Преступный мир и его защитники
Шрифт:
Жених, наконец, решил возвратиться в Петербург, чтобы убедиться — любит ли его Сергеева.
— Если она обманывает меня, то я убью и себя, и ее, — возбужденно говорил он.
29 марта он был уже в Петербурге и отправился вечером в мастерскую, где работала его невеста.
— Ну, что же ты мучишь меня? — сказал Улевич, встретившись с девушкой.
— Нет, я не выйду за тебя замуж, — ответила на это Сергеева.
Улевич проводил ее на Петербургскую сторону, упрашивая согласиться на брак, но Сергеева оставалась непоколебимой.
— Я раздумала, — упорно твердила она.
В день преступления мучимый ревностью, отвергнутый жених снова стал поджидать Сергееву
Когда Сергеева вышла из мастерской, ее одновременно встретили и Улевич, и его счастливый соперник.
Втроем они дошли до Невского проспекта. Здесь Зябриков распростился с девушкой, и Улевич остался наедине с ней.
Узнав, что Сергеева хочет навестить приют Сергиевского братства, где она раньше воспитывалась, жених подозвал извозчика, и они поехали в приют.
Дорогой Улевич по-прежнему стал упрекать невесту в легкомыслии.
— Ты меня губишь этим. Я все равно не буду жить без тебя, — сказал он, когда они ехали по Фурштадтской улице.
Сергеева молчала.
Потеряв надежду уговорить ее добром, Улевич выхватил из кармана револьвер и стал стрелять…
Через полгода после преступления он предстал перед присяжными заседателями по обвинению в предумышленном покушении на убийство.
Дело рассматривалось во 2-м уголовном отделении, под председательством Д. Ф. Гельшерта. Обвинял товарищ прокурора Воронов. Защитником подсудимого выступал присяжный поверенный Н. П. Карабчевский. Большой зал санкт-петербургского окружного суда буквально осаждался многочисленной публикой, и места брались чуть не с боем.
Среднего роста, красивый молодой человек, лет 26, с небольшими усами, Эдуард Улевич производил на всех благоприятное впечатление. По ремеслу он столяр.
На суде фигурировали также в качестве свидетелей Варвара Сергеева и Александр Зябриков — молодой парень, из мастеровых, еще не достигший совершеннолетия.
— Признаете себя виновным? — спросил председательствующий Улевича.
— Признаю.
— Расскажите, как это случилось.
Подсудимый тихим голосом начал передавать историю своего знакомства с Сергеевой. По его словам, он страстно любил эту девушку и, когда она оставалась без работы, часто помогал ей деньгами. При этом он беспрестанно твердил ей: «Когда же ты, наконец, станешь моей женой?»
Сергеева охотно брала у него деньги, и первоначально ей было весело с ним, но потом она разлюбила своего жениха.
— Он мне опротивел, — жаловалась она своей хозяйке.
— Не обещали ли вы выйти за Зябрикова замуж? — спросил товарищ прокурора.
— Да, обещала, — смущенно ответила Сергеева.
Как выяснилось на судебном следствии, Сергеева была довольно сентиментальная особа и любила «чувствительные» стихи.
— Действительно ли вас любил Улевич? — спрашивают девушку на суде.
— Да, любил, — отвечала Сергеева. — Теперь я простила его и злобы против него не имею.
Когда между ними произошла окончательная размолвка и они ехали по Фурштадтской улице, Улевич обратился вдруг к ней с решительным видом:
— Выйдешь за меня замуж?
— Нет, — сказала она.
После этого он почти в упор стал стрелять в нее.
Как объяснил подсудимый, он лишился в это время всякого самообладания и не сознавал уже, на что идет.
— Я не знаю, что со мной делалось тогда, — оправдывался он.
Другие свидетельские показания подтвердили данные обвинительного акта. В общем, очевидно, что Сергеева, встретившись с Зябриковым, почувствовала к нему более сильное влечение, чем к жениху, и решила покончить с надоевшим
ей Улевичем.— А вы предлагали ей выйти за вас замуж? — спросили у Зябрикова на суде.
— Ничего я не предлагал, — последовал холодный ответ.
Основываясь на следствии, товарищ прокурора настаивал на обвинении Улевича.
Слово было предоставлено защитнику подсудимого, который произнес горячую речь в защиту Улевича.
Обрисовав с симпатичной стороны личность обвиняемого, присяжный поверенный Карабчевский подробно охарактеризовал и бурную страсть Улевича, и легкомысленное отношение к нему сентиментальной девушки, очень легко меняющей свои привязанности. Со своей поруганной любовью отвергнутый Улевич должен был глубоко страдать, и не его вина, что развязка его первой любви чуть было не закончилась трагически.
По мнению защитника, Улевич вполне нормальный, хороший человек, которому доступно святое чувство любви. Он приближался к Сергеевой с искренним намерением сделать ее своей законной женой, матерью детей. Да и ее также нельзя назвать испорченным существом. Недостаток ее лишь в молодости и в том, что, полуразвитая и романтически настроенная, она принимает поверхностную накипь чувства за самое чувство. По своей неопытности, она не в силах примириться с тем, что ее свободу ограничивают и во имя долга подчиняют чужой воле. И потому любовная идиллия под конец завершилась трагической развязкой. Не надо забывать, что под ногами влюбленных всегда лежит как бы мина, грозящая взорваться при малейшей неосторожности. Имея пламенные уверения в любви, Улевич совершенно не мог ожидать того, что он встретил по возвращении, — бесцельной лжи, обмана. Под влиянием поруганного чувства он мог впасть в исступление и машинально ступить на роковой путь.
Между прочим, защитник указал присяжным заседателям, что преступление Улевича ничего не изменило во внешнем мире: Сергеева жива, здорова и от души простила Улевича, оценив его безусловно честное отношение к ней. Несмотря на всю тяжесть предъявленного к Улевичу обвинения в покушении на Сергееву, в его действиях, по мнению защиты, скорее содержится лишь признак известной 38 статьи уст. о нак. — нарушение общественной тишины и спокойствия. Присяжные заседатели должны не карать подсудимого, который сбился с пути под влиянием чувства, порабощающего и более сильные души, а, напротив, помочь ему снова выбраться на честную, трудовую дорогу.
Присяжные заседатели совещались не более пяти минут и вынесли Эдуарду Улевичу оправдательный вердикт.
В зале посыпались громкие аплодисменты. Когда присяжный поверенный Карабчевский вышел в коридор, ему была устроена восторженная овация со стороны публики.
ПРЕСТУПЛЕНИЕ В МЕНЯЛЬНОЙ ЛАВКЕ
Зимой 1899 года на Невском проспекте было совершено крайне дерзкое по своей обстановке преступление.
27 января, в 3 часа пополудни, в меняльную лавку купца И. Гарунова зашел прилично одетый молодой человек. Хозяина в это время не было, и в лавке оставался только его подручный — мальчик Добров.
— Что вам угодно? — спросил мальчик.
— Да вот хотел бы купить облигации Санкт-Петербургского кредитного общества в 1 000 рублей. Я подожду, пока хозяин вернется, — ответил незнакомец.
Прошло несколько минут.
Незнакомец имел угрюмый, сосредоточенный вид и искоса посматривал на Доброва.
— Дайте мне, пожалуйста, конверт для письма, — попросил он вдруг.
Мальчик стал искать на прилавке чистый конверт, но нашел только со штемпелем.
— Других конвертов нет, — сказал Добров и захлопнул ящик прилавка.