Преступники и преступления. Законы преступного мира. 100 дней в СИЗО
Шрифт:
И только на одиннадцатом месяце его бесполезных поисков появилось нечто определенное. Однажды в полночь его разбудил телефонный звонок.
— Буковский? — сиплым, приглушенным голосом промычал кто-то в трубку.
— Я.
— Хочешь знать, кто порешил твою дочь?
— Хочу.
— Его кличут Крест. Он промышляет на Красном, в притонах.
— У вас есть доказательства?!
— На местах преступлений он всегда ставит крестики.
— И все?!… А твой интерес в этом деле?!
Ответа не последовало. Короткие гудки, как пули, просверлили душу Буковского. Он поспешно
— Ты куда? — испугалась жена.
— Спи, спи, на службу вызывают. От сейфа ключ потеряли. Я быстро.
Стиснув зубы от мучительной сердечной боли, в который раз знакомой тропой пробрался до тупика рокового подвала. С неистовым упорством начал рассматривать длинную стену, опоясанную трубами различного диаметра и назначения. Бетонные блоки и кирпичи хранили тягостное безмолвие, отражая лишь эхо шагов упрямого человека.
Буковский вздрогнул. В нескольких шагах от места гибели дочери, на почерневшем кирпиче хорошо просматривался чуть наискось нацарапанный крестик. Капитан осмотрел все стены вокруг, но ничего подобного не нашел. Измерил и срисовал его. На следующий день сфотографировал, вызвал сотрудников милиции.
Эксперт горотдела определил, что крестик, предположительно, вырезан остроконечным лезвием, взрослым человеком среднего роста. К тому же оперативники вернулись еще к одному нераскрытому преступлению — убийству молодой женщины. И там, под сводами железобетонного моста, нашли такой же знак — идентичный.
Вычислить и найти пресловутого Креста в притонах Красного было делом техники. Им и оказался некий Кисляк. Ему вменили в вину сутенерство, содержание притона, тунеядство. Но доказать убийства с изнасилованием следствие не могло. Кисляк все отрицал, а улик не было.
Буковский продолжал поиски сам. Единственной зацепкой оставался ночной телефонный звонок. Он не сомневался, что сообщил о Кресте его кровный враг. «Кто он?» — мучило капитана и днем и ночью.
Сергей Иванович посетил всех любовниц Креста. И тех, с которыми он спал, и тех, которых предлагал другим. Вышел на Алису Киндер, особую симпатию сутенера. Ее он продавал только в исключительных случаях, дарил ей дорогие подарки, охранял.
На просьбу Буковского встретиться и поговорить Алиса равнодушно ответила:
— С ментами не знаюсь.
Сотрудник ОВД был готов к такому повороту и, как бы невзначай, обронил:
— Как знаешь, но подарки Кисляка ворованные. Ты можешь сесть за соучастие.
— Какие подарки?
— При встрече скажу…
На дальней аллейке городского парка, у чудом уцелевшей деревянной беседки, и состоялось их свидание.
— Ты магнитофон не прячешь? — подозрительно сощурила глазки Алиса.
— Нет. Можешь меня обыскать.
— Я могу только обласкать, но ты староват и к тому же полицейский.
— Алиса, Крест убил мою дочь. И еще одну девушку два года назад. Под мостом. Помнишь?
Киндер съежилась, втянула шею и, как змея, прошипела:
— Это не он. Я ничего не знаю и ничего тебе не скажу.
— Он оставил следы. На местах преступлений чертил крестики. Вот такие.
Буковский показал фотографии
Алисе. Заметил, как та побледнела и сникла. После небольшой паузы призналась:— Да, он любил вместо подписи чертить либо плюс либо минус в зависимости от настроения, отличая хорошее от плохого. Особенно в письмах.
— У тебя сохранилось хотя бы одно?
— Нет, я все сожгла, как только его арестовали.
Они еще долго беседовали. Алиса поведала о своей неустроенной, грязной и бедной жизни, капитан рассказал о своем горе. В чем-то их судьбы оказались удивительно схожи, одинаково искривлены и безысходны. Еще Киндер вспомнила о своем первом покровителе Георгии Зимине. Ревнивом и страстном, которого боялись все, даже Крест.
— Это он мне звонил из колонии, — тяжело выдохнул Буковский, прощаясь с Алисой.
Вскоре Зимина Г.С. этапировали в СИЗО. Однако первым его допрашивал не следователь по особо важным делам УВД, а капитан Буковский. Он принял его, поместил в 107-ю камеру и поздним вечером, тет-а-тет, повел с ним доверительный разговор.
Зимин вел себя достойно, как и подобает «вору в законе». Признался, что звонил, желая отомстить Кисляку за связь с Алисой.
— Откуда все-таки ты узнал о крестиках? — настаивал Буковский.
— Вычислил. Эта мразь царапала крестики даже на груди живых баб, с которыми спал. А на мертвых не мог. Значит, ставил в другом месте.
— Как это доказать? Где эти женщины? У тебя есть свидетели, факты?
— Нет, командир, на ментов я не работаю, ты же знаешь. Это мне за падло.
— Но ты же хочешь отомстить?
— Хочу.
— Послушай, Гриша, — после недолгого раздумья произнес Буковский, — Крест здесь, рядом. Я могу организовать вашу встречу.
— Нет, капитан, на «мокрое» дело я не пойду.
— Он тебе расскажет, как торговал Алисой. Ночь шла за десять долларов. И не одна. Похвалится, что скоро опять будет на свободе. И это правда.
Глаза Зимина сузились, голос задрожал.
— Давай его сюда…
Кисляк зашел в 107-ю камеру, огляделся и, заметив грузное тело, лежащее с книжкой спиной к дверям, язвительно спросил:
— Это кто здесь такой грамотный?
— Я! — Зимин сел, свесил ноги и просверлил свирепым взглядом своего врага.
Тот, узнав вора, испуганно отступил к двери, которую Буковский уже успел захлопнуть и закрыть.
— К параше! — процедил Зимин, указывая пальцем место для сокамерника.
Буковский стоял перед камерой, но ничего не видел. Зимин завесил глазок полотенцем. Слышал только сбивчивые, захлебывающиеся оправдания Кисляка и глухие удары, прерывавшие его крики о помощи и пощаде.
Утром, на подъеме, Крест не встал. Старший по корпусу зашел в камеру, сдернул одеяло и попятился. Посиневшее лицо Кисляка смотрело широко открытыми оловянными глазами. Его кулаки сжимали рукава рубашки, плотно перетянувшей шею и затянутой узлом на груди.
Непродолжительное следствие и служебное разбирательство установило, что смерть заключенного Кисляка Ф. И. наступила от самоудушья. Зимин все отрицал, контролер ничего не видел, а капитан Буковский подал рапорт с просьбой уволить его из органов внутренних дел.