Преступление и наказание

— Есть. Хосе-Антонио, — отвечаю.

— Гы-гы! Что, самый симпатичный?

Ему есть от чего веселиться. Хосе-Антонио всегда красит свои седые волосы, а в последнее время, даже, сделал пересадку волос на свою обширную лысину, вызвав этим насмешки зэков и охранников.

— Про симпатичность можно будет потом поговорить, когда у него волосы отрастут. А вот, что он подарил мне бумагу и авторучки, я обязательно напишу в отдельном рассказе. А про тебя не буду, ты мне ничего не даришь.

— А что тебе надо? — не подумав, спрашивает Луис.

— Общую тетрадь и авторучку. Заодно увеличишь твой имидж в моих рассказах.

— Ладно, куплю.

На следующее дежурство он не приносит обещанного. На мой прикол отговаривается, что хорошие дела быстро не делаются, и старается поменьше разговаривать со мной. Но от меня так просто не отделаешься. Жду его появления на ночном дежурстве и, когда он на проверке заглядывает в приоткрытую дверь, показываю ему руками открывающиеся и закрывающиеся страницы. Луис фыркает и снова исчезает.

Исчезает на пару недель. В Испании, когда праздники попадают на рабочие дни рядом с выходными, их соединяют и народ отдыхает три, четыре или пять дней подряд. Тюремные охранники с их скользящим графиком, дежурят друг за друга и накапливают, таким образом, до десяти дней вместе с такими праздниками.

Появившись на смене, Луис пытается разговорить меня на тему Ивана Грозного. Там на отдыхе он или прочитал чего, или по телевизору увидел. Поговорили. А когда закончили, я спрашиваю, а где моя новая тетрадь? Луис с шумом втягивает воздух, что означает простое забытие обещания.

— Хочешь, я украду где-нибудь для тебя тетрадку? — спрашивает он, пытаясь перевести всё в шутку. Ты же знаешь, что мы в Испании все воруем.

— Хочу. Но не воруй в китайском магазине. Укради в «Кортэ Инглес» (сеть дорогих магазинов в стране).

— Не, я здесь украду. В тюрьме. Например, прямо у директора.

— Воруй, — соглашаюсь я. А если тебя застукают, скажи, что я тебя заставил.

— Мне не поверят, что такой маленький русский заставляет такого большого, как я.

— Директор поверит. Он же делает что-то, когда я его заставляю. Но, если будешь покупать, а не воровать, то заодно купи себе сопливчик. И тычу пальцем в пятно на униформе Луиса, оставшееся после утреннего кофе.

Это замечание его обижает, и он исчезает в своей кабине, стараясь до конца дня проходить подальше от меня.

Проходит Новый Год. Луиса нет. Тетради нет. Нет и авторучек. Дожидаюсь его дежурства и интересуюсь, как идёт процесс. Он отшучивается и, в свою очередь, спрашивает, каким я опишу его в истории. К этому я готов и даю прочитать ему рассказ «Воспитывание». Он читает и смеётся до слёз.

— Начинаю бояться того, что ты напишешь.

Исчезает на некоторое время и в середине дня, когда нас закрывают по камерам, протягивает мне две новые авторучки.

— Надеюсь, это то, что тебе надо. Утащил в одном месте. Тетрадь украсть не смог. Всё лежит так, что незаметно не утянешь.

— Хорошее воровство должно быть хорошо подготовлено, — соглашаюсь, — Особенно, если хочешь украсть в тюрьме.

Время хоть и не резиновое, но тянется, когда ждёшь чего-нибудь.

— Где моя тетрадка? — спрашиваю в следующий раз.

— Слушай! — возмущается Луис, — Нельзя же быть таким. Первый раз вижу зэка-взяточника!

