Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие
Шрифт:
Практическая философия
Возвышение к Богу начинается со стяжания добродетелей, вытесняющих собой страсти[666]. Практическая философия и посвящена борьбе со страстями[667] и усвоению добродетели[668]. Если греховный закон плоти побуждал человека стремиться к удовольствию и избегать страдания, то практическая философия предписывает, наоборот, несение вольных трудов воздержания и терпеливое перенесение невольных страданий[669]. Это несение трудов[670], умерщвление плоти[671], и составляет ее характерную черту. Оно имеет свой глубокий смысл, поскольку именно страдания уничтожают страсти (удовольствие) и служат к прощению грехов[672]. В этих страданиях, переносимых по практической философии, точно так же проявляются промысла и суда[673], как проявились они и в деле нашего искупления.
Труды практической философии и вся вообще борьба со страстями должны развиваться последовательно и планомерно, соответственно ходу развития страсти вообще. Соблюдая такую планомерность, нужно прежде всего поставить вопрос об условиях, в которых развивается эта борьба, об отношении к чувственным предметам,
Но внешние блага составляют только обстановку нравственной жизни человека, в общем даже безразличную. Это — только поводы к страстям. Источник же зла скрывается в глубинах души человеческой, в самих страстях[680]. Борьба с ними и составляет главную задачу подвижника. Она совершается обратно развитию страсти: начинается с уничтожения внешних проявлений зла (по плоти) и заканчивается внутренней борьбой помыслов[681], т. е. начинается с более легкого, а заканчивается — более трудным. Параллельно вытеснению страсти идет и развитие добродетели, причем это развитие совершается в таком же порядке, в каком ведется борьба со страстью. Сперва усвояется лишь внешняя сторона ее, способ ее осуществления , внешний подвиг, потом же постигается и внутренний ее смысл [682] и значение. В последнем случае деятельность подвижника становится одухотворенной, осмысленной; она развивается уже под руководством созерцаний, или помыслов ( [683], )[684] о добродетелях, которые озаряют человека в такой же степени, как [685]– идеи ведения о бытии мысленном — просвещают ум на созерцательной стадии. В указанном порядке происходит усвоение всякой добродетели. Оно всегда начинается с внешнего подвига, чтобы сделать добродетель в конце концов внутренним достоянием души[686].
Ближайшая цель аскетических усилий по практической философии — это обуздание страстных сил души — и , подчинение их разуму[687]. В данном случае преследуется не уничтожение этих сил, а сообщение им нового направления, устремление их к вещам божественным[688]. В греховном состоянии человека основным началом деятельности страстных сил души является страстное стремление к чувственным удовольствиям. Оно-то и породило то бесчисленное множество чувственных страстей, с которыми, прежде всего, приходится бороться подвижнику, проходящему практическую философию. Основной прием борьбы со страстями во всех случаях всегда один и тот же: каждую страсть нужно вытеснять соответствующей добродетелью[689], соответствующим подвигом самоотречения и умерщвления плоти. Мотивом для такого подвига служит страх Божий — страх перед наказанием, — которым в корне поражается принцип удовольствия[690]. Этот страх, непосредственно рождающийся от веры, и служит первым толчком к подвижнической жизни[691] и главным побуждением к добродетели на первой (практической) стадии нравственного развития человека[692]. Сперва нечистый, греховный, как страх перед наказанием, он впоследствии»вон изгоняется»(1Ин.4:18) высшим началом — любовью, и переходит в чистый благоговейный страх перед величием Божиим,«пребывающий во веки»(Пс.18:10)[693]. Так, верой и страхом Божиим полагается начало нравственной жизни человека; из страха последовательно развиваются другие основные добродетели: сперва воздержание, потом терпение, далее — бесстрастие (полное уврачевание и ), и, наконец, из бесстрастия рождается высшая добродетель — любовь[694]. Порядком этих добродетелей начертывается весь план практической философии.
