Престидижитатор Сталина

— Позвольте в столицах институты медицинские открыть, с правом обучения там и женщин, и вообще лиц любого сословия. И еще пяток, в других городах…

— Да, женщины того достойны, что на вашем примере доказано. Институты учреждайте, уставы только подготовьте, я подпишу. А сколько средств из казны на это потребуется?

На последний вопрос Алёна ответила со всей своей крестьянской прямотой:

— Ваше величество, вы же про деньги не всерьез спрашиваете?

— Как с вами, Павловыми, всё не просто! Но раз уж вы спасли Александру Александровну…

— А орден Святой Екатерины у неё уже есть, — поспешила напомнить присутствующая здесь же Александра Федоровна.

— … то уместно будет наградить вас и орденом святого её покровителя Александра Невского.

— Его же женщинам не дают… — заметила Александра Федоровна.

— Таким, как Алёна Александровна — дают, — ответил Николай, — тем более что она так рьяно за права женщин воюет. Пусть примером для прочих будет! И да… — царь минутку помолчал, очевидно обдумывая пришедшую ему в голову мысль, — уставы институтов ваших я утверждать не стану. Пиши указ, — он повернулся к секретарю, — уставы всех заведений учебных, герцогиней Павловой учреждаемых, означенная же герцогиня Павлова Алёна Александровна и утверждать будет, и никакие иные чины не вправе будут уставы те менять, — а продиктовав указ, он повернулся у Алёне и с улыбкой добавил:

— Чернила — они тоже денег стоят, а у вас их куда как больше чем у меня.

Когда высочайшая аудиенция закончилась и почти все уже вышли из кабинета, Алёна робко поинтересовалась у Николая:

— Ваше величество, а вот моему мужу могут другие институты понадобиться, не медицинские…

— Алёна Александровна, ты дура что ли? Я в указе хоть словом о медицине обмолвился? А с мужем сама договаривайся, незачем вам ко мне шастать, и так уже надоели. Кстати, на институт медицинский в Петербурге ты денег все равно у меня возьми хоть полмиллиона, и подбери дворец какой готовый уже, чтобы не затягивать дело. Деньги не из казны, мои личные будут: в благом деле и мне поучаствовать хочется. Ну всё, иди уже с Богом…

Жалко было, что Звягинцев такое полезное дело забросил, но с ним хотя бы проблем у меня не было. А вот с Зининым у меня хлопот было выше крыши: товарищ со страшной силой мечтал поделиться со всем миром своими открытиями. Причем желал этого совершенно бескорыстно (ну, если не считать корыстью «признание заслуг мировой общественностью») — просто потому, что часто он даже не понимал, что именно он делает. Например, о том, что полученный им сульфаниламид и сильнейшее лекарство «стрептоцид» суть разные названия одного и того же, он даже не подозревал. Как не подозревал и о том, что в далеком городе Кургане этот препарат уже выпускается десятками килограмм в сутки. Курган я выбрал в силу двух причин: отдаленности от Европы и хорошей транспортной доступности. Последняя «сама получилась» когда я стал быстренько строить дорогу в Омск.

Вообще-то индустриальному гиганту на Тоболе не повезло: генерал Рерберг, занявшийся по моей «убедительной просьбе» (и по приказу Николая) строительством дороги из Челябинска в Омск, проложил дорогу примерно на двадцать километров южнее Кургана. Но кто запретит мне кинуть небольшую узкоколейку до интересного мне города? Тем более, что строить узкоколейки стало уж совсем дешево. Просто я потихоньку менял пути на «старых» дорогах до Луганска и далее до Оскола, Никополя и Кривого Рога на «широкую колею» — а готовые (и, в общем-то, не сильно изношенные) двадцатиметровые узкоколейные звенья просто распихивал по складам… И, как оказалось, избыток рельсов на складах был совершенно не лишним.

