Претендент на царство

В окошечке кассира-оператора я увидел — о, Боже! — я узрел антиквара Базлыкова. Он был одет в униформу цвета маренго, отделанную серебряной окантовкой, с зелёным нагрудным знаком и теми же самыми буквами — О. Р. Д.

Мы смотрели друг на друга неверяще, растерянно. В этот ранний час на автозаправке не было никого, кроме нас, да и шоссе оставалось пустынным. «Здрасте», — наконец выдавил я. Он ответствовал: «Приветствую вас». Я молча расплатился и ещё раз вопросительно взглянул на него. Он молчал. Я заправил машину и уже собрался уезжать, как Базлыков выскочил из своей конторки.

— Неужели нам не о чем поговорить? — вымученно улыбнулся он.

— Однажды мы с вами столкнулись в Городце Мещерском, но вы даже не захотели меня узнать. Тогда я решил, что вы не желаете больше поддерживать знакомство.

— Было такое. И сделал это умышленно, — подтвердил он откровенно, по-военному чётко.

— Отчего же так?

— Не хотел, чтобы нас засекли.

— Чего же боялись?

— Долгая история.

— Это ваша заправка?

— Нет, не моя.

— А чья же? Неужели господина Силкина?

— Не совсем. Но зарегистрирована на его имя.

— Странно. Ну ладно, а вы-то как здесь оказались?

— Предопределено судьбой.

— Судьбой, или тем же Силкиным?

— Думайте, как хотите.

Мы опять недоверчиво, внимательно осмотрели друг друга: он к тому же — крайне настороженно, а я — всё с тем же подозрительным недоумением.

— Отгоните машину к «Шиномонтажу», — торопливо предложил Базлыков. — И заходите ко мне. У нас ещё есть время поговорить.

— У меня всегда найдётся время, — ответил я.

— Не будем его терять, — нервно заметил он, тревожно оглянувшись по сторонам.

В своей несгораемой конторе, изнутри ощущаемой как бункер, он усадил меня к фасадной стене, наверное для того, чтобы из окошечка никто не углядел. Во всех его действиях угадывался тревожный испуг, если не сказать больше: едва преодолеваемый страх.

— Вы едете в Гольцы? — сразу ошарашил непредвиденным вопросом.

— С чего вы взяли?! — изумился я.

— Простите. Знаете, если в детстве ошпаришься, так потом всю жизнь на холодную воду дуешь, — жалковато усмехнулся он.

— Как вы всё-таки здесь очутились? Ведь большие деньги крутятся. Вам теперь Силкин доверяет?

— Всё по той же причине, — глухо ответил он. — Вы зря на меня сердитесь. Я ведь вас спасал.

— Меня спасали?! — вновь изумился я. — От кого? От чего?

— От того же самого Силкина. От мстительного Пупыря.

— Кто такой Пупырь?

— Ах! Да наш общий знакомый.

— Господин Силкин?

— Да, да, — нервничал он.

— Значит, теперь вы всё-таки у него служите? — упрямо настаивал я.

— Формально у него, а по существу нет: у Ордыбьева.

— Однако Пупырь — подходящая для Силкина кличка, — снисходительно заметил я. — И по внешнему сходству, и по наглой пройдошливости.

— Не совсем так, — мягко возразил Базлыков. Он принялся объяснять. Оказывается, кликуха Пупырь возникла совершенно по иной причине. Пользуются ею лишь в очень узком кругу. Поэтому лучше сразу забыть, заметил он. Приклеилась она к Силкину оттого, что он патологически ненавидит «интилихенцию» и «офицерьё». И тех, и других он презрительно именует «пупырями», исказив понятие «пуп земли». Так вот, в насмешку всесильный Ордыбьев окрестил и его самого Пупырём.

— Что ж, — сказал я, — презрение господина Силкина к интеллигенции я испытал на собственной шкуре, но к военным-то отчего у него неприязнь?

— Э-э, видно, в армии сурово повоспитывали.

— Что ж, я отлично помню, как он изощрялся, унижая вас.

— Тогда были цветики, ягодки потом…

Он рассказал, что вскоре после позорного выстрела из «пистоля Дантеса» Силкин потребовал от него выкуп в десять тысяч долларов. Но у него и деревянных– то не было, потому что тогда во всю шло строительство дома. Он решительно отказал. «Ну, смотри, сгноим тебя», — пообещал тот.

На Базлыкова по наводке Силкина завели уголовное дело. Молодой откормленный следователь по фамилии Нечкин из кожи лез вон, чтобы упрятать Антиквара в зону. Всё перевернули с ног на голову: мол, незаконное хранение оружия, попытка ограбления. Будто бы он, Базлыков, угрожая пистолетом, требовал от уважаемого Семёна Ивановича Силкина десять тысяч баксов, пытался стрелять в него, но ловкий Семён Иванович сумел перехватить руку рецедивиста-грабителя, натасканного на убийствах в Афганистане, и направить выстрел в потолок.

«Афганскому монстру» продажный следователь шил минимум восемь лет, а удачливый предприниматель Семён Иванович Силкин ходил в героях и всем клятвенно обещал этого «сра…. офицеришку», этого «штыря вонючего», этого «пупыря в погончиках» упрятать за колючку, где его братва сначала опустит, а уж потом вертухаи сгноят.

Так бы и было, мрачно изливал душу Базлыков. Лицо его буквально за какие-то минуты осунулось и посерело, глаза ввалились и из тёмных впадин сверкали сухой яростью. От унизительных воспоминаний у него сводило скулы, и многие фразы он не мог договаривать до конца.

Особенно подлым и гадким в беспределе подонистого наговора было то, что сыто-надменный гражданин следователь лихо превратил двух силкинских охранников в свидетелей, и дело, таким образом, получилось безукоризненно состряпанным. Но ведь существовал и третий свидетель, то есть я, — нежелательный. Силкин лично пригрозил Базлыкову, что, если этот «гов….. интилихентишка» объявится, то его непременно пришьют. Тяжко вздохнув, он произнёс:

— Не поверите, но три года, пока тянулась стройка, вы меня спасали. — И, помолчав, добавил: — Тем, что оставались инкогнито. А я, в общем-то, оберегал вас.

III

От Надежды Дмитриевны Ловчевой я знал о посмертном ограблении матери Силкина, и потому чувствовал, что Базлыков не договаривает нечто важное.

— И всё-таки, Николай Рустемович, с чего это вдруг Силкин заломил такую бешенную сумму? — спросил я. — Почему он предъявил вам такие невыполнимые требования?

Базлыков сумеречно молчал. Ему, по-видимому, не хотелось раскрываться до конца: ведь и пистолет, и икона, и всё прочее украденное по праву наследства принадлежало Силкину. Потому-то он и наезжал на Антиквара наотмашь, желая прямо-таки затоптать ненавистного «штыря».