Превратности
Шрифт:
О чём мечталось теперь, чего не хватало Адаму и Мии? Не было у них уже общей мечты, как раньше: построить свой дом и иметь достойную работу. И то и другое давно осуществилось. Теперь ему хотелось быть ещё более известным и успешным, слыть на всю страну самым профессиональным и принципиальным юристом (таким и был на самом деле). Мия радовалась своей работе, прекрасным отношениям с людьми. Но ей по-настоящему не хватало радости материнства, домашней сутолоки младших и старших – любимых и любящих детей, если не своих, то хотя бы родственников. Ещё она хотела, чтобы приходили гости, как в родительский дом в Уппсале, где собиралось по двадцать человек, где всегда было интересно, весело. После застолья танцевали, играли в карты, придумывали разные поездки, пикники. Это невозвратно ушло. Адам последние годы стал совсем нелюдимым. Раньше кое-кто из знакомых
Недалеко от Адама и Мии была ферма, где они брали свежие яйца и парное молоко – это напоминало Мии детство, когда они с родителями уезжали в пригород и проводили время на природе в деревне. Семья фермеров, особенно Лиз, молодая, но уже многодетная мать, была симпатична Мии. Иногда при встрече женщины разговаривали, вспоминали счастливое детство с любящими родителями, печалились, что эта часть жизни ушла навсегда. Лиз – сирота. Её родители – хирург и медсестра – летели в Перт в непогоду по вызову на срочную операцию, и самолёт потерпел катастрофу. После их гибели она жила с бабушкой, которая рада была сбыть с рук внучку, выдав её за фермера, как только та стала совершеннолетней. А девушка мечтала о другой жизни.
Лиз большей частью горевала о своей судьбе, но иногда и радовалась не столько супружеской жизни, сколько материнству, она любила своих детей. Так и прожила тринадцать лет, непрерывно рожая и заботясь о малышах. Она устала рожать одного за другим и вести большое хозяйство. Ей стало неинтересно и тяжело так жить. Родив шестого ребёнка, она заболела. Узнав, что послеродовая лихорадка сулит ей скорую смерть, Лиз молила Бога не о себе, чтобы выжить, а о том, чтобы дети оказались под присмотром доброй и умной женщины, и чтобы Дин не спился.
Дин – хороший хозяин, фермер, но не ровня жене: он даже читал редко, не то чтобы размышлять о возвышенном, как Лиз. Ни в библиотеке, ни в музее не бывал отроду, как, впрочем, и другие земледельцы и скотоводы. Он из рода фермеров, где основное – это земля и скот. Этим жили несколько поколений уже более ста лет и хорошо умели вести своё хозяйство. Его родственники тоже трудолюбивы, бережливы, в общем, о них ничего больше не скажешь, даже если захочешь найти нечто выделяющее их из своей среды. И Дин – обычный труженик, как будний день с рутинными делами – такой, как все, только выпивать любит больше других. Он хорош собой – первый парень на селе – так бы характеризовали в округе. Высокий, статный, светловолосый, голубоглазый. Его жену считали везучей: лучший парень достался, да ещё и дети все в него пошли. И вот теперь он вдовец с таким детским садом.
Мия, узнав о трагедии в семье фермера, сразу пришла помочь. Поспособствовала получить муниципальную помощь, о чём Дин и не подумал бы сам. Стала навещать детей, так сильно страдавших после смерти мамы. По-прежнему покупала у Дина молоко и приносила детям гостинцы. Адам поначалу нормально принимал такое участие жены в горе семьи, но позже, когда визиты Мии стали чаще обычных, он забеспокоился и потребовал закончить столь тесное общение с фермером и его детьми. Мия не восприняла его слова как серьёзное предостережение и продолжила ходить на ферму, лишний раз не упоминая об этом. Она уверяла себя, что ходит именно к детям, Дин, их отец, тут ни при чём. Дин ей был, пожалуй, приятен, но она им не увлеклась по-настоящему, хотя между ними была взаимная симпатия мужчины и женщины – может быть, довольно опасная в такой ситуации.
