Преступление доктора Паровозова

— Ты что, Фунтиков, решил каждому по девушке захватить? — кивнул я на невиданный прежде пластиковый чемодан, скорее похожий на кейс «дипломат», правда, раз в двадцать больше. — Дырки-то хоть просверлил, чтобы они там не задохнулись?

— Леха, — жарко зашептал на ухо Валерка, — кореш попросил товар в Питер перегнать. Там икон — на сто штук зелени, отвечаю!

Мне поплохело. Купюра в сто долларов вызывала трепет. Одну такую дал подержать наш компьютерщик, большой добрый парень по имени Илья, а тут сто тысяч. Даже если Валерка в десять раз приврал, ситуация была будь здоров.

Тем временем Валерка пояснил, что иконы решил толкнуть за бугор Витька, его приятель-стоматолог, который с год как подвязался к солнцевской братве, но бизнес этот его сугубо личный, и не дай бог, про это узнают коллеги из славной группировки, тогда ему хана, и хорошо, если просто застрелят. Но на то они и друзья, чтобы друг друга выручать.

— Сдурел, Фунтиков? — спросил я негромко. — Нас если по дороге дружки твоего криминального дантиста не пришьют, так по приезде сразу в Кресты определят. Наверняка какой-нибудь храм грабанули. Он тебе хоть заплатить обещал?

Валерка задумался и начал изучать шпиль на здании вокзала.

— Вообще-то Витька классный парень, — почесав в затылке, сообщил он через пять минут. — Веселый, зубы мне иногда сверлит.

Я пристально на него взглянул. Валерка еще малость подумал.

— Когда вернемся, я с него сумку стребую, вот эту. — Он повернулся и продемонстрировал болтающийся за спиной спортивный баул с надписью Adidas. — Он мне ее в дорогу одолжил, фирменная вещь.

Я кивнул, и мы, подхватив чемодан, а он весил не меньше центнера, стали продираться в вагон. Ни на одной из полок он так и не уместился и был водружен на пол, этакой Берлинской стеной, разделяя купе ровно надвое. Соседи, пробираясь ночью в туалет и форсируя эту преграду, шепотом матерились.

Сон мой был тревожен. Чудились страшные солнцевские, с ножами в зубах, крадущиеся вдоль состава, эскадроны диких тверских махновцев на своих вороных, по пятам преследующих поезд безлунной ноябрьской ночью, православные инквизиторы на Сенатской площади с хоругвями, требующие расправы над кощунниками, и звенящие кандалами работники правоохранительных органов, поджидающие на станции назначения.

Ранним утром, за двадцать минут до прибытия, уткнувшись лбом в холодное стекло и прихлебывая горячий чай, к которому прилагались протокольные два куска железнодорожного сахара, я посмеивался над своими ночными кошмарами. Сейчас мы прибудем в колыбель революции, мигом сдадим чемодан встречающим контрабандистам и пойдем себе на улицу Некрасова в кукольный театр.

Нас не встретили. Собственно, никого не встречали, и нас тоже. Поезд пришел по расписанию, в шесть утра с чем-то, было темно, холодно, редкие фонари светили вполсилы. За несколько минут пассажиры освободили состав и двинулись вдоль платформы нестройным караваном, огибая нас с Валеркой и чемоданом.

— Опаздывает, собака! — сказал Валерка, зябко передернув плечами. — Ничего, сейчас появится!

— Хочется верить! — пробормотал я, пытаясь изо всех сил бороться с утренним раздражением. — Хочется верить, что появится! Иначе я тебя убью, Фунтиков.

— Витька своего брата попросил, он в Тосно живет, — бодро ответил Валерка. — Наверно, электричка задерживается.

Понятно. Семья придурков. Один посылает поездом дружка с товаром на сто тысяч долларов, второй, оказывается, на электричке едет, да еще и опаздывает. Я-то думал, нас на черном лимузине встретят, с двумя джипами охраны.

Тем временем платформа опустела. Остался только носильщик со своей громыхающей тележкой. Каждый раз, проезжая мимо, он пытался ленивым подмигиванием нам предложить свои услуги, но мы целомудренно отворачивались.

Через полчаса поезд отправился в тупик, и стало совсем неуютно. На всем пространстве платформы не было ни души, только мы с чемоданом нарушали эту пустынную гармонию.

— Фунтиков, беги звони этому кретину, — произнес я с ненавистью, после седьмого перекура, — половина девятого. На два часа не опаздывают.

И остался один караулить.

Откуда-то сбоку поднималось малокровное северное солнце, разом погасли все фонари, а со стороны вокзала ко мне, одиноко сидящему верхом на чемодане, шли два патрульных милиционера с собакой породы ротвейлер.

Ну вот, кажется, и все. А ведь мог бы сейчас в гостинице чай пить. Я закурил — когда еще будет такая возможность — и обреченно вздохнул.

Они медленно приближались. Тот, что с собакой, отпустил поводок, и ротвейлер, немного поотстав, нюхал асфальт перрона и лениво фыркал.

Нужно напустить на себя максимально равнодушный вид, принять образ благонамеренного гражданина. Действительно, обычный пассажир, с билетом, сидит, покуривает, ждет товарища, который сейчас позвонит в гостиницу и вернется, и мы пойдем, мы хорошие, никакие не контрабандисты, мы иконы чемоданами не возим, мы распространяем театральный журнал, несем искусство в массы.

Милиционеры были уже совсем рядом, я слышал дыхание собаки и обрывок разговора:

— Шмотки мои собрала, в два узла увязала и в коридор выставила. Пиздуй, говорит, в свою Вологду. А главное, видеоплеер мой не отдает, нормально?

— Да, попал ты. И что теперь, обратно в общагу возвращаться?

Они поравнялись со мной. Чтобы не привлекать внимания, я смотрел себе под ноги и видел милиционеров только до пояса, то есть ноги в форменных брюках и ботинках и кобуру у каждого на ремне. Ротвейлера я видел целиком.

Стражи порядка уже было начали проходить мимо, увлеченные разговором, но их ротвейлер, поравнявшись со мной, встал как вкопанный и уперся в меня тяжелым взглядом. Вот ведь сволочное животное!

— Ну, это мы еще поглядим насчет общаги! Я ей тогда на дорожку так в бубен накачу, всю жизнь помнить будет!

Поводок натянулся, ноги в ботинках притормозили. Ротвейлер смотрел не мигая. Милицейская собачка, почуяла. Сейчас и человеки подтянутся.

Тут поводок дернулся, раздался голос того, кто изгонялся в Вологду, где резной палисад:

— Заснул, что ли? А ну, рядом, я сказал!

Ротвейлер громко чихнул и поковылял догонять ботинки хозяина.

А уже через минуту прибежал Валерка.

— Представляешь, Леха, проспал мудила этот! — радостно объявил он. — Договорились теперь на шесть вечера, у камеры хранения. Ничего, мы с него штуку стребуем за такую подставу. Не, даже две.

Дотащив чемодан до камеры хранения, мы обменяли его на бумажку квитанции и пешком отправились в гостиницу.

В пятнадцать минут седьмого в условленном месте появился мужик такой степени ошалелости и помятости, какая бывает у только что выпущенных из вытрезвителя.