Превосходство Пробужденного. Том 3

Надо лишь придумать что-то, что сделать с руководством этой школы. Георгий Александрович стал опасной фигурой. Но он может быть лишь исполнителем… Нужно выкосить эту угрозу в корне. Удивительно, но Исталов не остановило даже то, что я супруг Зерусы из Вальтов. Интересно, как бы они всем объяснили мою смерть? Уверен, придумали бы убедительную историю… Мол, сошел с ума, выпрыгнул из окна и сломал себе шею. Не такой уж я сейчас и важный, чтобы кто-то за меня впрягался. Разве что магнара бы это расстроило. Но Георгий Александрович не знает о наших с ним делах.

Может это и правда магнар меня и спас? Хотя очень сомнительно, что он переоделся в стража и устроил всем геноцид. Может это его слуга? Или он взял под контроль одного из стражей?

Потрещав с бомжами еще часок о тяжелой жизни и потери зрения из-за паленой водки, я включаю телефон. Как и думал, пропущенных хватает. О, даже от Георгия Александровича. И что он хочет мне сказать? Типа, извини, бро, что-то на меня нашло. Возвращайся, мы договоримся.

Еще через пять минут звонит неизвестный номер. Кто это, догадаться несложно. Я уже заметил подъехавший на парковку большой белый лимузин.

Теперь момент истины. Стоит ли мне ехать к Вальтам после случившегося? Уверен, они уже все знают. И как бы мне не оказаться в другой клетке. И уже не такой золотой.

Ладно.

На случай, если они будут шалить, у меня есть один очень весомый козырь. Вот они будут удивлены.

Коварно, улыбаюсь, сбрасываю вызов, прощаюсь с бомжами, иду в сторону лимузина.

Мы еще повоюем…

Глава 20. Игры с огнём

Уже собираюсь уходить, как один из бомжей корчит миловидное выражение на заплывшим от алкоголя лице:

— Друг, а еще дай пятачок, а…

Пятачок — это пять долларов. Рублей у меня нет, приходится расплачиваться за одежду забугорной валютой, неплохо так переплачивая. А в обменники соваться опасно.

Замираю на мгновение, перебарывая желание посоветовать бомжу пойти поработать не только вымогателем тележек у торговых центров, но и грузчиком или кладовщиком. Руки ноги есть. Голова вроде тоже. За триста лет так и научился понимать таких существ. Но они неплохо исполняют свою роль за чарку крепкой сивухи. Иногда готовы на всё ради нее. Недооценивать пользу бомжей будет только глупец.

— Дам, если проверишь вон ту машину. И ни слова про меня. Просто загляни в окошко и разведай сколько там людей, во что одеты, как рожей вышли… Ну ты понял.

Заплывший мужик с охотой выполняет простецкое поручение. Подходит к лимузину. Вижу, как тонированное окно опускается. Бомжу что-то говорят, он сутулится, сдувается, возвращается.

— Там это… брат. Люди… это… неприятные…

— Сколько?

— Вроде, двое… Два мужиков и водила… все из себя…

М-да, красноречиво.

— Что тебе сказали?

— Я говорю мол… давайте фары протру, а они говорят — не надо и смотрят так… мне быстрее уйти захотелось… А еще это…

— Что?

— Тебе привет передают.

Заметили, значит. Ясно. Хмыкаю:

— А ты им от меня передал привет?

Бомж ступорится:

— А надо было? Так я это… вернусь, передам.

— Хватит тебе! — возмущается другой бомж. — Давай я передам, парниш. Тоже за пятак.

— Не надо, — передаю купюру. — Ты лучше отнеси вот эту записку по адресу — там написано. Предупреждаю, там для тебя ничего интересного. Доставишь — тебе дадут еще пятьдесят. Скажешь, я велел. Вскроешь письмо — убью. Понял?

Видимо в моем взгляде что-то читается, поэтому бомжи синхронно сглатывают, а самый смелый из них принимает сложенный листок, кивает.

Он точно доставит. А я точно знаю, что люди из лимузина видят передачку.

Молча отхожу от пропахших интеллигентов и иду к лимузину, не обращая внимания на разразившуюся вдруг за спиной драку двух бомжей за неожиданную прибыль. Третий, с письмом, уже свалил.

Судя по звуку, десятку все-таки порвали. Да не достанешься же ты никому.

Не глядя сажусь в машину на заднее сидение. Комфорт, тепло, роскошь. Салон автомобиля представляет собой целую однушку за МКАДом. Только с евроремонтом.

Никто не здоровается. Трогаемся… едем в тишине.

* * *

Время: 20:00

Гостиная имения Эдвайсов больше, чем у Хидана Мацуо раза в три. Потолки такие высокие, что огромные хрустальные люстры такими же огромными уже не кажутся. Повсюду картины маслом каких-то обнаженных дев и мраморные скульптуры. Один только диван, на котором я сижу, стоит как небольшая квартира в Подмосковье.

Разумеется, я жду. Вот уже двадцать минут просто сижу и рассматриваю интерьер. Наконец-то одна из дверей открывается, входит пожилая леди в строгом черно-белом наряде. Волосы собраны в пучок на драгоценной заколке. На лице столько морщин, что можно сразу сказать, что лет ей под девяносто, не меньше. Что удивительно, в эпоху пластической операции. Специально что ли не молодится? При этом она держится ровно, идет бодро. Старая леди обмахивается веером и, не глядя на меня, проходит мимо. Скрывается за другой дверью.

Ну окей, я не гордый. Понимаю, что надо мне показать свое место. Как я понял, тут так принято. Статус — всё. Который на самом деле не стоит ничего.

Откидываюсь на диван, закрываю глаза. Тренирую технику концентрации. Сгущение мыслей — так она называется, если переводить с языка Альвов.

— Ты очень расслаблен для человека в своем положении.

Открываю глаза. Не уверен, сколько времени прошло, но теперь старая леди сидит напротив меня, обмахиваясь веером. На лице никаких эмоций. Разве что небольшое любопытство и что-то вроде нетерпения. Показывает, что я лишь маленькое звено во всех ее важных делах и ей хочется поскорее от меня избавиться.

Встаю, поправляю рваную и грязную рубаху, кланяюсь, как положено по этикету Вельтешафт. В том, кто передо мной, сомневаться не приходится.

— Леди Эдвайс, очень приятно лицезреть вас. Благодарю за приглашение и прошу прощения за свой внешний вид. День выдался непростым.

Стараюсь сохранить серьезное выражение лица. И вроде бы получается.

— Брось, мальчик. Я не в том возрасте, чтобы польститься на такое. Мне это скорее надоело и уже раздражает. Но рада, что ты не лишен манер. Мне говорили об обратном. А твой внешний вид мне безразличен. Я знаю, почему он такой.

Сажусь, слегка улыбаюсь:

— Злые языки, леди Эдвайс. Не слушайте их. О манерах я знаю больше многих.

Чуть помолчав, она спрашивает:

— Ты веришь в звезды, мальчик?

Стоит признать, но в глубине душе, мне нравится, что трехвекового Альва называют мальчиком. Есть в этом что-то… такое. Будто я очень хорошо замаскировался. Обижаться на такое — удел недальновидных.

Ну хорошо. Тут о звездах же решили поговорить. Других тем нет, надо напустить загадочности и мудрости. Ладно, подыграю: