Преследование

— Она только что проснулась.

Взгляд Амелии скользнул мимо миссис Мердок. Со своего места она могла увидеть лишь часть колыбели. Крошка лежала на спине, раскинув ручки и ножки. Девчушка вглядывалась в игрушку, висевшую над кроваткой.

Гренвилл еще не видел свою новорожденную дочь, с тревогой подумала Амелия. Возможно, стоит захватить вниз и малышку?

— Почему бы вам не взять ее и не присоединиться к нам? Его светлость еще не видел ее, не так ли?

Миссис Мердок, похоже, сразу уловила значение этого предложения. И, побледнев, сообщила:

— Только один раз, когда только-только прибыл сюда.

— Он полюбит ее, — уверенно произнесла Амелия.

Улыбнувшись, миссис Мердок вынула малышку из колыбели. Вся компания отправилась вниз. Сердце Амелии оглушительно колотилось, пока она вела детей и гувернантку в столовую. Как только все уладится, она улизнет из этого дома: необходимости снова разговаривать с Гренвиллом уже не будет.

Слуга по-прежнему неподвижно стоял около столовой. Обе двери оставались открытыми.

— Папа! — закричал Джон и, выпустив ладонь Амелии, понесся в комнату. Уильям пропустил Амелию вперед и вошел в столовую следом за ней.

Гренвилл сидел в дальнем конце стола, читая газету. При виде детей он поднялся — медленно, будто не веря своим глазам. Джон пулей понесся к нему, и Амелия заметила, как на лице графа мелькнуло подобие улыбки. А когда Гренвилл обнял сына, приподняв его и закружив в порыве искренней радости, Амелия ощутила ни с чем не сравнимое облегчение.

Он так любил мальчиков!

Гренвилл поставил Джона на пол и крепко стиснул в объятиях Уильяма. Когда граф отпустил старшего сына и выпрямился, на его лице все еще играла улыбка.

— Я разбил свою лошадку, — признался ему Джон.

— Мисс Грейстоун хочет взять нас на пикник, — нетерпеливо бросил Уильям. — Мы можем пойти, отец?

— Можем? Можем? — снова запрыгал на месте Джон.

Положив руку на плечо Уильяма, Гренвилл обернулся и посмотрел на Амелию. Потом его взгляд скользнул дальше, на стоявшую позади нее миссис Мердок, которая держала на руках малышку. Ледяной холод отразился на его лице.

Амелию охватила тревога. Он не хотел видеть свою дочь.

Он даже не взглянул на нее на похоронах.

Гренвилл поспешил повернуться к мальчикам.

— Мы обсудим возможность поездки на пикник после того, как вы расскажете мне о своих уроках, — сказал он и, когда оба сына заговорили одновременно, объясняя ему, почему не сделали уроки, поднял взгляд на Амелию. Помрачнев, граф сказал ей: — Я посмотрю на девочку в другой раз.

И снова повернулся к мальчикам.

Отказываясь верить в происходящее, Амелия машинально взяла миссис Мердок за руку. Когда они вышли в коридор, гувернантка посмотрела на нее круглыми от недоумения глазами.

Гренвилл даже не заинтересовался собственным ребенком, думала Амелия, разрываясь между гневом и грустью. Как он мог быть таким бессердечным, таким холодным?

— О, мисс Грейстоун, — зашептала миссис Мердок. — Я знаю, вы презираете сплетни, но, боюсь, на сей раз слухи верны.

Амелия удивленно уставилась на нее, потом быстро обернулась и закрыла двери столовой. В сознании мелькнула ужасная мысль.

— Он обвиняет бедное дитя в смерти своей жены, — с трудом выдавила она из себя.

— Не думаю, что дело в этом, — судорожно выдохнула миссис Мердок.

— Если у вас есть другое объяснение, мне бы хотелось его услышать!

— Ребенок — не его.

Глава 5

Кто-то постучал в дверь.

Он даже представить себе не мог, кто мог явиться сейчас, посреди ночи. Стук стал громче. Настойчивее.

Он вдруг понял, что знает, кто стоит у его входной двери, и резко уселся на кровати. Террор добрался и до него.

— Сент-Джаст! Открывайте! Мы знаем, кто вы и что совершили! — кричал человек у двери.

Они раскрыли тайну его личности, они узнали, что он играл сразу на обе стороны в их борьбе друг против друга, они собирались схватить его, взять под стражу и вернуть во Францию!

В сознании тут же закружились, неистово замелькали страшные воспоминания — женщины, молящие сохранить жизнь их детям; взрослые мужчины, льющие горькие слезы; Дантон, храбро стоящий перед гильотиной, обращаясь к толпе…

Бах. Аахххх! Бах. Аахххх!

К горлу подступила тошнота. Он не мог выносить звук лезвия, сопровождаемый одобрительными возгласами.

Он посмотрел вниз и увидел кровь, заливавшую все тело. Паника захлестнула его.

А потом он поймал себя на том, что сжимает холодные железные прутья решетки своей камеры. Его уже вернули во Францию — он снова оказался в той тюрьме — там, откуда невозможно сбежать!

Все было как прежде, за исключением того, что звук удара сейчас звучал еще громче.

Саймон задохнулся от ужаса, резко усевшись и вытянувшись в струнку. Яркий солнечный свет вдруг ослепил его, и он на мгновение зажмурился. Открыв глаза, он увидел, что сидит на роскошном золотисто-белом парчовом диване в кабинете с золотистыми стенами и сжимает подлокотник своего ложа, а не железные прутья. И залит он потом, а не кровью. У двери кабинета стоял слуга в ливрее, державший поднос с завтраком.

Саймон находился у себя дома, в Сент-Джаст-Холле, а не во французской тюрьме.

По-прежнему задыхаясь, он резко откинулся на спинку дивана. Неужели эти кошмары никогда не прекратятся? Они становились все страшнее и страшнее. Ночи не проходило без того, чтобы Саймону не снилось, как его хватают, бросают в тюрьму, а потом отправляют на гильотину. Он стал избегать сна в собственной постели — старался спать как можно меньше, — и все это в отчаянной надежде спастись от этих ярких, ужасающе реалистичных кошмаров.

Но сейчас он был не в Париже. Уорлок собирался отправить его назад, и Саймон, вероятно, должен был подчиниться, но до той поры он был в безопасности — настолько в безопасности, насколько, разумеется, может быть человек в его положении.

Саймон закрыл глаза, надеясь отогнать от себя мысли о терроре и страх. Он пытался собраться с духом и вернуть себе былое самообладание, но множество беспорядочно перемешанных фрагментов его жизни вдруг стали всплывать в памяти. Саймон видел своего брата Уилла, улыбался ему, когда они стояли на берегу, готовясь нырнуть в морские волны; вспоминал равнодушное выражение лица Элизабет, когда он надевал ей на палец обручальное кольцо; воскрешал в памяти момент, когда держал новорожденного Уильяма на руках, чувствуя, как сердце переполняется любовью…