Преследуя Аделин

Я сажусь в машину, чтобы съездить в свое любимое кафе и поработать, а на сиденье меня ждет красная роза. Внутри закрытой машины, которая все еще была заперта, когда я к ней подходила.

Он никогда не кладет записок. Никаких посланий, кроме красных роз с обрезанными шипами.

Когда две недели назад начался ремонт, моя паранойя лишь усилилась. В доме побывало множество людей, ремонтировавших или менявших его части. Сюда входили электрики, сантехники, строители и ландшафтные дизайнеры.

Я заменила все окна в поместье Парсонс и поставила на все двери новые замки, но, как я и предполагала, это ничего не изменило.

Он всегда находит способ проникнуть внутрь.

Любой из людей, проходивших через мой дом, мог оказаться им. Признаться, я допрашивала несколько бедолаг, чтобы посмотреть, не будут ли они вести себя подозрительно, но все они лишь смотрели на меня так, будто я спрашивала, не продадут ли они мне немного крэка.

– Мэм? – снова обращается мужчина.

Я качаю головой в качестве жалкой попытки вернуться к разговору.

– Мне очень жаль, я просто не совсем в себе, – поспешно отвечаю я, успокаивающе разводя руками перед собой.

Я чувствую себя сволочью из-за своего поведения.

Если бы я упала, бедный парень, наверное, винил бы в этом себя. Меня легко могла подставить земля, или я сделала бы слишком большой шаг и разбилась бы насмерть только из-за его беспокойства.

Он бы прожил остаток жизни с чувством вины, и кто знает, что бы с ним стало из-за этого.

– Понятно, – говорит он, все еще глядя на меня немного настороженно. Он чешет плечо большим пальцем. – Ну, мы вернемся завтра, чтобы установить перила.

Киваю, переплетая пальцы.

– Да, спасибо вам, – негромко отвечаю я.

Я буду горевать о том, что чуть не разрушила его жизнь, когда он уйдет, и хотя он кажется невероятно милым, я со всей уверенностью могу сказать, что он желает только одного – просто оказаться подальше отсюда. Но его доброта перебарывает. Или это настойчивая потребность убедиться в том, что он уйдет не с чувством вины.

– Может быть, вы хотите, чтобы я кому-нибудь позвонил?

Улыбаюсь и отрицательно трясу головой.

– Я знаю, это выглядело скверно, но, уверяю вас, я не собиралась прыгать.

Его плечи опускаются на пару сантиметров, а морщины на лице разглаживаются от облегчения.

– Это хорошо, – кивает он. Парень уже начинает поворачиваться, но потом останавливается. – О, вам там принесли розы.

Мое сердце замирает на целых пять секунд, прежде чем переходит на повышенную передачу и взлетает вверх по моему горлу.

– Что? Кто?

Он пожимает плечами.

– Я не знаю. Они уже были, когда мы вернулись с обеда. Я совсем про них забыл. Могу принести…

– Нет, все хорошо! – поспешно перебиваю я. Его челюсти смыкаются, и на его лице появляется еще одно странное выражение. Этот человек определенно считает меня сумасшедшей.

Он снова кивает с обеспокоенным взглядом, затем разворачивается и уходит назад по направлению к входу в поместье. Тяжело вздохнув, я жду, пока он не скроется из виду, и только после этого иду обратно.

Было бы странно идти сразу следом за ним, когда два человека, идущие в одном направлении, не заинтересованы в разговоре друг с другом.

У меня мурашки по коже.

Когда я подхожу к дому, сначала останавливаюсь, чтобы полюбоваться, как красиво выглядит новое черное крыльцо. Внешний вид дома тоже преобразился – все еще черный, но с новой обшивкой и свежей краской. Я оставила виноградные лозы, привела в порядок горгулий, и хотя камень обветрился и потрескался, это только добавило характера этому призрачному поместью. Похоже, мой вкус не более радужный и солнечный, чем у моих предшественников.

Затем мой взгляд останавливается на букете красных цветов, прислоненном к двери. Похоже, что их положил сюда кто-то из рабочих – скорее всего, они не хотели входить в дом без моего разрешения.

Окидываю взглядом участок. Солнечные лучи почти рассеялись, и в полутора метрах за линией деревьев я уже ничего не вижу. Если там кто-то есть, он может наблюдать за мной, а я и знать ничего не буду.

Чувствуя, что дело не терпит отлагательств, я собираю розы, бросаюсь внутрь и запираю дверь за собой. В букет оказывается аккуратно вложена одинокая черная карточка. Я различаю золотую каллиграфическую надпись в ней.

Мои глаза удивленно расширяются, я настороженно смотрю на записку. Это первое настоящее послание, которое я получаю от своего преследователя. Какая-то часть меня с тревогой ожидала этого, надеясь, что он объяснит мне, чего он от меня хочет.

Но теперь, когда оно здесь, я хочу порвать его на кусочки и жить в блаженном неведении.

К черту, я, вероятно, умру от сожаления и любопытства, если не прочту его.

Дрожащими руками вырываю карточку, разворачиваю ее и читаю:

«Мы скоро увидимся, маленькая мышка».

Ладно, я могла бы прожить и без этого.

В смысле, «маленькая мышка»? Очевидно, что это тот самый тип, который преследует меня, и у него, должно быть, потек чердак. Наверняка, так оно и есть.

В отвращении я достаю телефон из заднего кармана и звоню в полицию. Мне очень не хочется иметь с ними дело сегодня вечером, но об этом необходимо сообщить.

Я не настолько наивна, чтобы ожидать, что они спасут меня от тени, что привязалась ко мне, но будь я проклята, если после смерти я останусь нераскрытым делом.

В мою входную дверь мягко, но настойчиво стучат. Когда я слышу какой-либо шум в поместье, мое сердце почти инстинктивно пропускает несколько ударов.

Разумеется, это не идет на пользу моему здоровью. Может, мне стоит добавить в рацион хлопьев? Слышала, они полезны для сердца, верно?

Подхожу к окошку у двери и выглядываю через занавеску, чтобы посмотреть, кто там.

У меня вырывается стон. Я хотела бы почувствовать облегчение от того, что за моей дверью стоит не какой-то жуткий чувак с пистолетом в руках и рассуждающий о том, что если он не сможет заполучить меня, то никто не сможет. Правда, хотела бы.

Поэтому мне даже немного грустно от того, что это не настойчивая тень, готовая лишить меня жизни.