Мия всегда хотела детей, но Адам был против, имел на то основания: некие генетические предрасположенности настораживали его. Жена приняла его доводы, согласилась, но тяжело переживала бездетность. Теперь Мия была счастлива тем, что даёт шестерым детям любовь, и тем, что они её не просто любят, а превозносят, боготворят. Она успевала в короткие визиты поиграть с ними, что-то интересное рассказать, и конечно, угостить. Жаль, что надо было скрывать эти сердечные отношения от мужа. Она частично заменяла им мать, хотя и виделись всего-то раз или два в неделю на короткое время, но душу она вкладывала в каждого, и дети её ждали, обнимали, целовали. Как тяжело было расставаться с весёленьким детским роем и бежать через буш обратно домой, не делиться радостью с мужем из-за его сложного характера и недовольства её связью с этим семейством. Но и Адама можно было понять: чувствовал опасность потерять свою жену, ревновал. И оказалось не напрасно. По прошествии нескольких месяцев после ухода из жизни Лиз Дин стал оказывать особые знаки внимания Мии. Мия пребывала
в таком счастливом состоянии близкого общения с детьми, что не заметила сама, как стала отвечать Дину взаимностью. Наверное, ощутила давно желанное чувство полноценной семьи, любви к детям и их ответного искреннего чувства к ней. Начался роман. С её стороны не страстный, скорее, это был ответ на его нежные ухаживания, а к такому душевному теплу она не привыкла. Дин был поистине разгорячён страстью к давно желанной им женщине. Она не только восхищала его красотой и весёлым нравом, но привлекала как хорошая мать и жена – в этом он всё больше убеждался. Так прошло три месяца влюблённости, когда Мия начала прозревать и понимать, что такие отношения следует прекратить. Всё же это был совсем не подходящий ей человек, к тому же ей просто стыдно. Нашла слова, подключив разум, и поставила Дина перед фактом: будет приходить только к детям, а он пусть найдёт себе женщину, благо желающих заполучить такого парня было много. И, кажется, получилось. Со временем Дин восстановил отношения с давней подружкой, а Мия спокойно продолжила навещать детей – та напасть, точнее, дурман быстро рассеялся.Мия шла через буш с корзиной гостинцев для детей. Приготовила сама мясные пироги, клубничное варенье и собрала ягоды в своём саду – эти гостинцы дети обожали. Тропа была ей хорошо знакома – вдоль ручья, куда часто приходили напиться кенгуру. Мия сейчас и сама напоминала осторожного зверька: оглядываясь, пробиралась тайком, чтобы никто её не видел. Она никогда не ходила к Дину через город, всегда тайными безлюдными тропинками. Не дай Бог, муж прознает про её продолжающиеся посещения детей. Он же предупреждал, чтобы не ходила. Адам ревнив и в ревности способен на страшное.
Уже у самого дома Дина ей повстречалась знакомая и пообещала позже заглянуть к Мии за цветами. Так и сделала, только вот Мия ещё не вернулась. Приятельница, не по злому умыслу спросила Адама, не пришла ли Мия от Дина. Адам виду не показал, что удивлён, ответил вежливо и ушёл в дом.
Мия, ничего не ведая, вернулась в прекрасном настроении и увидела в гостиной Адама с ружьём, нацеленным на неё.
– Встань к стене. Клянись, что никогда не пойдёшь к фермеру и его детям, поставишь точку в своём «шефстве». Будешь жить со мной прежней замужней жизнью до конца дней.
– Адам, у меня нет отношений с Дином, и их никогда не будет. Но я жалею детей, привязалась к ним. Позволь мне иногда их навещать не тайно, я буду тебе всё рассказывать.
– Я не верю тебе и терпеть твои бесстыдные двусмысленные визиты к вдовцу не намерен. Клянись, или ружьё выполнит своё предназначение.
– Я не буду клясться. Стреляй!
– Э, нет! Если ты думаешь, я тебя убью, ты ошибаешься. Не выполнишь требования, пеняй на себя. Я убью детей, а ты будешь весь остаток жизни винить только себя в гибели невинных деток. Мне терять нечего, я и в тюрьме смогу думать, а больше мне от жизни ничего не надо. Решать тебе. Я своё обещание сдержу, ты меня хорошо изучила.
– Твоя взяла. Согласна. Клянусь, что не буду ходить к фермеру и его детям. Как обещала, проведу оставшуюся жизнь с тобой.
Ружьё было отправлено в сундук, муж и жена разошлись молча по комнатам. Жизнь продолжилась уже в другой тональности. Мия попросила ту же приятельницу – виновницу инцидента – всё в деталях рассказать Дину. На этом закончились её посещения сирот. Но каждый раз, выезжая в другие города по работе, Мия посылала посылки и денежные переводы семье Дина, писала детям открытки к дням их рождений и другим праздникам. Это оставалось в тайне от всех: на посылках Мия указывала чужие адреса.
Регулярная помощь, забота Мии о детях длилась года четыре, пока старшие братья-близнецы не стали подрабатывать и помогать отцу. Тогда же к ним приехала из Манчестера двоюродная сестра Лиз. Она стала вести хозяйство и воспитывать детей. Это всем облегчило жизнь: дети хорошо приняли свою тётю Мэри, выглядели ухоженными, вновь почувствовали женскую ласку и любовь. Семейный уклад приходил в норму. Мия, наконец, испытала облегчение.
Дома же всё оставалось, как было. Ружьё покоилось в резном эстонском сундуке. Наверное, ждало своего часа. Этот сундук с его грозным содержимым был, как часовой на посту: не допустит чужого вторжения в личную жизнь, предотвратит опасность, ответит на удар, если понадобится. Он стал необходим Адаму особенно после первого покушения на благополучие его семьи со стороны фермера. Так до сих пор он считал: фермер покушался на его Мию, а она, добрая душа, не понимала серьёзности намерений «захватчика».