Превратности любви

— Однако вы так пылко рассуждали… — протянула Фабиана. — Неужто это была просто игра ума?

— Не совсем. Я высказал свое истинное мнение, но требовать особого к нему внимания или чтобы его восприняли всерьез, я нисколько не желаю.

— А я все же восприму его серьезно, — вдруг сказала Софья. — Вы позволите?

Удивленный и, сам не зная отчего, обрадованный, Тургенев ответил:

— Вы окажете мне честь подобным вниманием, Софья Николаевна.

Фабиана, отвернувшись, усмехнулась, но ничего не сказала.

Гуляя по Неаполю и окрест, Тургенев мог вполне оценить знаменитый вид на город с дороги Позилиппио, когда Неаполь открывается весь, раскинувшись полукругом вдоль берега моря. Легкие паруса мелькали перед ним над водой, в дымке прятался Везувий, а одинаковые квадратные дома, с одинаковыми черными окнами, перемежались зеленью деревьев. Вдали белел античный храм, и яркое солнце с беспощадной ясностью демонстрировало город любопытному путнику.

Но Тургенев редко теперь гулял в одиночестве. Дамы, которых он взялся сопровождать, претендовали на его свободное время, и он не противился этому. Все то время, что он путешествовал в одиночестве, ему как раз не хватало общества и именно такого легкого и простого, дружеского разговора. И синьора Фабиана, и Софья Николаевна воспринимали его присутствие с благодарностью, так, если бы он был их родственником или старым знакомцем. С упоением они обсуждали путевые впечатления, с жаром спорили о красотах природы и разнообразных достопримечательностях, с юмором отмечали местные нравы и, безусловно, наслаждались путешествием.

В Неаполе дамы обзавелись новыми знакомствами, стали выезжать по приглашениям, в театр, на прогулки. Александр часто сопровождал их, особенно на прогулках. Конечно, у графини теперь появилась масса поклонников, и все наперебой старались составить ей компанию, но Фабиана предпочитала общество Тургенева. Притом она не имела относительно него никаких планов и не питала никаких надежд. Однако она видела, какой интерес их знакомый питает к Софье, да и девушке, казалось, Тургенев нравился. Между ними было огромное препятствие, почти непреодолимое, но разве что-то может остановить приятное общение, восхищение талантами милого собеседника, его приятной внешностью, любезным обхождением?

Фабиана, правда, иногда терялась в догадках: отчего Тургенев остается столь долго в Неаполе? Почему не следует за своей женой? Но его частые отлучки и одинокие прогулки по городу наводили ее на мысль о том, что жена Тургенева должна быть где-то в городе, и он, зная это, ищет ее.

Ее любопытство также было задето обстоятельствами разлуки Тургенева с женой. Почему она уехала? Она сбежала, как предположила уже однажды Фабиана? Но отчего? Тургенев вовсе не производил впечатление деспота, жестокого человека или человека, страдающего какими-либо тайными пороками. Что-то тут было не так. Быть может, жена его сбежала с другим?

Фабиана, долго жившая при дворе, знала массу подобных историй и для нее не были тайной разного рода отношения между мужчиной и женщиной. Здесь она предполагала адюльтер со стороны госпожи Тургеневой и в таком случае сочувствовала Александру. Но с Софьей она ничего не обсуждала. Ее приятельница была особой романтической, как Фабиане казалось, и не понимающей многих светских интриг. Откуда Фабиане было знать, что подвигло Софью на отъезд из дома? Поэтому, оберегая незнание своей подруги, Фабиана молчала по поводу своих догадок. Соня же почти никогда ничего не предполагала относительно Тургенева и никогда не задавала никаких вопросов.

Самым любимым местом для прогулок у нее сделалась набережная Мерджелина. Пешком, а чаще в коляске, проезжали они по ней. На набережной, украшенной большим распятием, всегда толпился народ. Вокруг, близ домов и у самой воды, играли дети, болтали бедно одетые женщины в платках или тюрбанах. Здесь же были и полуодетые бродяги, лениво лежавшие прямо на земле под палящим солнцем, и местные мужчины в соломенных шляпах или по преимуществу в красных колпаках, в штанах, закатанных до колена, но при этом в жилетах, фраках, галстуках и совершенно босых на горячем песке. И многие праздно сидели или лежали на берегу или беседовали друг с другом. Все, казалось, были заняты, но никто ничего не делал. Да, на этакой-то жаре не то что делать что-либо, но порой и двигаться было совершенно невозможно! Рядом белели дома, поднимаясь по горе над морем, лодки вольно скользили по воде залива. А ночью на берегу люди жгли костры и собирались вокруг них…

Фабиана свела тесное знакомство со многими русскими, а также с семейством графов Чиано, испокон веку обитавших в Неаполе. Граф Мауриццио Чиано часто устраивал у себя праздники, приглашая всех на свою виллу Rosa, прекраснейший памятник старины, возведенный еще в XVI веке архитектором Скамоцци. Вилла недаром имела такое название: весь сад ее был заполнен розами разных размеров и цветов. Они цвели с весны до осени и наполняли атмосферу виллы непередаваемым ароматом. Словом, все было именно так, как однажды верно заметил поэт:

Свет лазурный, томный ропот Чуть дробимыя волны, Померанцев, миртов шепот И любовный свет луны… Упоенье ароматов И цветов и свежих трав И вдали напев Торквата Гармонических октав… [13]

Граф Чиано с удовольствием оказывал внимание двум вновь прибывшим путешественницам и их спутнику и, как и прочих, часто приглашал на свои праздники. На одном из маскарадов, когда Фабиана кружилась по залу, компанию Софье составлял Тургенев. Здесь, за границей, в кругу иностранцев и даже в кругу соотечественников нравы делались как-то проще. И что, безусловно, осудили бы на петербургском балу, здесь воспринималось по-другому.

13

Кукольник Нестор Васильевич (1809–1868) — русский писатель и поэт.

Софья под руку прогуливалась с Тургеневым по замечательному розарию. Оба были в масках и костюмах, как нынче и требовалось. Граф устроил танцы исторические, как он их называл, и все гости были одеты согласно моде чуть не трехсотлетней давности, как первые обитатели виллы Rosa.

Сначала Софья и Александр танцевали с разными партнерами, но затем Тургенев пригласил Софью, и два танца кряду протанцевал с нею. Прелестная простота итальянских нравов весьма способствовала свободной беседе и естественному, без ложного стыда и жеманства, поведению. Взаимное увлечение молодых людей тут меньше бросалось в глаза, чем это расценили бы на петербургском балу. Легкая и откровенная беседа, блеск глаз, тур вальса — и вот уже оба почти потеряли голову. Но все же это был маскарад, по законам которого ничто не осуждалось!

Тургенев хорошо танцевал, но вообще балы не жаловал, хотя и почитал своим долгом на них бывать. Теперь же, держа в своих объятиях Соню, он вдруг осознал, чего бы лишился, ежели бы случай не свел его именно с нею. Так весело, слившись со всеобщим праздником, ничем не отличаясь от приглашенных, ему давно уж не бывало так радостно. Они кружились по зале, наслаждаясь каждой музыкальной фразой, каждым моментом танца.

Софья быстро устала, в то время, как Фабиана кружилась, не зная устали, Соня уже сидела, наслаждаясь отдыхом. Тургенев отправился за водой для нее, а она предалась размышлениям.