Добродетели, развиваясь в противоположность страстям, бывают, как и страсти, двоякого рода: телесные и душевные[695]. Телесные добродетели (каковы: пост, бдение, спанье на земле, послушания[696]) суть не что иное, как внешние упражнения, служащие к выражению и укреплению душевных добродетелей[697]. Ими и начинается борьба со страстями. Внешняя борьба, однако, постепенно переходит во внутреннюю, имеющую своей целью обуздание страстных сил души и оздоровление их соответствующими добродетелями.
Добродетели развиваются в том же порядке и в такой же внутренней зависимости, как и соответствующие страсти.
Прежде всего, начинается борьба с низшими чувственными влечениями человека. Ничто так не порабощает греховного человека, как страсти удовольствия,«вольные страсти»( [698]). В силу их безудержно влекут к себе человека главные предметы обольщения рода человеческого: пища, женщины, деньги, слава[699]. Для борьбы с греховной похотью удовольствия человеку нужно прибегнуть к тяжелым подвигам умерщвления плоти. В частности, против чревоугодия нужно стяжать воздержание[700], против блуда — целомудрие[701], против сребролюбия — нестяжательность[702]; против тщеславия и гордости — смирение[703]. Как одна страсть приводит к другой, так и стяжание одной добродетели и победа над соответствующей страстью облегчает борьбу со следующими: кто обуздал чрево, тот облегчил подвиг целомудрия; и т. д.[704]. Само собой разумеется, что владеющий высшей добродетелью имеет уже и низшую: достигший целомудрия уже властен над чревом. Каждая высшая добродетель охватывает предшествующую, оживляет и укрепляет ее и в этом смысле как бы обладает ей. Смирение, как высшее духовное воздержание, обнимает собой телесные подвиги умерщвления»плоти, включает в себя всю стадию (воздержания) очищения от страстей удовольствия, составляя вместе с тем жизненный нерв нравственной деятельности подвижника на этой стадии[705].
Но борьбой со страстями удовольствия подвижничество только начинается. За»вольными страстями»всегда, как наказание[706], следуют»невольные»(страдания) - [707]. Страданиями вызывается в человеке страсть печали, этот отклик неудовлетворенной
греховной похоти к удовольствию[708]. Против этой страсти необходим человеку подвиг терпения[709] и печали по Богу[710]. Нужно с благодарностью переносить невольные страдания как благое врачевство, сознавая их очистительное значение[711] и имея скорбную печаль о своих согрешениях. Основу для терпения составляет смирение: того, кто отрешился от благ мира, не будет уже повергать в печаль их лишение[712].Победа над вольными и невольными страстями и уврачевание пехотной способности души подготовляет к самой трудной и тяжелой борьбе, именно к борьбе со страстями раздражительной способности (ненависть, злопамятство и т. п.[713]). Бороться с гневом весьма трудно, почти невозможно: не всякий может погасить его внезапные распадения[714]. Нужно поэтому много трудиться над стяжанием добродетели кротости[715]. Помогает здесь лишь то обстоятельство, что предшествующие добродетели — и особенно терпение скорбей — уже смирили источник раздражительности — похоть и отвлекли ее от мирских благ, из-за которых и возникают все распри[716]. За то с победой над гневом борьба со страстями приходит к концу, и достигается важнейший результат ее — обуздание страстных сил души — похотной и раздражительной способности (, ).
Но подвижнику нужно не только уврачевать страстные силы души, но и пресечь исходные точки страстей в чувствах и помыслах. Это достигается а) через обучение чувств благочестивым упражнениям[717] и б) через борьбу с помыслами. Подвиг мысленной брани в особенности труден, не только по существу[718], но и потому, что это есть брань с демонами, внушающими помыслы[719]. Главное в этой борьбе заключается в том, чтобы не задерживать в душе помыслов, чтобы они из простых не стали страстными, или, по крайней мере, чтобы из страстного помысла не перешли в греховную склонность [720]. Страстные помыслы нужно делать бесстрастными[721], и, таким образом, развитию страсти полагать конец в самом ее начале. Меры в борьбе с помыслами двоякого рода. Помыслы можно только отгонять, не допуская развития страсти, благочестивыми упражнениями (например, псалмопением)[722]; можно и совсем отсекать, приводя их к умалению и даже уничтожению через полное удаление от мира и его благ (презрение ко всем предметам или»причинам»страсти), что осуществляется при помощи созерцаний и любви божественной[723]. В том и другом случае для мысленной борьбы с демонами потребны духовное трезвение[724] и молитва[725].
Душе, прошедшей все стадии трудной борьбы, предстоят сладкие плоды победы. В награду за подвиги ей дается благодать бесстрастия, [726], эта высшая цель практической философии. Достижение его обусловливает другой дар благодати — озарение ведением[727] (созерцание).
Бесстрастие и ведение вместе приводят к величайшей добродетели — любви божественной: бесстрастие отрешает от мира[728], ведение дает вкушение бытия божественного[729], после чего возгорается благодатный пламень любви божественной[730], который, возрастая постепенно и захватывая все силы души в одном устремлении к Богу[731], доходит, наконец, до высших мистических состояний экстатического 'а [732]. Душа, отрешившаяся от мира и охваченная этой любовью, прилепляется к Богу и ничего не ставит выше Него[733], и лишь в Нем любит Его творения[734]. Как высшая добродетель, любовь охватывает все ведущие к ней добродетели, является одушевляющим их началом и животворной силой всей нравственной жизни человека. Она заключает в себе и веру и надежду[735], и заменяет их собой как более сильное побуждение к нравственной жизни[736]. По силе ее уже самоохотно, без всякого самопринуждения[737], осуществляются все подвиги добродетели. Она охватывает и оживотворяет собой все виды подвижничества: любовь к Богу одушевляет воздержание, прогоняя всякие похотные страсти[738]; любовь к ближним укрепляет кротость, изгоняя всякие проявления гнева[739]. Включая в себе все добродетели[740], любовь осуществляет и их общее назначение — она соединяет людей с Богом и друг с другом[741], а исполняя это наиболее совершенно, она больше всех добродетелей ведет человека к обожению[742]. Последнее, т. е. обожение, лучше всего осуществляется в том непосредственном соединении с Богом, которое достигается высшим парением любви в 'е. В порыве страстной любви к Богу, в высоком мистическом восторге, душа в священном исступлении, в экстатическом состоянии, сливается с Богом[743]. Так обнаруживается лучшее свойство любви — приводить к Богу все, что произошло от Бога[744].
Естественное созерцание
Таков путь подвижника–практика, который, не имея склонности сосредоточиваться на созерцании, по прохождении практической философии находит себе упокоение в высших мистических состояниях любви. Но для ума созерцательного открывается широкая область естественного созерцания. Оно составляет вторую и высшую стадию развития после практической философии[745]. Если делание врачует душу от плотского самолюбия, , то созерцание избавляет ум от духовного неведения, [746]. Это уже дальнейший шаг в приближении к Богу[747], приготовляющий к непосредственному мистическому слиянию с Божеством. В созерцании достигается просветленное равноангельское состояние ума[748], и дается сила духовного созерцания всего бытия[749]. Созерцание не есть какое-либо философское упражнение; оно — дар благодатного озарения[750], дар, получаемый лишь по достижении бесстрастия[751] и раскрывающийся, как все дары Св. Духа, лишь по мере духовного совершенствования[752]. Подготовляемое практической философией[753], созерцание, естественно, никогда с ней не порывает, а напротив, стоит в тесной связи с ней[754], постоянно поддерживается ей и, в свою очередь, благотворно влияет на нее, погашая страсти[755] и укрепляя и одухотворяя добродетели[756]. Оно, таким образом, продолжает дело всестороннего усовершения человека, но сосредоточивается на усовершении высшей его части — ума, и получает потому большее значение, чем практическое делание[757].