здешнего рукотворного моря, и сам бог велел прошвырнуться вдоль набережной. По склонам громоздились дощатые развалюхи, кочковатые уличные мостовые выкатывались из зарослей к самому парапету. В прибрежных кустах привычно дремали костлявые бродячие псы. Всё вокруг притихло, подёрнулось дрёмой. Нужно было срочно разрушить это сонное царство. Иначе пропитаешься его флюидами, размякнешь, замешкаешься – и всё пропало.

Чего начать? Что их связывало? Разве только дурацкий концерт. А что? И то – зацепка… И Сергей превратился в обезьяну. Он принялся копировать молокососов-выступальщиков, топорно потешавших публику. Знал за собой дар лицедейства, чертяка. Ну и врубил зажигание. И давай кривляться, извиваться, пыжиться по полной программе. С куражом, кайфом, прямо-таки себе на удивление. Детская мечта об актёрстве выразительно проступала в каждой ужимке. Вдохновение, ведь, не приходит. Оно даётся изначально и ждёт своего часа. У иных ни в жизнь не дожидается. А другим фортит время от времени. Сергей бога не гневил и считал себя в этом плане везунчиком. Конечно, случалось, что внутри и не просыпалось ничто. Как себя не заводи. Но тогда вдруг извне откуда-то накрывало. Будто кто-то посылал этакий мессадж. Ей-богу… Сергей внятно объяснить не умел. Но ловил вибрации безошибочно. Страховали его неизвестно откуда и почему. Сергей знал это почти наверняка.

Он оседлал волну, раскочегарился. Даже Фета для пущей важности процитировал. Одно четверостишие. Больше не помнил. Хорошо, что продолжить не попросила. Конфузы тут совершенно ни к чему. Слава богу, слева по курсу возник вдруг некий НЛО. Этакий раздутый до невероятных размеров презерватив. Того и гляди, лопнет вдребезги. Аж зажмуриться захотелось. Чёрт его знает, что это было. Только новая знакомая напряглась слегка, возвращаться заторопилась. И к чему тогда их совместное дефиле? Глупости пресекать нужно. Глаза б на этих жеманниц деланных не смотрели! Кстати, о глазах…

– Остановись и закрой глаза! – неожиданно для себя самого скомандовал Сергей.

И когда спутница послушно смежила веки, врастяжку, как заклинание произнёс собственное имя. Голос звучал низко, властно, пугающе. «То, что надо, – мелькнуло у Сергея, – осядет как следует. Ох, стервец!..»

Потом наступила тишина, но глаз девушка не открывала. Повисла оглушительная неуклюжая пауза. Четвертьминутная, но бесконечно долгая… Сергей косолапо, сбоку обнял новую знакомую, притянул к себе и пружинисто поцеловал. При этом тоже закрыв почему-то глаза. Он тупо осязал напряжённую неподвижную спину и ни о чём не думал. Так лучше…

А потом, когда свет ударил по зрачкам, первое, что увидел, был прозрачный странный шар. Бесцветный, с почти невидимыми стенками он плыл уже почти прямо над ними. Но от этого понятнее не становился. Они , не сговариваясь, задрали головы, потом легко глянули друг на друга и рассмеялись.

9.

Наталья училась на искусствоведа. Она, сколько себя помнила, именно этим и хотела заниматься. В детском саду ещё цветочки да рожицы без особой охоты малевала. Только потому что воспитательница заставляла. А так мёдом не корми дай поглазеть, что другие карапузы на листах своих нацарапали. Прикинуть, у кого симпатичнее. Да и объявить всей группе. Ох, и галдёж тогда поднимался! Первенство никто уступать не желал. Все визжали, что у них лучше, пихались, плевались друг в друга. Наталью дурой обзывали. Кино и немцы!