Весной пятидесятого года Николай отдал приказ ввести войска в Молдавию и Валахию: оказывается, православное население этих двух территорий, формально входящие в Османскую империю, по какому-то договору между османами и Россией, находились как раз «под покровительством России», а тут османы резко начали их снова притеснять. Да ладно бы одни османы: в рамках программы защиты христианского населения Николай ввел армию даже в Бухарест, но тут выступил австровенгр Франц-Иосиф и потребовал русские войска оттуда вывести, пригрозив войной. Русский царь смекнул, что слишком много врагов в одной войне осилить будет сложновато и войска из Румынии вывел. Но, я думаю, затаил…

В конце лета османский босс выставил ультиматум, в котором потребовал вывести русские войска в двухнедельный срок — но уже через неделю османы начали войну. И немедленно огребли, но им на помощь резко бросились Британия, Франция и Сардинское королевство. Эти три «европейские державы» тут же ввели очень немаленький флот в Черное море (и не только в него), ну а я приказал быстро-быстро выстроить хоть какую железную дорогу в сторону Севастополя. Вот тут-то разобранные рельсы и пригодились: их клали прямо на шоссейную дорогу, причем в сутки успевали проложить километров шесть.

Алёна, читая сводки, приходившие в Одоев по телеграфу, чуть ли не каждый день теребила меня:

— Никита, какого рожна ты тут сидишь и ничего не делаешь?

Примерно две недели теребила, пока я не рассказал ей, почему:

— Золотко моё, политика сама по себе штука очень циничная, а война — она цинична стократно. Лично я не сомневаюсь, что британцы с французами наверняка сделают какую-то мерзкую вещь, но мне важно, чтобы об этой мерзости сообщили их газеты. И чтобы их мерзкое население этим мерзостям возрадовалось.

— Зачем?

— А затем, чтобы потом они не могли спрашивать «а нас-то за что?».

— Но вот они Одессу разбомбили, а ты…

— А я строю железную дорогу в Симферополь и Бахчисарай. Она нам очень пригодится вскоре.

— Да знаю я… Но мне все равно очень не нравится то, что ты просто сидишь на попе ровно и чего-то ждешь.

— Понимаю. Но когда я дождусь, ты всё поймешь. Сегодня они Бердянск разбомбили и сожгли, но там десант был небольшой, и они быстренько все обратно уплыли. А вот когда они высадят уже серьезный десант…

— А когда?

— Думаю, что весной. Я как раз успею на дороге вторые пути проложить, а это — уже сорок восемь пар поездов в сутки.

— Сорок восемь пар, по двести сорок человек в поезде… это получится по двенадцать тысяч почти в сутки?

— Тысяч по пять, там же и припасы всякие возить придется. Но нам-то много народу не понадобится, в Крыму и десяти тысяч хватит. Но на Крыме я останавливаться не собираюсь…

— Ты сам-то в Крым собрался?

— Ты же знаешь, что нет. Там и без меня разберутся, а я отправлюсь в Петербург. Вот весна наступит — сразу же и отправлюсь…

Тройственная интерлюдия

В которой англичанка начала гадить. Но, как выяснилось, себе на голову.

Николай Николаевич Раевский был очень зол, ведь на просьбу передать ему дополнительные пушки директор цементного завода майор (ну хорошо, пусть обер-гиттенфервалтер, но все равно для генерал-лейтенанта простой майор) Иванов ответил категорическим отказом. Даже не так, он издевательски сообщил, что «вам мои пушки не понадобятся, да и стрелять из них у вас тут некому». А ведь для защиты Новороссийска этот Павлов выстроил на мысе Любви какую-то совершенно несерьезную даже не батарею, а батарейку шутейную, куда поставил всего шесть своих стальных пушчонок калибром по три дюйма — а на заводе, по слухам, пушек каких-то было дюжины три. Правда, никому не было известно, каких пушек, так что придется город защищать с тем, что есть…