— И никто больше не увидит, — поддерживаю разговор, — Поэтому перед тем, как ты уйдёшь на новое место работы, предупреди новых охранников, что я про всех пишу книгу и, если кто не хочет в неё попасть, пусть подарит мне тетрадку. Этого будет достаточно. В тюрьме даже коррупция имеет другие цены.

Луис весело смеётся пару минут. Представляет, наверное, свои будущие разговоры с коллегами.

— Ты какой-то нетипичный испанец, — говорю ему однажды, — То, что ты испанец, сомнений нет: потому что не выполняешь своих обещаний. Но все твои соотечественники планируют осуществить что-то завтра, в то время, как ты всегда используешь «сегодня».

Тетради я так и не дождался.

ЖМУРИК

Откинувших копыта в испанских тюрьмах эвакуируют на свободу по специальному протоколу: сначала их, как правило доставляют в санчасть. Свидетелей-то нет и никто ничего не расскажет о том, что при транспортировке пластикового мешка его пару раз уронили на лестнице. А перед этим продержали некоторое время в камере на случай воскресения.

А дальше — строго по правилам: по приезду спецмашины из труповозного сервиса в тюрьме закрываются все двери, не забыв загнать внутрь всех зэков, оказавшихся между блоками. Открываются все двери шлюзов на обоих периметрах и на территорию тюрьмы заезжает автомобиль, сопровождаемый шефом дневного дежурства. Из санчасти — без почестей, но и без небрежностей — выносят бренные останки. Грузят их. Ставятся все нужные подписи на документы. Автофургон уезжает, двери закрываются и, пока ещё живые, зэки продолжают исправляться. «Мёртвый в гробе мирно спит, жизнью пользуйся живущий».

В приоткрытую на ладонь дверь привычно заглянул охранник. Убедился, что мой сокамерник и я живы-здоровы и пошёл к следующей двери. Так же, молча, проверил там и звук его шагов стал удаляться по коридору. В модуле была сравнительная тишина. Зэки, у которых не было ни телевизора, ни радио, уже съели нужные таблетки и готовились погрузиться в иллюзорный мир. Другие досматривали «Симпсонов» или, как мы, знакомились с новостями.

Вдруг моё ухо уловило необычно повышенный голос охранника. Пульт телевизора я держу в руке и быстро выключаю звук.

— … и бегом поднимись сюда, с чем-нибудь, чтобы отрезать, — донеслось окончание фразы охранника. Очень интересно. Приникаю к приоткрытой двери под любопытным взглядом моего товарища. Жестом останавливаю его вопрос и слышу, как охранник нажимает в далёкой от нас камере кнопку интерфона и просит коллегу вызвать врача из медчасти, шефа ночного дежурства и подкрепление из других блоков. Потом говоривший спохватывается и говорит оператору позакрывать двери камер. Все двери со стуком закрываются и в модуле воцаряется тишина. Видимо, не только я заметил ненормальность ситуации и все притаились, пытаясь угадать, что происходит. Мой товарищ по камере не понимает испанского и мы общаемся по-французски.

— Кэс-киль я ля ба? Что там происходит?

— Похоже, что кто-то если не умер, то пытается это сделать, объясняю.

Смотровой глазок на двери нашей камеры по низу не закрывается плотно и это позволяет мне видеть большой кусок коридора и пять дверей камер напротив. Наблюдаю. Пробегает охранница. За ней, через некоторое время ещё трое. Потом ещё и ещё. Кто-то в зелёной одежде медсестры. Потом проносят чемодан с дефибриллятором. Комментирую это товарищу и смотрю, что будет дальше. Несколько человек бегут обратно. Кто-то возвращается с большим чемоданом красного цвета, в котором, предполагаю, находится аппарат искусственной вентиляции лёгких. Спустя время, слышу пиканье машины. Угадал. Беготня по коридору продолжается. Им же никто не мешает: все другие двери закрыты. Мой сокамерник теряет интерес ко всему и заваливается на койку. Моё любопытство ещё не удовлетворено.