Да и потом, чтоб карандашик или кисточку в руку взять, и не помышляла даже. А рассматривать картины любила. В музеи как на работу шастала. Зимой на каникулы в Питер моталась. С утра до ночи по выставкам лазала. Даже несколько дней от третьей четверти прихватывала. Классная тогда заводилась не на шутку, родителям по телефону всякие прелести выкрикивала. Тётка была ещё та – на учёбу забивать не позволяла. Старой закалки кадр.

Это подружки натальины по факультету – с горя, можно сказать, на него попали. В живописцы да ваятели метили. Да на творческом конкурсе обломались. Ну и давай документы бегом перекладывать. Куда народу поменьше. Хорошо, можно было. Что время-то терять? Кто его знает, как оно через год сложится? Да и мечта – штука скоропортящаяся: коли ведь не сбывается, вянет стремительно.

Что же до Натальи, она оказалась на факультете в родной стихии. В книги с головой зарывалась, педагогов выспрашиваниями донимала, спорила о всякой всячине взахлёб. Она вовсе не была образцово-показательной студенткой. Ничего от паиньки-отличницы в ней не было. Нрав проступал исправно: делала, что желала. И на вечерушки студиозуские с удовольствием закатывалась, и прогуливала с подружками за здорово живёшь, и с препами по-чёрному ссорилась. Коготки нет-нет да и выпускала.

И с мужиками не церемонилась. Как шуры-муры всякие надоедать начинали, обрывала резко. От ворот поворот давала в два счёта. К чему кота-то за хвост тянуть? Чем дальше тянется, тем больше накручивается. Ненужного уже, лишнего, муторного. И по рукам-ногам связывает, и душу травит. Лучше один раз больно, чем потом всю дорогу тяжко.

Даже когда замуж вплотную уж собралась, чуть было не прекратила она всю эту процедуру. Больно суетливым, прижимистым показался ей суженый в заботах предпраздничных. С постной меркантильностью до всего касался. Пересчитывал всё тщательно, сравнивал, выгадывал. Таким хватом глянулся, что оторопь взяла. Вроде парень как парень был. А тут такое, оказывается…

Наталья и высказала ему по полной программе. Она это умела. Жених надулся как хомяк, обиделся. Наталья тогда поймала себя на мысли, что он и в самом деле на хомяка похож. Щекастенький, со здоровым румянцем. Лезет же в голову чушь всякая не ко времени!

А он между тем и в вовсе в каприз обвалялся, звонить перестал. Ну и скатертью дорога! Наталья не то чтоб расстроилась, а так – заскучала. Хоть уж и на последнем курсе была, соображала что почём, а потащилась-таки на молокососный вечер дебильный. Чтобы время занять да развеяться. Что кукситься да сомненьями себя изводить?

Тут и Сергей возник как новый пятиалтынный. Попал, стервец, в настроение. А может, настроение такое было, что как ни ткни – всё равно попадёшь… Нет, скорее другое. Завёл-таки Наталью женишок малохольный. Вот пружинка и сработала. Тем более Сергей полной противоположностью натальиному любезному предстал. Внешне, по крайней мере. Лёгкий, костистый, щеголеватый. С ленцой напускной в глазах.

И в разговоре Сергей был не промах. Элегантно по ходу дела ориентировался. Выслушивал с мудрой улыбочкой, парировал с лёту. Не грузил, не занудствовал. Потрепаться – одно удовольствие. Были, конечно, свои задрыги. Любил между делом порассуждать на отвлечённые темы. Да разве это грешно?

– Так странно, – говорил, – всё устроено. Дружим вот, раздруживаемся, новые шашни затеваем. Думаем, что сами и лепим дружбы эти, расставания, треволнения. А время идёт себе да идёт. И весь народ, друживший да разбегавшийся, выбывает в никуда потихоньку. Глядь, уж из прежних и нет никого. Ау!.. А дружбы и вся последующая пурга остаются. Только лица другие. А так всё то же самое. Будто нечто берёт нас в оборот, закручивает, заверчивает, а потом и выкидывает оттуда. Получается, вихрь этот отдельно живёт. И не мы его сами себе устраиваем. Мы лишь под руку ему попадаемся.